Божество реки - Смит Уилбур - Страница 29
- Предыдущая
- 29/163
- Следующая
Я присоединился к толпе на пристани одним из последних, но никто, казалось, не заметил моего опоздания, даже госпожа Лостра, которая уже успела подняться на палубу корабля. Я понаблюдал за ней некоторое время.
Ее пригласили присоединиться к женщинам двора. Среди них находились не только жены царя, но и его многочисленные наложницы и дочери. Именно последние досаждали фараону больше всего, так как было их очень много, целое племя, самого разного возраста — от маленьких, еще не научившихся ходить девочек до девушек, приготовившихся вступать в брак. Но сына среди них не было. Как же мог фараон передать свое бессмертие в будущее, если у него не было наследника мужского пола?
В это трудно поверить, но Лостра выглядела свежей и отдохнувшей, как роза пустыни в моем саду, хотя спала она, как и я, не больше часа или двух. Даже в столь блистательном собрании красивых женщин, которые тщательно отбирались слугами фараона или присылались ему в виде дани соседями нашего царства, Лостра казалась ласточкой в серой стайке жаворонков.
Я поискал Тана глазами, но его флотилия уже выстроилась выше по течению, готовая сопровождать фараона на другую сторону реки. Лучи восходящего солнца превратили поверхность воды в ослепительно сияющий лист серебра. Я не мог смотреть на него.
В этот момент послышался ровный гул барабана, и все население вытянуло шеи, чтобы разглядеть торжественное шествие фараона от дворца к царской барке.
Этим утром фараон надел легкую корону Немее, сделанную из накрахмаленного полотна и закрепленную золотым ремнем уреи. Стоящая золотая кобра с раскрытым капюшоном и гранатовыми глазами, сверкавшими на солнце, поднималась надо лбом. Эта кобра была символом власти царя над жизнью и смертью его подданных. Сегодня у фараона не было посоха и плети, он нес только золотой скипетр: если не считать двойной короны, этот скипетр был одним из величайших и священнейших сокровищ царской казны. Считалось, что ему более тысячи лет.
Несмотря на наличие всех атрибутов царской власти и необходимость соблюдения церемониала, на фараоне не было грима. Мамос выглядел совершенно незначительным человеком под прямыми лучами раннего солнца, и отсутствие грима только усиливало это впечатление. Он казался маленьким слабым божеством, чуть старше среднего возраста, с небольшим круглым животиком над поясом и лицом, изборожденным тревожными морщинками.
Когда он проходил мимо того места, где я стоял, то, казалось, узнал меня. Кивнул мне, и я простерся перед ним на каменном полу. Остановился и дал мне знак приблизиться. Я подполз к нему на четвереньках и трижды ударился лбом о землю перед его ногами.
— Ты ведь, Таита, поэт? — спросил он своим тонким и сварливым голосом.
— Да, я раб Таита, ваше величество. — Иногда требуется проявить некоторое смирение. — Я царапаю разные истории на папирусе.
— Хорошо, раб Таита, ты нацарапал приятную мистерию ко вчерашнему вечеру. Никакое другое представление еще не развлекало меня так, как это. Я издам царский указ, и твои каракули станут государственным вариантом мистерии.
Он объявил об этом громче, чтобы весь двор услышал его слова, и даже вельможа Интеф, следовавший за ним по пятам, засиял от удовольствия. Я был его рабом, и честь эта принадлежала скорее ему, чем мне. Однако фараон еще не закончил.
— Скажи мне, раб Таита, не ты ли тот самый хирург, который недавно выписал мне рецепт?
— Ваше величество, я тот самый смиренный раб, который робко пытается лечить людей лекарствами.
— Когда же подействует твое средство? — Он понизил голос так, чтобы я один услышал его вопрос.
— Ваше величество, это случится через девять месяцев после того, как вы выполните все те условия, которые я вам перечислил. — Поскольку теперь мы разговаривали как врач и пациент, у меня хватило смелости спросить: — А вы полностью следовали моей диете?
— Клянусь щедрой грудью Исиды! — воскликнул он, и в глазах у него неожиданно мелькнула веселая искорка. — Я так полон бычьими яйцами, что скоро буду мычать, когда мимо дворца проходит стадо коров.
