Мир демонов - Балмер Генри Кеннет - Страница 11

• Предыдущая
• 11/35
• Следующая

— Тебе нравится, Стэд?

— Очень, а тебе?

— Мммммм. Мне кажется, ты говорил, — ой — что ты не умеешь танцевать?

— Я не умею.

— Ну, у тебя не плохо получается, спасибо…

Они кружились из одной линии в другую. При следующем пируэте Бэлль умело ушла от ожидавших ее мужских рук и, потянув в собой Стэда, поплыла прочь, слегка постукивая каблучками. Стэд последовал за ней, как загипнотизированный. Единственный мимолетный взгляд на Деллу, стоявшую с сияющими рыжими завитками и высоко поднятой головой, почти остановил его. Но эта напряженность, направленность вовнутрь, омрачавшая прекрасное лицо Деллы… и, внезапно, для Стэда живая смуглая кожа Бэлль стала означать жизнь и веселье и все те неизвестные радости и темные желания, о существовании которых он мечтал — и знал, что они существуют — но никогда не пробовал. Что бы ни случилось — он собирался узнать кое-что новое.

При последних звуках музыки они, смеясь, протолкнулись через узкую дверь. Здесь электрический свет был прикрыт ровными стеклянными абажурами; в этой маленькой комнате и на диване, по которому были разбросаны подушки, лежал глубокий отсвет. В комнате стоял запах благовоний тайны и… голода.

— Я хочу выпить, — сказала Бэлль. Она взяла стакан с низкого столика и, следуя ее примеру, Стэд взял второй кубок. Он отглотнул и почувствовал, что вино растекается по его телу, как огонь. Бэлль смотрела на него, ее карие глаза казались еще больше в этом розовом света. Ее узкое черное платье сначала показалось Стэду жалким по сравнению с величественным белым костюмом Деллы, но сейчас он по-новому и с ошеломлением осознал, что у женщин не такие же формы, как у мужчин.

Резкая боль кольнула его в поясницу.

Бэлль надулась.

— Так я тебе, значит, не нравлюсь, Стэд?

— Не нравишься? Почему бы тебе мне не нравиться? Она рассмеялась коротким хрипловатым смешком.

— Ну, ты не показываешь этого. Стэд почувствовал беспокойство.

— Но… но, — запнулся он. — Как это сделать? Я хочу сказать, я не сделал ничего, что было бы тебе неприятно.

— Именно так, милый, совершенно верно. Ты ничего не сделал.

Она подошла к нему скользящей танцующей походкой, раскинув руки, не обращая внимания на то, что из стакана проливается вино. Она подошла к нему вплотную. Она обвила вокруг него руки и сомкнула их у него за спиной в неожиданном и потрясающе греховном объятии. Ее тело, мягкое и совершенно не похожее на мужское, прижалось к нему.

Какое-то невозможно долгое мгновение Стэд стоял неподвижно. Что-то происходило. Он менялся. Это чувство растекалось по всему его телу; его кровь стучала. Он знал, что он должен сделать… сделать что? Положить свои руки так, и так…

Бэлль вздохнула. Она подняла голову, и ее губы, красные и спелые и, как-то абсолютно нелогично, призывающие, надулись на него.

— Ты не поцелуешь меня, Стэд?

— Поцеловать? Что это, Бэлль?

Она встала на цыпочки. Он почувствовал, как она прижалась к нему. Она протянула вверх руки и обхватила его за затылок. Она пригнула его голову вниз.

— Вот что.

Одновременно случилось несколько вещей. Из них три поразили его больше всего. И из этих трех изменения в его теле показались ему менее важными, чем слепящее видение, пронесшееся у него перед глазами.

Затем… Делла отшвырнула Бэлль прочь, и ударом кулака в подбородок сбила с ног; перед ним всплыло лицо Деллы, ее рот был открыт, глаза сверкали, весь вид ее выражал жгучее презрение.

— Ты дура! — сказала Делла, и ее голос был похож на шипение кошки. — Ты безмозглая идиотка, Бэлль!

Бэлль сжалась на полу, одна бретелька ее черного платья была оторвана. Глядя на ее белую кожу, окрашенную в этом свете в розовый цвет, Стэд почувствовал, что его чувство к девушке проходит; она выглядела сломленной, побитой, раздавленной, как крыса там в комнате.

— Делла… Я хотела — мне очень жаль. Но… он такой мужественный.

