Зеленые созвездия (СИ) - Белов Алекс Владимирович - Страница 62

• Предыдущая
• 62/76
• Следующая

Я вспоминаю, что не ел с самого утра. Надо бы перекусить, не хотелось питаться силами Природы, которой и так сейчас нелегко.

Меня замечает Повелительница Воздуха, чьё имя я до сих пор не знаю. Она, кажется, единственная не принимает участия в дискуссии. Расхаживает вокруг с чашкой кофе и задумчиво скользит взглядом по стенам палатки. Увидев меня, она улыбается и подходит.

— Спасибо. Ты молодец. Спас нашу девочку.

Нашу девочку? Ах, да. Лира же ребёнок воздуха.

— Пожалуйста, — киваю я. — Как она? Как Женя?

— Оба в порядке. — Повелительница Воздуха нежно кладёт свободную руку мне на плечо. — Женя ещё без сознания, но жить будет. Лира сейчас отдыхает. Она хочет тебя видеть.

— Зачем? — хмурюсь я, хотя вся моя сущность рвётся к ней.

— Наверное, хочет поблагодарить своего спасителя, — улыбается женщина, а потом добавляет: — Третья палатка справа. Беги скорей.

Я думаю ещё несколько секунд, потом выскальзываю из палатки. Огибая бегающих туда-сюда ребят, целенаправленно вхожу в третью. Это близнец той палатки, что выдали мне: кровать и небольшое пространство перед ней, да ещё деревянный шкафчик зачем-то. Больше ничего нет, даже стульчика. Я не знаю, как сюда притащили кровать, но именно она передо мной, вместо раскладушки, и на ней, накрытая по пояс, лежит Лира. Поверх белого платьица, на ней распахнутый вязаный жакет. На огромной подушке покоится голова, чуть наклоненная вбок. Задумчивые глаза смотрят на меня, и девочка улыбается.

Она прекрасна. Вроде бы обычная девчонка, как и все остальные, но именно её лицо, спящее, преследовавшее меня ещё со времени кораблекрушения, заставляет моё сердце биться чаще.

— Никита, — произносит она, будто пробует имя на вкус.

— Привет, — хмуро произношу.

— Спасибо, что вытащил меня.

— Да, пожалуйста, — пожимаю плечами. — А теперь… мне можно идти?

Лира немного отодвигается, освобождая угол кровати, и приглашает:

— Садись.

Нет, у меня нет времени, что она ещё задумала? Я подхожу и сажусь.

— Ты же водный? — она так пристально вглядывается в мои глаза, что становится неловко, но я не отвожу взгляд. Мне нравится. Я хочу, чтобы она и дальше смотрела в меня, как в книгу.

Её сущность, словно сущность Катьки, тянется к моей, обвивает её щупальцами.

(…женское начало — это целостность…)

— Я универсал воды, — немного с гордостью говорю.

— А я — универсал воздуха, — улыбается Лира. — Сколько лет меня не было? — тихо спрашивает она.

Я теряюсь. Ей должны были рассказать всё, или же нет? Поэтому спрашиваю:

— Тебе ничего не объяснили?

— Тёмный опять идёт, — говорит Лира. — Завтра или послезавтра он придёт, и я единственная, кто умеет коллапсировать. Это всё. Какой сейчас год?

Мне страшно открывать девочке истину, но я тихо выдавливаю:

— Две тысячи тринадцатый.

Лира замирает, а потом смотрит в потолок и совсем как ребёнок, увидевший гигантское мороженое, произносит:

— Огооо. Меня не было сорок девять лет.

Мне опять неловко. Наверное, надо что-то сказать, но ни одно слово не приходит на ум. Я боюсь, вдруг Лира начнёт плакать. Вглядываюсь в тёплый мрак палатки, стараясь разглядеть её лицо. Вроде не плачет. Я даже не пойму, грустно ей или нет, аура у неё какая-то бесцветная. Поэтому я снова спрашиваю:

— Ты расстроена?

— Я… — Лира смотрит на меня. — Не знаю. Я пока ничего не знаю. Всё в голове перемешалось. — Как я её понимаю. И вдруг она говорит что-то такое, от чего мне становится очень тепло: — Ты только не уходи. Одной страшнее всё это осознавать.

Всё как у меня недавно.

— Не ухожу. Я здесь, — говорю, и теперь меня выгонят из палатки только либо метлой, либо если Лира сама попросит.

Она протягивает ко мне ладошку.

— Дай мне руку, — просит.

Я смело пододвигаюсь и сжимаю её пальцы. Ладонь у неё горячая и влажная.

— Так лучше, — улыбается Лира. — Расскажи о себе.