У него было очень хорошее настроение, и я тоже решился пошутить:
— А фараон уже нашел телушку, о которой я говорил?
— Увы, лекарь, все не так просто, как кажется. Самые красивые цветы уже успели посетить пчелы. Ты ведь сказал, что она должна быть совершенно нетронутой?
— Да, девственной и нетронутой, и не старше года после первых красных цветков месячных, — быстро добавил я, усложнив свой рецепт. — Нашли ли вы кого-нибудь, кто соответствовал бы этому описанию, ваше величество?
Выражение его лица снова изменилось, и он задумчиво улыбнулся. На его печальном лице улыбка казалась неуместной.
— Посмотрим, — прошептал, — посмотрим.
Он повернулся и пошел по сходням на корабль. Когда вельможа Интеф поравнялся со мной, он легким жестом приказал мне следовать за собой, и я прошел на палубу царской барки.
Ночью ветер стих, темные воды реки текли тяжело и спокойно, как масло, только небольшие полосы и водовороты нарушали покой стремнины там, где вечная река была особенно глубока. Даже Нембет смог бы пересечь ее при такой погоде. Однако флотилия Тана стояла поблизости, словно напоминая о вчерашней неудаче, будто Тан готовился снова исправить ошибку старого флотоводца.
На борту корабля вельможа Интеф отвел меня в сторону.
— Ты все еще можешь удивлять меня, мой милый, — прошептал он и пожал мне руку. — Причем именно тогда, когда у меня появились серьезные сомнения в твоей верности.
Я был совершенно ошеломлен неожиданным всплеском добродушия — ведь рубцы, оставленные кнутом Расфера, еще жгли мне спину. Тем не менее я склонил голову, чтобы скрыть выражение своего лица, и подождал, пока он скажет, чем это я его обрадовал. Он не заставил меня ждать.
— Я сам не смог бы написать более подходящей речи для Тана, даже если бы постарался. Этот безумец Расфер так отвратительно подвел меня, а ты, как обычно, спас.
Только после этого все встало на свои места. Он решил, что это я сочинил глупейшую речь Тана и сделал это ради него. В реве, который заполнил храм во время представления, он не мог расслышать, как я предостерег Тана, иначе был бы другого мнения.
— Я рад доставить вам удовольствие, — шепнул я в ответ. Я почувствовал огромное облегчение. Мое положение при дворе великого визиря не было скомпрометировано. И думал я сейчас не о своей шкуре, точнее говоря, не только о своей — я думал о Тане и Лостре. В последующие годы им обоим понадобится моя помощь и защита, которую я смогу предоставить им. Я был благодарен судьбе за то, что все еще мог быть им в чем-то полезен.
— Это мой долг. — Нужно было воспользоваться сменой ветра.
— Ты увидишь, я отблагодарю тебя, — ответил вельможа Интеф. — Помнишь участок земли у канала за храмом Тота, о котором мы говорили некоторое время назад?
— Конечно, мой господин. — Мы оба знали, как я жаждал приобрести участок уже почти десять лет. Это уединенное место даст мне прекрасное убежище, куда я смогу удалиться в старости.
— Он твой. На следующей аудиенции принеси мне дарственную, и я поставлю свою подпись.
Меня до глубины души потрясла невероятная хитрость, которая доставила мне желаемое. Ведь, по сути, мне оплатили воображаемое предательство. В какое-то мгновение я решил было отказаться от подарка, но потом передумал. Когда опомнился, мы уже пересекли реку и входили в устье канала, проложенного через равнину к громадному погребальному храму фараона Мамоса.
Я сам наблюдал за строительством канала практически без помощи дворцовых архитекторов и сам разработал сложный процесс транспортировки тела фараона от места смерти к погребальному храму, где произойдет мумификация тела.
Я предполагал, что фараон умрет в своем дворце на прекрасном маленьком островке Элефантина. Оттуда барка государства доставит его тело вниз по реке к устью канала, который был спланирован мною так, чтобы огромный корабль входил в него, словно меч в ножны.
- Предыдущая
- 29/163
- Следующая
