Капитан мародеров. Демон Монсегюра - Крючкова Ольга Евгеньевна - Страница 2
- Предыдущая
- 2/119
- Следующая
Владелец замка Кастельмар, pater familias[6] – барон Бертран де Баатц де Кастельмар принимал участие во всех сражениях с англичанами за последние двадцать лет. Его тело и лицо украшало множество шрамов – отметин прошлых битв. Он был храбрым воином, достойным вассалом короля Франции Карла VI.
Единственное, что омрачало барона – так это отсутствие наследников. Его жена, Франсуаза Монтесью, увы, не могла иметь детей. Это печальное обстоятельство стало окончательно очевидным через десять лет супружества. Барон, человек – ferae naturae, крутого и жестокого нрава, всячески унижал свою высокородную жену, вымещая на ней свое недовольство.
Однажды, не выдержав изощренных издевательств на супружеском ложе, оскорбленная Франсуаза заявила, что никогда более не позволит мужу дотронуться до нее. С тех пор почтенная чета Баатц жила по-соседски: спальня барона располагалась на первом этаже башни, баронесса же предпочитала подниматься по винтовой лестнице в свои покои этажом выше.
Встречались они за столом в трапезной, если можно так назвать помещение с дубовым столом, шкафом для посуды, шестью стульями и камином. За столом обычно молчали. Но случалось, что барон пытался уязвить свою супругу.
В последние годы Франсуаза окончательно перестала реагировать на выпады мужа, не придавая им ни малейшего значения. Как говорится: factum est factum[7].
Барон по праву мужчины и сеньора перепортил почти всех молоденьких крестьянок. Девушки исправно беременели от таких «благородных связей», что неоспоримо подтверждало несостоятельность Франсуазы иметь детей.
Последним увлечением сорокадвухлетнего барона стала молодая и очень предприимчивая вдова кузнеца. Она была молода, двадцати семи лет от роду, в меру упитанная, полногрудая, румяная, черноволосая и крайне распущенная. Детей от кузнеца она родить не успела. Вскоре после свадьбы он умер от горячки. За годы своего вдовства, Лили, так звали прелестницу и коварную обольстительницу, не обошла вниманием ни одного мало-мальски приличного мужчину в округе, ибо плачущие вдовы быстро утешаются. Поговаривали, что к ней захаживал даже лекарь и, когда та простыла прошлой зимой, лечил ее бесплатно, разумеется, за соответствующие услуги.
После полугодичной связи с бароном, Лили успешно понесла ребенка. Франсуаза знала и об этом и обо всех других внебрачных детях барона, которых набиралось по скромным подсчетам не меньше десятка. Некоторым побочным дочерям и сыновьям исполнилось уже по пятнадцать лет.
И вот однажды, августовским вечером, барон и баронесса де Баатц собрались отужинать. Это единственное, что они делали вместе в последнее время. Франсуаза обычно завтракала в своей комнате, в зал спускалась только к обеду. Как правило, барон отсутствовал, ибо в это время он предпочитал лежать в объятиях Лили.
К ужину в этот раз барон Бертран явился изрядно пьяным. Он раздраженно зыркнул на свою супругу:
– А, достопочтенная Франсуаза, добрый вечер! – покачиваясь, плюхнулся он на стул.
Служанка подала барону жаркое и маседуан[8] и он с остервенением набросится на мясо косули, разбрызгивая овощной соус, и при этом злобно поглядывая на жену. Франсуаза, как обычно, не реагировала на его выходки.
Барон, настроенный на скандал в почтенном семействе, не унимался:
– Дорогая моя супруга, почему вы не спросите, как я провел день?
Франсуаза поняла: конфликта не миновать и, пытаясь придать голосу спокойствие, произнесла:
– И как же вы провели день, сударь?
Ответ на этот вопрос она знала заранее. Барон встрепенулся:
– Сегодняшний день, впрочем, как и все прочие дни этого года, я провел лежа на своей любовнице, вдове кузнеца. Лежать на ней, надо признаться, одно удовольствие. В отличие от вашей костлявой натуры, мадам, Лили в теле и очень аппетитна. А когда она разводит свои полные ножки, я тут же готов на нее запрыгнуть и предаться плотским наслаждениям.
Барон вызывающе взглянул на Франсуазу: она с равнодушным видом поедала желе. Скандал не получался. Барона такое положение дел явно не устраивало, он хотел окончательно унизить жену, и получить максимум удовольствия за день, как физического, так и морального.
