Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы - Коцюбинский Михаил Михайлович - Страница 3

Царская цензура запретила печатать этот рассказ, потому что «сочинение может вызвать ненависть к властям».

В других рассказах из жизни виноградарей Бессарабии и Крыма («Пекоптьор», «Ведьма», «Под минаретами», «На камне») писатель ставил проблемы освобождения женщины от социальных и религиозных пут, выступал против нелепых и косных предрассудков и суеверий.

Исследователи, изучая жизненный и творческий путь писателя, говорят об эволюции его таланта, о разочаровании его в народнических иллюзиях и служении «малым делам», о приближении писателя к высоким идеалам революционной демократии. Все это так, но несомненно и то, что Коцюбинский всегда был верен насущным интересам своего народа и всегда был в авангарде народного движения. Он шел рядом с такими художниками слова, как Иван Франко, Леся Украинка, Василь Стефаник, Лесь Мартович, Марко Черемшина.

В жизни больших писателей часто бывает такой переломный момент, который особенно проясняет их сознание и как бы высветляет дальнейший путь.

Для Коцюбинского и его соратников-демократов водоразделом послужила революция 1905 года и наступившая вслед за ней пора реакции.

В ряде рассказов, написанных в то время, писатель дает обобщающие картины схватки двух миров: революции и реакции. Резко, решительно ополчается он против царских прислужников – полицейских, душителей революции, палачей, а заодно и против подленьких либералов, угодливо пресмыкающихся перед реакцией и при этом произносящих народолюбивые речи. В рассказе «Смех» (1906) показан один из таких либералов, адвокат Чубинский. Он выступает на митингах с дешевыми демагогическими фразами, утверждает, что служит народным интересам. Но в личной жизни он трусливый мещанин и эксплуататор, этот либерал не видит, в каких ужасных условиях живет его прислуга.

Коцюбинский был неистощим в разработке человеческих характеров. Эти характеры раскрываются в современной среде и носят на себе приметы времени. Вспомним рассказ «Persona grata» (1907). Отвратительная личность палача Лазаря и вполне реальна, и вместе с тем служит воплощением жестокости обреченного на гибель царизма. Писатель как бы противопоставляет прислужникам реакции гордых и самоотверженных людей революции. Герой рассказа «Неизвестный» – революционер, брошенный в тюрьму и обреченный на смерть. Он горячо верит в торжество своей идеи: «Я гнев народа и его кара, дыхание правдивых уст, огонь из черной тучи человеческих обид, стрела из его лука…»

Как не похожи мужественные слова революционера из рассказа Коцюбинского на бессильные и жалкие вздохи запуганных рэакцией интеллигентов, отступников от революции. Рассказ «В дороге» проникнут ненавистью к таким ренегатам, превратившимся в обывателей. Иван и Мария, бывшие революционеры, постыдно бежали с поля битвы и притаились в уюте мещанства: «При свете лампы в маленькой комнате, казавшейся островом в море ночного мрака, они читали. Что-то странное, нездоровое, вычурное, с запахом мускуса – «A rebours» Гюисманса, «Сад пыток», в которых любовь гноилась, как рана, а «я» распускалось пышным ядовитым цветом; оргия духа и тела, сверхъестественные инстинкты и протест всего против всего».

Характерная картина для эпохи, когда поэты-декаденты воспевали «сердца, истомленные злом», и призывали уходить в мистику, создавать свой иллюзорный мир взамен действительного.

На этом фоне особенно отчетливо выглядели образы, рожденные жизнеутверждающим, реалистическим пером Коцюбинского и противостоящие упадочным нытикам и маловерам. Революционер Кирилл из рассказа «В дороге» тоже на время поддается колебаниям и сомнениям. Но встреча с бывшими соратниками Иваном и Марией отрезвляет его. И страх и сомнения отступают перед мыслью о возможности такого жалкого и бесславного прозябания. И тогда Кирилл как бы сбрасывает с себя цепкую паутину, которой он был окутан,- сколько душевного здоровья пробуждается в нем, и он с бодрым, жизнерадостным чувством пускается в дальнейшую дорогу.

