Дороги, которые нас выбирают - Снегов Сергей Александрович - Страница 1

• 1/13
• Следующая

Конрад Подольски подошел к шоссе и присел на камешек. Надо было спокойно обдумать, куда идти и что делать. Позади, под углом к шоссе, кривилась тропка к отцовскому дому. Всего час назад он выбежал оттуда, сгибаясь под тяжестью отцовских проклятий и благословений. Среди проклятий были, несомненно, и пророческие, а среди благословений — полезные. Весь этот бесценный груз Конрад стряхнул уже на первом километре, и было темно, чтобы разглядеть, куда что свалилось. Больше других егозил в душе последний отцовский выкрик: «Все знаю, что сделаешь, хорошего не жду!» Отец имел великое преимущество перед сыном: он знал, что сын будет делать, сам Конрад и понятия об этом не имел. Будущее было темно, как ночь в погребе, но и долго сидеть на камешке не хотелось. Конрад зашагал по шоссе.

Он решил идти в город, хотя и знал, что Анатра охвачена смутой. В ночном сообщении — отец в ярости разбил приемник, чтобы не слушать неприятных вестей, — уже говорилось о баррикадных боях. Сражения на баррикадах Конрада не привлекали, но коли выбирать между уличными драками и ссорами с неистовым отцом, то уж лучше баррикады.

Не пройдя и километра, Конрад снова остановился. Шоссе на этом месте разветвлялось на три дороги, и указателей, куда какая ведет, не было. Конрад задумался — по какой идти? И тут в нем заговорил Внутренний Голос. Конрад не раз поступал по его предписаниям и советам, бегство из отчего дома тожепроизошло по его уговорам. Но раньше Внутренний Голос лишь менял интонации: то был мягким, то гневным, то категоричным, то молящим — но в сущности оставался самим собой. А сейчас он как будто был не один, а разделился на три Голоса. Впрочем, Голоса соблюдали очередность речи и не наскакивали друг на друга, так что их можно было принять и за прежний дружественный Внутренний Голос, только вдруг зазвучавший на разные голоса.

— Болван, чего ты остановился? — мощно прогремел первый Внутренний Голос. — Говорю тебе, крой по правой дорожке. Именно она ведет в Анатру. Ибо правое всегда правильно, а что на нашей паршивой планете правильней мерзкого городишки Анатры? Старина, ты ведь всегда мечтал сыграть великую роль, а где и найти такую роль, как не в смуте и раздоре? Правая ведет к могуществу и славе! А что слаще славы и могучей могущества? Соображаешь, старик?

— Иди, дорогой, по средней, — прозвенел второй Внутренний Голос тоненьким голоском, когда утихли первые громовые раскаты. — Среднее не знает крайностей, среднему неведомы жалящие углы, разве не так, милый? Вспомни, как ты хотел прославиться своим умом и добротой, смелостью и благородством! Вспомни, как по ночам ты плакал в подушку от счастья, вообразив себя благодетелем нашей маленькой несчастной планетки! Иди по средней, там ты осуществишь лучшее в себе. Говорю любя тебя — только на средней ждет тебя истинное счастье!

— Иди по левой, иди по левой, — хмуро пробормотал Внутренний Голос в третью свою очередь — красноречие его, видимо, иссякло, и он ничем не сумел расцветить свою последнюю просьбу.

Конрад огляделся. По обе стороны шоссе простиралась каменистая, неплодоносящая равнина. Всходила Москита — далекое красное светило, холодная недобрая ночь постепенно превращалась в холодный недобрый день. Все три дороги, ответвлявшиеся от шоссе, вели в такую же каменную пустыню, как и та, что раскидывалась вокруг. Конрад зашагал по правой дороге.

— Молодец! — оглушающе рявкнул Внутренний Голос. — Не молодец молоток! Не молоток — кувалда! Теперь одна проблема, старик, размахнуться пошире, жахнуть покрепче.