— Я… в общем… — Что мне рассказать о себе? Она ждёт хорошей истории, а у меня ничего хорошего не было в последнее время. Не рассказывать же девочке в таком состоянии о смерти матери или — упаси Боже — как я срубил Каштан. — Я был недавно в кораблекрушении! — восклицаю я. — Представляешь, три дня один в море плыл. Ни еды, ни воды.

— Тебя должно было Море питать, — отвечает Лира. — Ты же водный.

— Тогда я был не водный, — улыбаюсь я. — Тогда я был просто… просто Никита.

И вдруг у Лиры улыбаются не только губы, но и глаза.

— А как же ты выжил?

— Так я тогда и стал зелёным, — отвечаю. — От стресса, наверное.

Лира вздыхает:

— А мои родители, наверное, уже умерли.

— Наверное, — киваю я, и замечаю, что поглаживаю её пальцы. Думаю и добавляю: — Моиумерли.

— Я догадывалась, — кивает девочка.

— Как? Откуда?

— У тебя сущность такая. Потерянная и одинокая.

Я смотрю на неё, и уже хочется плакать мне. Мы с Лирой теперь двое сирот здесь в лагере.

— А ты мне снилась, — говорю я. — Как раз тогда. В день перед кораблекрушением. В Украине. Во сне ты спала в тёмном круге.

— Это доказывает, что в Природе всё взаимосвязано.

— Ты о чём? — не понимаю я.

— Я думаю, что давно уже было предопределено, что именно ты вытащишь меня.

— А ты… — запинаюсь, потому что следующий вопрос кажется мне очень-очень глупым, но я его уже начал. — Ты видела меня во сне?

— Не знаю, — печально пожала плечами Лира. — Мне показалось, что я только вчера уснула, а потом ты уже тащишь меня на поверхность…

Так разговор ни о чём увлёк меня, засасывая всё глубже и глубже, как водоворот.

Нас прервал Володька, вбежавший в палатку.

— Вот он ты где, — выпалил он. — А я тебя ищу тут, ищу. Как ты себя чувствуешь? — спросил он Лиру.

Взгляд Володьки скользит по нашим ладоням, и я тут же выпускаю руку Лиры. Стараюсь думать, что она просто девчонка… ну… пусть, с которой и не надо воевать, но всего лишь девчонка. Непонятный такой организм со своимиприбабахами.

— Я нормально, — отвечает Лира. — Никита мне всё рассказал.

— А у нас проблемы! — всплескивает руками Володька. — Никто не может понять, что произойдёт завтра и послезавтра. Врата открываются по максимуму завтра, а буря — послезавтра.

Я хмурюсь.

— Может, Тёмная Сила планирует прийти послезавтра по минимуму.

— Издеваешься? — хмыкает Володька.

— Не в его стиле, — усмехается Лира, и её голос сквозит металлической холодностью.

— А как Женька? — спрашиваю я.

— Он живой, — Володька садится на землю по-турецки и зевает. — Ещё поздно уже. Спать охота. А весь лагерь ломает голову.

— Можем и мы поломать, — говорю.

— Не, надоело. Устал, — жмёт плечами Володька.

— А мне бы поесть. Я только завтракал.

— Сходи, поешь, — кивает Володька и поднимается на ноги. Я тоже встаю и секунду мешкаю у кровати Лиры.

— Можно я пойду поем? — спрашиваю я девочку. Зачем? Я же волен сам решать, что делать. Может, сейчас, когда у меня нет ни мамы, ни папы, а дедушка считает меня убийцей, я хочу быть кому-то нужным.

— Иди, — кивает Лира. — Я может посплю, а может скоро тоже поем.

Я улыбаюсь и выхожу из палатки вместе с Володькой. Мы отходим на несколько шагов, и останавливаемся.

— Надо бы поесть и спать что ли. Время, поди, уже за полночь.

Всё это время Володька, щурясь, смотрит на меня, на его губах играет лукавая усмешка.

— Можно я пойду поем? — передразнивает он меня. — Ей шестьдесят, если быть точным.

— Чего? — не понимаю я.

— Лире, по идее, шестьдесят лет.

— Ну да, наверное, — пожимаю плечами. — Я не считал. А что?

— А то, что кто-то у нас влюбился, — хихикает Володька.

Вот что за глупости несёт этот мелкий дурачок? Я улыбаюсь и пытаюсь отвесить ему подзатыльник, но Володька сопротивляется.

— Сам ты влюбился! — бормочу я. — Болван мелкий.

— Сам мелкий. Я всего на несколько месяцев младше тебя, — пыхтит тот, вырываясь из моего зажима. Володька раскраснелся.

• Предыдущая
• 62/76
• Следующая