Страж. Тетралогия - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 85

• Предыдущая
• 85/384
• Следующая

Мария всхлипнула, фонарь в руке Хунса задрожал, я мрачно кивнул. Окулл рядом, зато погони можно не ждать. Ни один умалишенный, кроме нас, не сунется сюда. Минут через двадцать уклон кончился, пол стал ровным и мягким, заросшим мхом.

— Ты солгал мне, — пришел из мрака зловещий шепот. — Я выпью твою душу, лживый страж.

Ганс и Мария не услышали слов, зато мы с Карлом переглянулись.

— Я задержусь, вы идите, — сказал я ему.

— Это глупо.

— Впереди узкий проход, сам посмотри. Через него можно лишь протискиваться, и мы будем как толстые крысы в норе. Обороняться здесь невозможно, она прикончит нас поодиночке, стоит только туда залезть.

— Чудесно. Тогда ты полезешь, а я останусь.

— Не выйдет.

— Ты уже достаточно сделал!

— Я с радостью бы уступил тебе свое место, но ты ее задержишь ненадолго. Я помню, что случилось в медных шахтах, и ты это помнишь и знаешь, кто прикончил ту тварь. В прошлый раз ты не справился. Сейчас все еще хуже. Этот окулл, по сравнению с прошлым, все равно что щука против пескаря.

Он знал, что я говорю правду и что сильнее и опытнее, чем он.

— Я их выведу и вернусь, — наступив на горло своей совести, наконец, сказал Карл.

— Как пройдете коридор, дай мне знать, — попросил я, забирая у Марии фонарь.

— Слушай, я хотел тебе сказать насчет Хартвига, — произнес страж.

— Не сейчас, — попросил я его. — Иди.

Он сумрачно кивнул и кинул на землю фигуру. Это была долгая работа, он должен был создавать ее не меньше двух месяцев, трудясь ежедневно, напрягая память, чтобы не ошибиться. Грандиозный высасыватель силы, но окулла способный задержать лишь на несколько секунд.

— Надеюсь, я трудился не зря, — произнес он, прежде чем скрыться в проеме.

— Да храни вас святые, страж, — сказала Мария, уходя следом.

Хунс просто кивнул, и я остался один, слушая, как затихают их шаги.

Я внимательно смотрел во тьму пещеры, но, даже несмотря на это, едва не пропустил ее появление в свете фонаря и вскинул навстречу кинжал.

— Благородный страж. И глупый, — сказала душа. — Думаешь, это меня остановит? Сынок напускал на меня того стража, что создавал для меня клетку. И где тот теперь? Его кости давно побелели.

Мои глаза едва успевали следить за ее перемещениями. Размытое, белое пятно лица, черные росчерки когтей. Я прижался спиной к стене пещеры и услышал позади себя гул и грохот.

Окулл визгливо расхохоталась:

— Интересно, кто это был? Девчонка, слуга или твой ненаглядный дружок по ремеслу? Кто из них угодил в старую ловушку, которую построил дед моего мужа, защищая замок? Столько лет прошло, а она все-таки сработала!

— Рано веселишься тварь!

Я вышел вперед, отвлекая ее от рисунка на полу. Если только она почувствует его, все мое преимущество сойдет на нет. Душа метнулась ко мне, я отклонился, слыша, как взвизгнул рассеченный когтями воздух, атаковал в ответ, поразив лишь пустоту.

Ее жутковатый смех двоился и троился, эхом разлетаясь по пещере, и я бросился бежать прочь, во мрак. — Не уйдешь, глупый страж!

Окулл начала преследование, так что мне пришлось полностью выложиться в беге. Заложив круг, рискуя споткнуться, я понесся в обратном направлении, на свет фонаря, «крича от ужаса». Душа, слишком увлеченная погоней, поверила в спектакль. Она не думала ни о чем, лишь бы достать меня. Так что когда я оказался в кругу, окулл бросилась на меня, наступив на фигуру. Она заверещала, теряя скорость. Я кинулся ей навстречу, уклонившись от медвежьего удара когтистой лапой, и ткнул в душу кинжалом. От силы, хлынувшей в клинок, у меня заложило уши, а пещера закружилась и встала на дыбы. Не удержавшись на ногах, я упал на четвереньки, выронив клинок и пытаясь справиться с бушующей во мне чужой силой.