– А, знаете ли вы, баронесса, что Лили в интересном положении? И, между прочим, от меня, – с гордым видом заявил Бертран. Он сознательно наступал на «больную мозоль», рассчитывая тем самым вывести холодную Франсуазу из терпения.
– Ваша Лили, Бертран, обслуживает не только вас, но и всю округу. Возможно, она в положении от конюха или плотника. По крайней мере, mater semper est certa[9], – Франсуаза имела способность к латыни и ловко употребляла острые словечки, половину из которых барон просто не понимал, досаждая тем самым любезному супругу.
Острие попало в цель. Барон закипел, глаза застелила красная пелена:
– Да вы сударыня, даже от конюха забеременеть не можете. Ваш живот – кладбище для всего живого! В постели вы были холодны, как лягушка. Я с вами не получал никакого удовлетворения! Вы не женщина, а монашка!
Франсуаза спокойно расправилась с желе и налила бужуле в кубок. Бертран совершенно взбесился и заорал:
– Знайте, я признаю ребенка Лили законным, а с вами claves uxori adimere[10], разведусь и отправлю в монастырь! Вам там самое подходящее место!!!
Франсуаза прекрасно понимала, что все эти вопли – пустое, а латынь мужа как всегда ужасна и сказана невпопад. Никогда барон с ней не разведется, а тем более не отправит в монастырь. Она – Монтесью по происхождению, и с этим ее отвратительный супруг вынужден считаться. Барон и сам все это знал. Но в данный момент его захлестнула животная ненависть к жене:
– Ах, так, любезная супруга! Вы даже не желаете ответить!
Озверевший пьяный барон подскочил к жене, дыша перегаром прямо ей в лицо. Она не шевельнулась и стояла с гордо поднятым подбородком.
Своим спокойствием она довела барона до бешенства, он уже не соображал, чего хотел больше – унизить ее морально или надругаться физически. Барон выбрал второе. Он схватил жену и, опрокинув на стол лицом, задрал ее многочисленные юбки. Франсуаза закричала:
– Не смейте прикасаться ко мне, грубое животное! Я вас ненавижу! Отпустите! Я вам не крестьянка!
– Да, что вы?! Лучше бы вы были крестьянкой! Я – ваш законный муж, а вы – моя венчанная жена и обязаны мне подчиняться! Вы отказываете мне в том, на что я имею полное право! Nupta virum timeat!!![11]
Он спустил панталоны и принялся выполнять законное право супруга. Прислуга слышала крики и ругань благородной четы, но давно уже никто на них не реагировал. Разгоряченный вином, Бертран выполнял супружеский долг достаточно продолжительное время, стараясь причинить супруге физическую боль. Франсуаза перестала кричать, задыхаясь от слез, боли и унижения. Она думала только об одном: «Не дай бог, войдет служанка и увидит меня в такой скотской позе!»
Сделав свое дело, Бертран натянул панталоны. Он добился того, чего хотел, Франсуаза была унижена и растоптана. Наконец, он показал ей – кто в доме хозяин. Барон обозрел задний экстерьер жены и, решив окончательно уничтожить ее, сказал:
– Да, мадам, ваш зад ни на что не годится. Ваши тощие ягодицы, in cauda venerum[12], ободрали мне все гениталии.
Франсуаза с трудом разогнулась, одернула марлот[13] и, еле-еле переставляя ноги, побрела к себе в спальню. Никогда в жизни она не испытывала такого кошмара. Между ног все болело, она на четвереньках вскарабкалась по винтовой лестнице, вползла в комнату и рухнула на постель.
Когда пришла служанка, приготовить баронессу ко сну, то с удивлением застала ее спящей прямо в одежде. Измученная Франсуаза заснула прямо поверх покрывала. Всю ночь ее мучили кошмары. Снился пьяный барон, насилующий ее снова и снова, в совершенно не допустимых для благородной дамы позах.
Франсуаза очнулась на рассвете, ее трясло от приснившегося ужаса и вечернего унижения. Она с удивлением обнаружила, что одета в платье, кровать не разобрана. «Будь проклят тот день, когда нас обвенчали с Бертраном в местной церкви! Будь проклята эта война, вконец разорившая Кастельмар!» – пронеслось в голове.
- Предыдущая
- 2/119
- Следующая
