Как жить, чтобы жить. Основы экзистенциального нейропрограммирования - Ковалев Сергей - Страница 8

Всё вышесказанное можно представить в виде следующей таблицы.

Однако это ещё не всё — и, может быть, даже жаль, что не всё. Потому что выживание и жизнь в чисто психоаналитическом плане соответствуют двум основным влечениям человека, сушествование которых постулировал ещё 3. Фрейд (правда, отчасти с подачи Л. Саломэ). Мортидо (влечение к смерти). И Либидо (влечение к жизни). Но тогда первая стадия жизни — выживания — может рассматриваться как уход От Мортидо, а вторая — как приход К Либидо.

Можно добавить и ещё одно — тесно проецируемое на сегодняшнюю действительность. Первая стадия жизни суть территория агрессивного эгоизма, тогда как вторая — креативного альтруизма. Но как же жаль, что за более чем четверть века нелепых социально-экономических экспериментов мы буквально деградировали, перейдя от жизни к выживанию. Во всяком слyчае об этом наглядно свидетельствуют чудовищные по своим выводам результаты исследования динамики психологических характеристик российского общества, наглядно продемонстрировавшие, что из общества креативного альтруизма мы деградировали в сообщество агрессивного эгоизма [29].

Если не вдаваться в излишние подробности, то первой серьёзной моделью уровней жизни явилась для меня общепринятое в психологии, деление всей жизнедеятельности человека как бы на три этапа. Досоциальный (он же доконвенциальный — у представителей этого уровня некие соглашения с обществом только предусматриваются — и довербальный — а изъясняются они едва ли не жестами и с применением весьма скудной и часто ненормативной лексики). Социальный (он же конвенциальный — это когда некие соглашения с обществом и приняты, и «подписаны»: на принципе «Ты мне — я тебе», — и вербальный — а слова и членораздельная речь становятся таки главным способом общения). И постсоциальный (он же постконвенциальный — на этом уровне человек слишком уж хорошо осознает условность общественных соглашений и норм —, и поствербальный — а слова больше уже не рассматриваются в качестве основного средства общения, ибо воистину «тот, кто не поймёт вашего молчания, тот не поймёт и ваших слов» (Р. Хаббард).

Деление сие мне очень нравилось, и некоторое время я весьма увлеченно занимался тем, что весьма подробно описывал и расписывал все эти этапы (см., например «Нейропрограммирование успешной судьбы»). Однако спустя некоторое время обнаружилось, что в этой трёхэтапной схеме явственно не хватает некоего четвёртого этапа… Началось с малого. Сюда (в три этапа) никак не вписывалось столь нравившееся мне тогда индийское (и древнее) подразделение задач жизни на четыре важнейшие. Артху (обретение материального благополучия). Каму (получение чувственных удовольствий). Дхарму (самореализацию и даже самоактуализацию — в общем, занятие делом, которому ты служишь Ю. Герман). И Мокшу (если коротко, то обретение Космического Сознания). Но это было только своеобразной «затравкой». Потому что на более серьезном уровне я уже знал, что именно число четыре, (ещё пифагорийцами рассматривалось как как бы «главное космическое», лежащее в основе его мироздания. Так, вся геометрия основывалась на чётырех фигурах: точке, линии, поверхности и твердом теле. А Вселенная существует в четырёх измерениях (длина, ширина, высота и линейное время), реализуясь в четырёх стихиях: Земле, Воздухе, Воде и Огне. В собственно психологии эта идея был последовательно реализована в постулированной К. Юнгом концепция четырёх единиц как архетипов (неких первообразов и первоначал).

Без упоминания этого великого психолога — отца глубинной психологии — здесь никак не обойтись. Потому что, несмотря на порой просто потрясающую многозначность (и оттого невразумительность) гениальных идей великого Карла Густава, современная психология должна быть ему благодарна, что называется, по гроб жизни. И, в частности, именно за принцип четвертичности, который пришёл на смену доселе довлеющему принципу триады (идущему, как говорится испокон веков). И, например, в христианстве, обретшему форму Бога-отца, Бога-сына и Святого духа (говорят, что К. Юнг в качестве этакого четвёртого элемента всерьёз собирался включить сюда Богоматерь…).

