Петр 2. Петербург (СИ) - Канаев Илья Владимирович - Страница 39

  - Как продвигаются дела с новым изданием славянской Библии?

  Ещё семь лет назад Феофилакт Лопатинский и Софроний Лихуд закончили новую редакцию священной книги на русском языке. Предыдущее издание имеет уже солидный возраст, лет шестьдесят, и если я не вмешаюсь, обновления придётся ждать ещё четверть века.

  Георгий заверил меня, что поговорит со своим коллегой и Синод в самое ближайшее время начнёт подготовку к печати. Тут же встал вопрос о публикации полемического труда 'Камень веры' Стефана Яворского. Дашков горячо настаивал на необходимости борьбы с проникновением лютеранской ереси в Россию.

  - Я не против, печатайте.

  Надеюсь, большого вреда от оживления богословских споров в стране не будет. По крайней мере в известной мне истории ничего особого после этой публикации не произошло.

  Поговорили о расширении пределов распространения православной веры.

  - Направляйте побольше миссионеров в Поволжье, на Кавказ, в Сибирь. Нужно всемерно опекать язычников или те народы на Кавказе, что перешли когда-то из христианской в магометанскую веру. Подготовьте предложения по трёхлетнему освобождению от податей и повинностей для новокрещённых. Да и преступления язычникам можно какие-то простить с переходом в православную веру. Чтобы не наломать дров, в епархиях Поволжья и Сибири нужно создать новокрещёнские конторы, которые будут этим заниматься.

  Архиепископ согласно кивал. Ему нравится моё рвение, хотя у меня были кое-какие сомнения. Сложно будет с крещением мусульман. Как только муллы почувствуют, что государство целенаправленно отбирает у них паству восстания не миновать. Но одну хитрость в этом деле я готов подсказать.

  - Я думаю, в отношении басурманских народов поможет перевод некоторых церковных книг на их народные языки. Христианство должно стать ближе и понятнее, чем мусульманские проповеди на арабском.

  - У многих народов и письменности нет, ваше величество.

  - Так создайте её, эту письменность. Поговорите с академиками. Тот же Байер, даром что протестант, с удовольствием поможет в этом деле. Заодно появится стоящее дело у кафедры восточных древностей и языков.

  Не уверен, что Георгию интересна эта задача. Но среди церковников хватает интеллектуалов, которые уцепятся за шанс стать святителем. Не сильно опасался я и того, что продвижение письменности малых народов помешает русификации. Вокруг огромная империя и инородцы поневоле будут использовать второй язык. Да и письменность на основе кириллицы сблизит татар, башкир, казахов или дагестанцев с титульной нацией.

  Зашла речь о распространении православия за пределами страны.

  - Полагаю, через несколько лет начнётся новая война в Польше. Сейчас там униаты устраивают гонения на наши приходы. Готовьтесь к тому, чтобы исправить положение, когда наши войска оккупируют Белую и Малую Русь в войне за Польское наследство. Даже если не удастся сразу вернуть Волынскую, Полоцкую и Холмскую епархию в лоно нашей церкви, мы сможем усилить влияние подчинённого нам Могилевского епископства.

  На лице Георгия появилось предвкушающее выражение.

  - Но будьте осторожны. Наши войска уйдут из Польши через какое-то время, а православным там жить дальше придётся.

  - Так зачем уходить, ваше величество? Оставим исконные русские земли за собой, а не на растерзание латинянам!

  - Не всё так просто. Там подальше немцы. Увидят, что мы без них большие земли захватили - начнут каверзы строить. Подождем, когда пруссаки с австрийцами друг с другом сцепятся, и сделаем всё без ущерба с их стороны. Поэтому все свои действия координируйте с генеральным штабом.

  - Это с Минихом то? Он же лютеранин!

  - Он генерал, который мне присягнул и вряд ли озабочен защитой католиков и униатов. Но без содействия армии вы не сможете использовать шанс помочь нашим единоверцам в Польше.

   (30/03/15)

  За этой увлекательной беседой архиепископ не забыл о причине нашей внеурочной встречи. Немного поколебавшись, попросил меня об уединённом разговоре. Я кивнул Левенвольде и камергер, прихватив секретаря Яковлева, покинул кабинет. Как только дверь, закрываясь, хлопнула, Дашков выудил из рукава рясы свёрнутый в трубку лист бумаги и протянул его мне.

