Ганнибал у ворот - Барка Ганнибал - Страница 31

(4) Два обстоятельства еще увеличили нелюбовь к диктатору: о первом постарался коварный Пуниец – когда перебежчики показали ему усадьбу диктатора, он все вокруг выжег дотла, а усадьбу Фабия приказал не трогать, чтобы это наводило на мысль о каком-то тайном сговоре; (5) вторым таким обстоятельством стал поступок самого Фабия, на первый взгляд сомнительный, так как Фабий не подождал сенатского одобрения, но впоследствии обратившийся к вящей его славе.

(6) При обмене пленных вожди римский и карфагенский согласились, чтобы, как было заведено в Первую Пуническую войну, та сторона, которая получит больше людей, чем вернет, заплатила бы за эту разницу – по два с половиной фунта серебра за человека.

(7) Римляне получили на двести сорок семь человек больше, чем карфагеняне, а с серебром, которое следовало за них уплатить, получалась задержка – сенаторы, с которыми Фабий не посоветовался, затягивали обсуждение этого дела; (8) тогда он, послав в Рим своего сына Квинта, продал через него свое нетронутое врагом имение и погасил государственную задолженность из частных средств.

(9) Ганнибал стоял лагерем под стенами Гереония; город этот он взял и спалил, оставив лишь несколько построек под амбары. (10) Две трети войска он отправил за провиантом, а с третьей – ее он держал наготове – остался на стоянке, чтобы и охранять лагерь, и наблюдать, не нападут ли на фуражиров.

24. (1) Римское войско стояло тогда в Ларинской области, командовал им Минуций, начальник конницы, а диктатор, как уже было сказано, отбыл в Рим. (2) Лагерь, разбитый на горе, в месте высоком и безопасном, перенесли вниз на равнину; на совете стали обсуждать замыслы, сообразные запальчивости начальника: то ли напасть на вражеских солдат, разбредшихся по полям в поисках продовольствия, то ли напасть на их лагерь, оставленный под слабой охраной.

(3) Ганнибал сразу увидел, что с переменой начальства война пойдет по-другому и что противник поведет дело дерзко, а отнюдь не обдуманно. (4) Между тем Пуниец – чему трудно даже поверить, ведь враг был рядом – отослал треть солдат за продовольствием, оставив две трети в лагере[236], (5) а затем передвинул лагерь поближе к врагу, мили на две от Гереония, и разбил его на холме, который виден был неприятелю: пусть знает, что если на фуражиров нападут, он готов идти на помощь.

(6) Еще ближе, возвышаясь над римским лагерем, располагался другой холм; его ночью бесшумно заняли нумидийцы: взять его днем было невозможно – неприятель поспел бы туда же раньше, так как ему путь был короче. (7) Нумидийцы, хотя было их мало, удерживали это место, но римляне на следующий день сбросили их вниз и сами разбили лагерь на этом холме.

(8) Вал одного лагеря был близко от вала другого, и почти все пространство между ними заполнило римское войско. Из лагеря со стороны, противоположной Ганнибалу, выслали конницу и легковооруженных солдат на фуражиров, разбредшихся по широкому полю, их обратили в бегство и перебили.

(9) Ганнибал не осмелился дать сражение: так мало с ним было солдат и он вряд ли отбился бы от врага, напади тот на лагерь. (10) Теперь уже он повел войну, пользуясь уроками Фабия: оставаться на месте и не торопиться; он вернул солдат в старый лагерь под Гереонием.

(11) Некоторые писатели сообщают, что было дано настоящее сражение: пунийцев при первой схватке прогнали к самому лагерю, но они внезапно сделали вылазку, и теперь страх обуял римлян. Но тут вмешался самнит Децимий Нумерий, и сражение возобновилось.

(12) Децимий по родовитости и богатству был первым человеком не только в Бовиане[237], откуда он был родом, но и во всем Самнии: по приказу диктатора он привел восемь тысяч пехоты и пятьсот всадников. Когда он появился в тылу у Ганнибала, обеим сторонам показалось, что это Квинт Фабий ведет подкрепление из Рима.

