Стихотворения и поэмы - Маркиш Перец Давидович - Страница 20

Спадают старины пудовые оковы,

Я вырван из тисков удушливого сна,

В глазах — сияние, и горизонты новы,

Громовым вестником душа потрясена,

Заветным молотом — ударом умной стали,

Которую века к деснице приковали...

И, уходящему от мрака и тоски,

Мне радостно в простор тянуться клеткой каждой

И каждым органом, томимым дивной жаждой,

Глотать познания и знанья родники.

Теперь я бодрствую на пограничной страже

Веков. Я для того поставлен, чтоб в упор

Встречаться с вихрями, чтоб не дать силе вражьей

Скрываться до поры. Еще блуждает взор

В просторах, и еще неведома дорога, —

Но, пьяный от надежд, настойчиво и строго

Я буду вдаль шагать — и мне ли не дойти,

Ни разу якоря не бросив на пути,

Когда как следует мое владеет рвенье

Оружьем вековым познанья и терпенья!

И даже если впрямь чудовищно трудна

Задача управлять пятью частями света,

Не зная четырех, — то нечего на это

Пенять и сетовать, на ком лежит вина.

Я чувствую, как плоть становится иною,

Как творческая кровь кипит, гудя и ноя.

О да, родился я с оружием в руках,

Но в день рождения глаза мне завязали,

Чтоб видеть я не мог той смертоносной стали,

Которую держу, внушая тайный страх.

Восторгов собственных и собственных печалей

Я сбросил мелкий груз — и вот в груди моей,

Как старое вино в объемистом подвале,

Густое, терпкое, час от часу грозней,

Всемирный бродит груз — всемирные невзгоды,

Настороженные, гонимые народы

Друг к другу тянутся, скликаются во мне.

О, ныне в первый раз я углубляюсь не

В пределы одного народа, а в священный,

В огромный материк народов всей вселенной.

Мой путь, моя судьба, мои дела — до гроба

С судьбой и жизнями рабов соплетены,

За каждого из них моя пылает злоба,

За каждого из них меня изводят сны.

И если я не раб, и если радость ныне

Меня пресытила, то горечью полыни

В меня вливается мучительная скорбь

О рикшах загнанных, об индусах, зажатых

В железные тиски, покорно гнущих горб,

О неграх, вздернутых судами Линча в Штатах.

Законы точные дерзаний и свершений,

Уменье сокрушать преграды на пути

И сквозь лишения, сквозь ужасы крушений

Неудержимо в даль созревшую идти, —

Законы властные, что прошлое попрали

И к солнцу день за днем по новой магистрали

Ведут, благословив, испытанный твой шаг,

Заклятьем каменным звуча в твоих ушах,

О племя мудрое, чью душу открывая,

Так сладко, так светло томится мысль живая!

1929

Перевод Д. Бродского

КОМСОМОЛУ

КОМСОМОЛУ

Как налит сладостью и соками гранат,

Как весла сращены с обхватами уключин,

Так — в подвигах своих упорен и крылат —

Ты с мужеством и славой неразлучен.

В них блеск оружия, готового к борьбе,

Свободный дух, завещанный отцами;

Победою они присуждены тебе,

Как родина тебе присуждена боями.

Бесстрашно шли мужи под знойную картечь,

И мужественно гнев вынашивали жены,

Не избегая смертоносных встреч

В полуночи, предгрозьем заряженной.

Но, колыбель твою снастями укрепя,

Тугие паруса над ней раскинул Ленин

И в рейс невиданный напутствовал тебя

Бушующим своим сердцебиеньем.

Оно вещало всем, что молодой побег

И градоносные не поглотили смерчи,

И сердце мудрое он передал тебе,

Чтоб ты сквозь вихри лет пронес его в бессмертье.

Он, как судьба, прошел сквозь канонадный гул,

Спокойствие храня и в бешенстве сражений,

В тебя он мужество свое вдохнул,

И жизнелюбие, и жажду завершений.

Чтоб не легла и ночь преградой пред тобой

И день не обольстил слепящими лучами,

И если грянет бой — да будет бой!

И пламя ли блеснет — да будет пламя!

1931

Перевод Л. Руст

ВОПЛОЩЕНИЕ

ВОПЛОЩЕНИЕ

Другу моему — Э. Лазебниковой^[10]

И камню, может статься, нелегко,

Когда его резец жестокий режет...

Быть может, отзвуком на стон его, на скрежет,

На срезах изрубцованных его

Исторгнется из тьмы и выявится в свете

Слепая клинопись тысячелетий...

Быть может, болью скрытою своей

Исходит дерево, когда, влекомы к сини,

Под натиском весны бушуют в древесине

И раздирают ствол зародыши ветвей.

Но только нам, владыкам из владык,

Наследникам времен и поколений,

Дано постичь материи язык

И мудрые законы воплощений.

Быть может, плачет глина в тишине,

Пока ваятель бьется над замесом

И плоть аморфную то сплющивает прессом,

То вновь калит на медленном огне...

Но только нам, единственным из всех,

Питомцам бурь и песнопевцам штормов,

Дано осмыслить боль и сдвиги ветхих вех,

И выплеск вещества сквозь косный панцирь формы.

Не мерим чисел мы и времени не числим,

Как счета им стрела в полете не ведет.

Как ей на тетиву закрыт обратный лет,

Так нам возврат к исходным дням немыслим.

Уж даль распахнута. И, ею окрылись,

Нам стелют вихри путь по судьбам, по годинам...

Мы смотрим в прошлое лишь в помысле едином:

Не для того, чтоб с ним свою упрочить связь,

А чтоб в грядущее стремительней войти нам.

Да, может быть, и камень терпит боль,

Когда его резец жестокий режет...

И только нам доверено судьбой,

И только мы единственные в силе

На стыке тьмы и светоносных зорь

Прославить и осмыслить скорбь

И в воплях, в скрежете, в стенаньях укоризны

Расслышать первый вскрик рождающейся жизни.

1932

Перевод Л. Руст

«И те, чья жизнь — остылый прах и пепел…»

* * *

И те, чья жизнь — остылый прах и пепел,

И те, чей пепел — жадное рожденье, —

Вы все, как кровь, рокочете во мне,

Вы все, вы все растете из меня

И упадаете с меня плодами...

Но поступи вовек не изменю, —

Что силы есть гони вперед, погонщик!

Не развалюсь в прохладе у колодца,

Покуда прах не провожу в закат,

Рожденное не вознесу в зарю...

О время перечеркнутое! Вы,

Распутья перечеркнутые, словно

Утопленники, в памяти туманной

Всплывающие! Тщетно раздвоялось

На вас мое единственное сердце,

Затем, что в обе стороны струиться

Река заведомо не в силах... Путь