Согласно этому принципу, кватерность или четвертина суть четырёхсторонний (или четырёхкратный) образ симметричной структуры, репрезентирующий идею целостности. Одновременно сие надо понимать как некий архетип — универсальный и образующий логическую схему любого целостного суждения. Так, например, в психологическом плане, чтобы сориентироваться в чём угодно, мы, во-первых, должны обладать функцией, которая утверждает, что нечто есть или присутствует (ощущения). Во-вторых, функцией, которая устанавливает, что это такое (мышление). В-третьих, функцией, которая как бы определяет, подходит ли это нам и желанно ли оно (чувства). И, наконец, в-четвёртых, функцией, которая выясняет, откуда всё это пришло (интуиция).

При этом вся данная четвертина устроена по принципу 3+1, где, кстати, именно эта «единица» (которая, вопреки Маяковскому,  не вздор и не ноль) не только дополняет три ей предшествующие, но и, собственно, создает «квартерную» целостность (в психологическом контексте в качестве таковой, безусловно, выступает интуиция).

Хотелось бы соврать, что именно в связи с этим я и обратил свой взор на модель четырёх стадий человеческой жизни. Однако, увы, всё было куда как проще. Потому что вначале это была просто идея, но не о трёх, а все-таки о четырёх уровнях жизни. Досоциальном. Социальном. Постсоциальном. И надсоциальном. Проистекающая из вполне резонной мысли о том, что на длинной жизненной дороге мы действительно должны как бы пройти некие вполне определённые стадии. Каждая из которых совершенно отлична от других, но при том имеет чёткую привязку к так называемой социализации: вхождению в систему общественных связей и отношений с одновременным занятием некой вполне определённой статусно-ролевой ниши.

На первом уровне — досоциальном — человек только лишь начинает означенный процесс искомой социализации (не особо подчиняясь общественным нормам и всячески (охотно) отлынивая от выполнения социальных обязанностей и обязательств). На втором — собственно социальном — человекообразная «заготовка» (болванка, «сырец») превращается (если превращается) в уже законченное «изделие» полноценного (хотя и не всегда полноправного) гражданина своей страны. Занимающего в системе её общественных отношений определённую «клеточку» (ту самую, вышеупомянутую, статусно-ролевую нишу), а в идеале, ещё и растущий по лестнице общественного признания (с эквивалентным увеличением статуса и доходов). Однако растущий строго до определённого уровня — статуса в общественной иерархии, — а после обязательно останавливающийся и даже как бы прекращающий двигаться (по моим расчётам, это обычно происходило в возрасте 42 ± 2 года — в общем, «лиц старше 45 лет просим не обращаться…»).

Для большинства это становилось трагедией. Застоем, началом конца, от которого рукой подать до постпенсионного «возраста дожития» (спасибо Минздравсоцразвитию за удивительно оптимистичное определение!). Для многих, но не для всех, потому как во все века и времена находились люди, которые с отстранённой ясностью понимали: именно сейчас и началась настоящая жизнь. Постсоциального уровня — в том плане, что, если ты удался, тебе не надо уже так рьяно, как раньше, соответствовать (прежде всего общественным требованиям). И, более того, похоже, что именно на этом уровне происходила (или могла произойти) удивительная вещь: смена вектора жизнедеятельности. С выживания — на жизнь. Или, если хотите, с существования для других на бытие для себя. А отношения с обществом менялись с аккомодационных (социализация как приспособление к обществу) на ассимиляционные (приспособление общества к себе). Т. е. вы действительно прекращали «прогибаться под изменчивый мир» (А. Макаревич), и он потихоньку-полегоньку начинал прогибаться под вас.