Конрад Подольски больше часа одиноко шагал по пустынному шоссе. Временами от основной дороги к невидимым за холмами домикам ответвлялись боковые тропки, но и на тропках не встречалось ни людей, ни машин: время было плохое, крестьяне побаивались ехать в город. Красная Москита совершила треть своего унылого небесного пути, когда Конрад, утомленный, воззвал к Внутреннему Голосу — правильно ли он все-таки делает, что шагает в город, куда кроме него никто не стремится? Он не успел, однако, услышать ответа, ибо как раз в эту минуту услышал грохот приближающейся машины: прямо с каменного бездорожья на шоссе вырвался стреломобиль, пролетел несколько метров и с визгом опрокинулся на правое крыло. Из стреломобиля вывалился израненный, окровавленный человек и, судорожно извиваясь всем телом, пополз на обочину. Он, видимо, хотел укрыться в придорожных камнях. Конрад поспешил к нему и сделал попытку поднять. Но незнакомец на ногах не стоял, он был страшно бледен, на шее кровоточила открытая рана, глаза непроизвольно закрывались. Конрад осторожно положил раненого на клочок травки и стал искать в карманах, чем бы перевязать рану. До Конрада донесся прерывистый шепот:

— Друг, спеши в Анатру… Скажи, Марк Фигерой… Пусть продолжают… Победа близка… Приказываю… Друг, берегись!

Последние слова прозвучали как тихий крик. На шоссе вывалился второй стреломобиль и остановился в трех шагах. Из него вылезли два зверомордых военных с импульсаторами в руках.

— Фигерой и перед смертью вербует слуг в свою шайку, — насмешливо сказал одни из военных, он был в офицерской форме. — Вот же неугомонная натура! Парень, отойди. Мы с тобой поговорим после, а пока прикончим этого бандита.

Внутренний Голос немедля приказал отойти в сторону от раненого, и Конрад послушался. Лучше всего было бы вообще бежать подальше, но Голос не разрешил бегства, ибо второй военный — по всему, простой солдат — держал имульсатор дулом на Конрада и только ждал команды, чтобы послать в него убийственный резонансный луч. Офицер подошел к Марку Фигерою, тот сделал слабую попытку приподняться, но офицер ткнул его дулом импульсатора в лицо, и раненый снова бессильно распластался на грунте.

— Итак — конец, великий Марк Фигерой! — с издевкой заговорил офицер. — Больше тебе не орать в тавернах, не взбудораживать бешеных ночлежников, не устраивать тайных сборищ в вертепах, не смущать армию в казармах. Думал стоять сотнями собственных статуй на площадях и перекрестках? Нет, будешь лежать и распадаться в грязи, и скоро никто не припомнит, как тебя звали, министр экономики Марк Фигерой!

Офицер нажал на спуск и водил дулом, облучая тело Фигероя резонансными импульсами. И там, куда ударял убийственный луч, вспухала и чернела кожа. Не прошло и минуты, как вместо молодого, довольно красивого, стройного мужчины на грунте громоздилась черная горка, потерявшая всякие человеческие очертания.

Покончив с Фигероем, офицер обернулся к трепещущему безгласному Конраду и почти печально сказал:

— Мне очень жаль, парень, ты выглядишь довольно безобидным. Но ты смотрел, как я расправился с подлым бандитом, два года служившим у меня министром. А у него столько сторонников, и они будут так пылко жаждать мести! А моя жизнь — важное достояние общества, и ее нельзя прерывать без вреда для хороших людей. Надеюсь, я убедил тебя, что для блага нашей страны ты должен пойти вслед за Марком Фигероем. И уверен, что ты сам благоразумно и благородно поставишь общее благо выше маленького своего сопливого личного благополучьица. Я не ошибся, парень?

Внутренний Голос панически прокричал в Конраде: «Он убьет тебя, беги!» Конрад прыгнул в сторону в тот миг, когда офицер направил на него дуло импульсатора. Офицер был решителен, но неповоротлив. Он только успел повернуться к Конраду, как тот уже схватил камень и метнул его. Камень ударил офицера в висок, офицер зашатался, выронил импульсатор. Конрад схватил оружие еще до того, как оно упало на грунт, и направил дуло на солдата. Солдат, растерянный, стоял неподвижно, как столб, только переводил глаза с Конрада на тяжело ворочающегося на грунте офицера. Он крепко сжимал обеими руками свой импульсатор, но не собирался пускать его в ход — солдат был из тех, кто без приказа не стреляет.

• 1/13
• Следующая