  - Я получил недавно письмо от иеромонаха Арсения. Он успел написать его перед тем, как его арестовали как свидетеля и вновь заключили под стражу в Петропавловской крепости.

  Развернув свиток, я внимательно перечитал записку. В целом, инквизитор повторял то, о чём докладывал Ушаков. Но вот в конце высказывал свои подозрения о том, что местный священник Артемьев знал, кем является группа военных на территории его прихода. Знал, но почему-то боялся сделать донос сам, а подводил к этому выводу своего гостя из столицы. Более того, сама поспешная поездка в ямбургские леса была организована с какой-то дополнительной целью лично митрополитом Феофаном Прокоповичем. Возможно, он тоже знал о присутствии государственных преступников в окрестностях Сойкиного погоста.

  Отложив письмо, я задумался. То, что архиепископ Георгий с удовольствием ухватился за шанс свалить своего противника-митрополита, я не удивился. Но вот зачем Прокоповичу понадобилось влезать в это дело?

  - Что думаешь сам обо всём этом, владыко?

  - Это заговор, Ваше императорское величество. Арсений очень проницательный человек и не стал бы писать о таких опасных подозрениях если бы не имел к тому оснований.

  - Подозрений недостаточно чтобы обвинить митрополита Феофана.

  - Эти разбойники хотят убить тебя, Государь. Они уже несколько месяцев скрываются под носом у всех сыщиков столицы, а потом спокойно уплыли за море? Без высокого покровительства они бы не смогли этого сделать. Допросите Феофана и этого Артемьева, Ваше величество. Позвольте это сделать мне!

  - Нет, Ваше высокопреосвященство. Оставьте эту заботу службе охраны.

  Вызвать Ушакова снова и поручить ему провести дополнительное расследование? Но Арсений писал письмо, не доверяя именно Тайной канцелярии. Пожалуй, стоит привлечь конкурентов третьего отделения. А для начала стоит поговорить с Прокоповичем самому. Как раз увидимся во время вечерней службы в Троицком соборе. Вытаскивать иеромонаха Арсения из тюрьмы я тоже решил не спешить. Хотя у меня и появились претензии к ведомству Ушакова, моё вмешательство может привести к непредсказуемым последствиям если я не стану действовать аккуратно. Поэтому, когда слегка разочарованный архиепископ Георгий покинул кабинет, я вызвал Матюшкина и показал ему письмо. Потом высказал свои соображения, и генерал со мной согласился.

  - Уж больно долго и странно тянется это расследование, Ваше величество. Преступники делают у нас под боком что хотят. Напали на вас, потом перебили друг друга, а теперь захватили военный корабль и уплыли незнамо куда.

  Матюшкин покачал головой:

  - Очень похоже, что разбойников покрывает Ушаков или кто-то из его ближайших помощников.

  - Прямых улик нет, Михаил Афанасьевич, да и Арсений может быть в обиде за недавнее заключение в тюрьме и допросы. Мог ошибиться или напраслину возвести.

  Интересно, мог ли будущий святой великомученик написать поклеп? Что-то сомневаюсь.

  - Не думаю, что Феофан замыслил измену. Поговорю с ним лично, и после этого начнём действовать.

  - Хорошо, Государь, но я пока усилю вашу охрану и пошлю людей в крепость и на заставы, чтобы в случае чего мышь не проскочила.

  Вечерней начинается суточный круг богослужений. Сегодня обычный день, никакого праздника и только моё со свитой появление в Троицком соборе придаёт особую значимость церемонии. Митрополит Феофан, узнав заранее о моём визите, лично возглавил богослужение.

  Мне нравятся церковные службы. Не всегда есть время отстоять несколько часов, но когда получается, я с удовольствием слушаю замечательное пение своего придворного хора и наблюдаю за сложным церемониалом церковного ритуала. Заметнее всего под сводом собора слышится мощный бас-профундо протодиакона. Солирует также высокий голос чтеца. Когда же в дело в ступает хор, то у меня по спине мурашки бегают. Феофан в основном творит про себя тайные молитвы и время от времени произносит возгласы, оканчивая одну часть вечерни или начиная другую. Самый важный возглас у него в начале 'Благословен Бог наш' и в конце 'Премудрость', когда вместе с хором поют отпуст, после которого вечерняя служба заканчивается.