— Я знаю, что ты хотела. Ты радиомен, а не психолог. Разве ты не знаешь, что играя со Стэдом, ты играешь с огнем, с порохом? Теперь мне придется… Делла внезапно осознала, что Стэд был здесь, внимательно слушая, впитывая все это обнаженными и живыми клетками своего мозга, учась.

— Встретимся позже, Бэлль. Стэд, пойдем со мной. И забудь об этом. Забудь об этом, слышишь! — движения Деллы были сдержанны, почти точны.

Растрепанная, тяжело дыша, Бэлль неуверенно крикнула с пола:

— Ты просто хочешь его для себя, Делла! Не думай, что я не знаю, что происходит. Психология! Славная психология, которая использует кровать вместо лабораторного стола!

У Деллы перехватило дыхание. Стэд с удивлением заметил, что верхняя часть ее тела — эта волнующая часть, столь отличная от мужской — вздымается и опускается в глубочайшем возбуждении. Она стремительно обернулась, ее тело было напряжено, кулаки сжаты, затем она расслабилась. Она глубоко вздохнула.

— Думай, что тебе заблагорассудится, Бэлль. Мне жаль тебя. Но ты заблуждаешься в своих грязных мыслишках. А ну, — она взяла его за руку хваткой, которая, как он почувствовал с неприятным удивлением, ничем не отличалась от мужской. — Ты возвращаешься домой!

Форейджер-Контролер Уилкинс сжал свои полные губы, его тонкие руки по-прежнему покоились на бумагах, лежавших перед ним на широком столе. Уилкинс был маленьким, живым человеком, щеголем с темными приглаженными волосами, одетыми в темные зеленые брюки и рубашку. Уилкинс был владельцем собственной Корпорации Форейджеров, и сейчас ему уже не нужно было рисковать выходить Наружу. Цветистый красный с желтым шарф, свободно завязанный вокруг его тонкой белой шеи, был ненавистным напоминанием о его положении.

Стэд стоял перед ним, чувствуя себя неловко, пытаясь помнить о том, что этот человек Контролер и, таким образом, принадлежит к тому же классу, в котором Стэду было дано второе рождение, но это было для него сложно и туманно из-за иррациональных знаний, полученных им во время его подготовки как Форейджера.

Период подготовки был напряженным, но в процессе его Стэд осознал, что его тело было вновь доведено до состояния боевой готовности, которое было для него привычно. В своей предыдущей жизни он был крепким и мощным атлетом, и его мускулы доказывали это.

Лидер Форейджеров Торбурн стоял рядом со Стэдом. Когда вошел Стэд, Торбурн уставился на него с искренним удивлением. Стэд, конечно, не помнил о встрече с этим большеголовым, серьезным, сильным Форейджером, но он понравился ему с первого взгляда, и это сделало его приветствие более теплым, а рукопожатие более крепким. Торбурн немедленно забыл свои мысли о власти и патронаже над этим человеком и ответил на рукопожатие, искренне и радостно принимая дружбу.

Уилкинс похлопал по бумагам.

— Я согласился взять тебя с собой, Стэд, из дружбы к Саймону, — ох, Контролеру Бонавентура — но я предупреждаю тебя, что если ты не будешь действовать в рамках обязанностей Форейджера, то я без колебаний отчислю тебя.

Стэд с усмешкой заметил, как изменился его голос. Он не знал личного имени Контролера Уилкинса; хотел бы он узнать, что бы он сказал, если бы он назвал его так в своей манере Контролера перед своими будущими друзьями по экспедиции. В этом мире было много барьеров, которые он должен будет научиться по-своему преодолевать.

— Ты прошел подготовку, но это значит, что ты только начал узнавать, как многому тебе нужно научиться. Лидер Форейджеров Торбурн покажет тебе. Ему может не понравиться это назначение, но дело нынче поджимает. Я потерял несколько хороших Охотников, и у меня нет времени няньчиться с тобой, Стэд. Уилкинс вновь взглянул на бумаги.

— Тебе выдали плащ, и он подогнан к твоему кровяному потоку. Униформа, оружие, респиратор, антиграв, мешок — да… Я думаю это все. Правила тебе полностью разъяснили. Пойми меня. Ты идешь Наружу с одной единственной целью. Принести назад в Аркон дары мира, чтобы люди могли жить. Это все. Все остальное подчинено этому.

• Предыдущая
• 11/35
• Следующая