(13) Ганнибал, опасаясь еще какой-нибудь ловушки, увел своих солдат; римляне вместе с Самнитом в тот день отбили две небольшие крепости: (14) врагов погибло шесть тысяч, а римлян пять тысяч – потери были почти одинаковы, но в Рим пришел пустой слух о большой победе и письмо с еще более пустой похвальбой начальника конницы.

25. (1) Об этих событиях очень часто толковали и в сенате, и на народных сходках. (2) Граждане радовались, и только один диктатор, не доверяя ни слухам, ни письмам, говорил, что побед он боится больше, чем поражений.(3) Тогда выступил народный трибун Марк Метилий: «Это невыносимо: диктатор мешает удачному ведению войны не только в своем присутствии, (4) но и отсутствуя.

Воюя, он старательно тянет время, чтобы подольше сохранять свою должность и только самому распоряжаться и в Риме и в войске. (5) Ведь один консул убит в бою, другой отослан далеко от Италии будто бы потому, что преследует карфагенский флот; (6) два претора[238] заняты Сицилией и Сардинией, хотя сейчас их там и не нужно; Марк Минуций[239], начальник конницы, содержится чуть ли не под стражей – только бы он в глаза не видел врагов, только бы не участвовал в войне.

(7) Да, поистине, не только Самний уступлен карфагенянам, словно он за Ибером, – опустошены и Кампанская, и Каленская, и Фалернская области, а диктатор сидит в Казилине и охраняет легионами римского народа свое имение. (8) Войско желает сражаться, но и его, и начальника конницы держат в лагере, как в заключении, оружие у них отобрали, как у пленных врагов!

(9) Как только ушел наконец оттуда диктатор, они вышли из лагеря и, словно вырвавшись на свободу, в пух и прах разбили врага. (10) Если бы в римском народе жил дух отцов, то я, Метилий, смело предложил бы лишить Квинта Фабия власти; теперь же я внесу предложение странное: уравнять в правах начальника конницы и диктатора[240], (11) но отправить Квинта Фабия к войску не раньше, чем он назначит консула на место Гая Фламиния».

(12) Диктатор не выступал в народных собраниях: народ его не любил. Да и в сенате слушали не весьма благосклонно, когда он превозносил врага, объясняя поражения, понесенные за два года, глупым удальством начальников, (13) и требовал от начальника конницы отчета, почему он, вопреки приказу диктатора, начал сражение.

(14) Если у него, диктатора, останется вся власть, то он скоро покажет всем, что хороший военачальник ни во что ставит счастье и целиком полагается на здравый смысл и расчет, (15) что порой больше чести, не опозорив себя, сохранить свое войско, чем перебить тысячи врагов.

(16) Тщетны были эти слова; проведя выборы нового консула – избран был Марк Атилий Регул[241],– диктатор, не желая участвовать в спорах о власти, накануне обсуждения и голосования отбыл ночью к войску. (17) На рассвете созвано было народное собрание. Люди терпеть не могли диктатора и были расположены к начальнику конницы, но не осмеливались предложить то, что было угодно толпе, недоставало влиятельного человека, который взял бы это на себя.

(18) Нашелся только один оратор, высказавшийся за предложение об уравнении власти – это был Гай Теренций Варрон, претор прошлого года. Был он происхождения не то что скромного, но просто подлого: (19) отец его был, как рассказывают, мясником, он сам разносил свой товар, и сын прислуживал ему в этом рабском занятии.

26. (1) Юноша, получив от отца нажитые этой торговлей деньги, возымел смелую надежду на более благородную участь – его привлекали государственные дела; (2) он стал ратным защитником подлого люда и чернил доброе имя порядочных; получив известность сначала в народе, он затем достиг и почетных должностей: (3) был квестором, эдилом плебейским и курульным[242], даже претором, в своих мечтаниях он поднимался уже до консульства; (4) он хитро рассчитывал, раздувая ненависть народа к диктатору, на благоволение легкомысленной толпы; ему одному досталась вся благодарность за принятое собранием постановление[243].