Вопль окулла все еще звенел у меня в ушах, бок дергала острая боль, и рубашка быстро намокала. Я машинально дотронулся до него, охнул, посмотрел на окровавленную ладонь. Тварь все-таки задела меня. Ее когти оказались слишком быстрыми и острыми, чтобы я сразу почувствовал ранение, но кровотечение было сильным, а рана, вне всякого сомнения, глубокой и серьезной. Несмотря на холод в подземелье, я скинул разодранную куртку, снял рубаху, разодрал ее на лоскуты. Времени было в обрез и оставалось лишь жалеть, что у меня нет при себе моего саквояжа. Я надергал мха, сколько смог, стараясь не терять сознания, приложил к ране, затем перевязал лоскутами. Примитивный заговор, которому научила меня Гертруда, почти не дал никакого проку, мои способности к магии были нулевыми.

Потом накинул куртку, осторожно застегнув все пуговицы, встал, взял фонарь, не обращая внимания на головокружение и пульсирующую боль в ране, и двинулся в узкий проход, туда, куда тек ручей. Довольно быстро я понял — идти дальше бесполезно, ледяная вода прибывала, что указывало на то, что дорога впереди завалена. Фонарь вырвал из мрака стену камней. Я покричал, но это оказалось бесполезно. Карл и его спутники не отвечали. Надо было возвращаться.

Я шел долго, так долго, что закончилось масло в фонаре, и огонек, мигнув на прощание, погас. Холод, казалось, успел пробраться до самых костей. Сил создать хотя бы мало-мальскую фигуру у меня не осталось. Повязка давно пропиталась кровью, я терял силы, но продолжал упрямо двигаться, сам не зная куда.

Мне думалось, что я уже давно покинул пределы замка, уйдя довольно далеко, но не был готов за это поручиться, потому что в темноте время бежит совершенно иначе, а «огромные расстояния» могут оказаться всего лишь несколькими сотнями ярдов бессмысленных блужданий.

Не помню, как я очутился на земле. Помню лишь, что полз, пока оставались силы. По скользким холодным камням и мху, рядом с еще одним ручьем, неожиданно громким и звонким в мягкой, вязкой темноте, окружающей меня со всех сторон. Вода текла где-то рядом, мне страшно хотелось пить, но я не мог найти в себе силы добраться до нее, лишь желал да водил языком по пересохшим губам.

Чуть позже мне стали сниться сны, и не было в них ничего хорошего. Пламя войны в Чергии, пожирающее город за городом, кинжалы с темными клинками, дождем падающие с неба и втыкающиеся в землю, отчего из нее шла кровь, заброшенный белый город где-то на берегу ярко-голубого, прозрачного моря, янтарные слезы, глаза Софии, мертвые на дорогах Шоссии. Затем эти картины исчезли и появились тени, души, которые я когда-либо собрал. Они летали по пещере с хохотом и злыми криками, а затем наступила тишина. Лишь далеко-далеко-далеко появилось маленькое пятнышко света.

Я смотрел на него до тех пор, пока из моих глаз не потекли слезы, и оно не задрожало, не приближаясь, но и не удаляясь. Я очень не хотел, чтобы свет исчез, поэтому заставил себя двигаться к нему, впиваясь ногтями во влажный мох и душистую землю, больше не чувствуя боли. Этот свет притягивал меня, словно ночную бабочку, становясь все больше и больше.

Я втыкал кинжал, подтягивался на нем, втыкал снова… И так до бесконечности, каждый раз теряя сознание. Я стремился туда, хотя и знал, что свет из мрака приведет меня к смерти. Но так и не смог его достичь.

На этот раз темнота была бесконечной.

Вечной.

Все тело горело огнем. Голова и руки были тяжелыми, а ноги слишком легкими. Я мерно раскачивался, и каждый раз меня словно переворачивало через голову.

Я слышал, как кто-то с печалью, то и дело прерываясь, читает отпущение грехов, уповая на милосердие Его и заступничество.

Я с трудом поднял тяжелые каменные веки. Мир за время моего отсутствия в нем сильно изменился. Земля теперь была наверху, а небо где-то внизу. Их кто-то перепутал местами.

Прямо у меня перед глазами проплывала еще кое-где покрытая грязным мартовским снегом дорога, на которую капала стекающая с моих пальцев кровь. Этой красной штуки во мне было удивительно много, и она никак не желала кончаться, отчего я, похоже, все еще пребывал в худшем из миров, а не пил нектары, выслушивая ангельские пения в райском саду.

• Предыдущая
• 85/384
• Следующая