На почве общности художественных и политических стремлений произошло сближение Коцюбинского с Горьким, перешедшее в глубокую и искреннюю дружбу. Несколько раз побывал украинский писатель на Капри, где жил тогда Горький (в 1910, 1911 и 1912 годах). О своей дружбе с Коцюбинским Алексей Максимович вспоминал: «Отношения эти с первых же дней знакомства сложились как очень дружеские и тесные. Мы читали друг другу черновики наших работ, и оба очень искренне говорили друг другу, что каждый думает о работе другого. Если говорить о «влиянии», оно, вероятно, было взаимным. М. М. работал на Капри мало, но очень много рассказывал о своих планах».

В 1912 году написан лучший сатирический рассказ М. Коцюбинского «Лошади не виноваты». Нет никакого сомнения в том, что этот рассказ явился плодом творческого общения с Горьким. В том же 1912 году появились «Русские сказки» Горького, и шестая сказка во многом схожа с рассказом Коцюбинского. Оба произведения посвящены одной теме: разоблачению либералов-помещиков, которые на словах признавали права крестьян на землю, а на деле вызывали карательные отряды в свои поместья для защиты от «бунтовщиков».

Главная идея произведений Коцюбинского – это современность во всех ее проявлениях. Мироощущение материалиста помогало писателю развенчивать все виды мракобесия, мистики и религиозного фанатизма. Он сочувствовал всем жертвам темного царства креста и ладана. В одном из рассказов, «В грешный мир», писатель вводит читателя в стены монастыря, где царят ханжество, лицемерие, вражда и взаимная ненависть. Четыре послушницы покидают монастырь и уходят «в грешный мир». Чем дальше они от «божьей обители», тем чище, светлее и благороднее становятся их помыслы и порывы. Сияющая южная природа Крыма, зовущая жить и работать, наполняет сердца бывших послушниц большей любовью друг к другу, чем та, которая лицемерно процветала в смрадных кельях монастыря. Чисто языческое, идущее в лад с природой, ощущение жизни сменяет тупую христианскую мораль, которую прививали отшельницам.

Поэма-сказка «Тени забытых предков», написанная Коцюбинским с большим воодушевлением, вводит нас в гордый и суровый, величественный и насыщенный мифологией мир карпатских горцев – гуцулов. Увлекаясь работой, Коцюбинский писал Горькому 16 июля 1911 года: «Гуцулы – оригинальнейший народ, с богатой фантазией, со своеобразной психикой. Глубокий язычник, гуцул всю свою жизнь, до смерти, проводит в борьбе со злыми духами, населяющими леса, горы и воды… Сколько здесь красивых сказок, преданий, поверий, символов! Собираю материал, переживаю природу, смотрю, слушаю и учусь».

Повесть «Тени забытых предков» написана в стиле гуцульских народных сказок. Лирические, полные поэзии чувств, эпизоды гуцульской поэмы чередуются с эпическими, проникнутыми древними поверьями, картинами мягкой и грозной природы. И как во всех сказках, доброе начало берет верх над злым. Дочитываешь последние страницы и словно видишь перед собой торжествующе радостное лицо автора, который знает, что на смену невзгодам, горестям и даже смерти приходит победное утверждение жизни. Горький вспоминал, как, глядя на серые скалы Капри, покрытые богатой зеленью трав и цветов, Коцюбинский говорил: «Какая сила жизни! Мы привыкли к этому и не замечаем победы живого над мертвым, действенного над инертным, и мы как бы не знаем, что солнце творит цветы и плоды из мертвого камня, не видим, как всюду торжествует живое, чтоб бодрить и радовать нас. Мы должны бы улыбаться миру дружески…»

В Италии писатель встречался с рыбаками и матросами, с крестьянами-виноградарями, участвовал в деревенских праздниках и восхищался весельем и жизнелюбием простых итальянцев, в глазах которых видел согласие и доброжелательство. Стоя на берегу моря, где голубая волна ластилась к его ногам, мечтательный певец людей и природы думал, что эта волна, омывавшая африканский берег, несет ему привет единения. Эту мысль вложил Коцюбинский в уста романтической героини из рассказа «Сон»: «Смотрю на юг, на бесконечное море. Сирокко приносит ко мне из Африки зной и аромат Египта, и я мечтаю о стране белых песков и черных людей, о кактусах, пальмах и пирамидах. Катится из Африки волна и, как далекий братский привет, целует скалы. И, может быть, эта волна, омывшая ноги араба, плещет у моих ног, как символ единения…»