Сын племени Навахов - Шульц Джеймс Виллард - Страница 22
- Предыдущая
- 22/23
- Следующая
Был ли я удивлен, услышав эти слова? Друг мой, я не верил своим ушам. Растерянный, я озирался по сторонам, но даже те люди, чьей ненависти я боялся, ласково мне улыбались. Слезы выступили у меня на глазах. Спотыкаясь, я подошел к костру и занял место Огоуозы. Встал главный шаман и стал заклинать меня, чтобы я был верным защитником тэва. Когда он умолк, Поаниу наклонилась к своей священной змее, шепнула ей что-то и потом затянула песню. Это была та самая песня, которую я слышал много раз: снова почувствовал я волнение, и захотелось мне совершать великие подвиги. Песня оборвалась. Тогда я встал и, собравшись с силами, проговорил:
— Благодарю всех вас за то, что вы выбрали меня военным вождем и приняли в тайный совет Патуабу. Есть у меня одно желание, которое не дает мне покоя. Слишком долго навахи грабили и убивали беззащитных жителей наших пуэбло. Теперь я хочу пойти на них войной!
Спустилось молчание. Я сел, недоумевая, как осмелился я высказать вслух заветное мое желание. Наконец мне ответил старый зимний кацик:
— Мы, тэва, никогда не ходили воевать в страну неприятеля.
— Вот потому-то они вас и не боятся, — сказал я. — Правда, навахов очень много, но они разбиваются на отдельные маленькие отряды. Мы можем с ними справиться.
— Верно, верно! — воскликнула Поаниу. — Они убили наших близких, и мы должны отомстить.
Тогда и все остальные одобрили мое предложение. Меня стали расспрашивать, велики ли отдельные отряды навахов и где можно их настигнуть. Долго мы совещались. Наконец летний кацик сказал, что этот вопрос он обсудит с зимним кациком и главным шаманом, а на четвертый день вечером сообщит нам свое решение. Так закончилось совещание.
Я довел Начитиму до нашего дома и помог ему взобраться по лестнице на крышу. Навстречу нам выбежали Келемана и Чоромана. Они уложили Начитиму на ложе из звериных шкур и с тревогой посмотрели на меня. Я улыбнулся.
— Ты свободен, свободен! — воскликнула Чоромана.
— Да, он свободен, и члены Патуабу назначили его военным вождем Покводжа, — объявил Начитима.
Услышав это, обе женщины словно обезумели от радости. Они плакали и смеялись, обнимали и целовали Начитиму и меня. Потом занялись стряпней. Когда ужин был готов, Чоромана уселась подле меня и сказала:
— Уампус, скоро ты будешь моим мужем. Завтра я начну строить наш дом. Мне помогут Келемана, моя мать и тетка.
— Хорошо, — ответил я. — Дом будет готов к моему возвращению.
— К твоему возвращению? Разве ты уходишь? Куда?
— На запад. В страну навахов. Отомстить тем, кто убил моего брата и тридцать пять тэва.
— Нет, нет, ты не пойдешь! Тебя убьют! — закричала она, обнимая меня.
— Начитима, одного сына мы потеряли, — вмешалась Келемана, Уампуса я не отпущу! Он не пойдет воевать с этими страшными навахами!
— Слушайте, женщины! — резко сказал Начитима. — В эти дела вы не должны вмешиваться. Через три дня наши кацики и шаман примут решение. Если Уампус пойдет воевать с навахами, я пойду вместе с ним. Скоро мы узнаем, будем мы воевать или останемся здесь.
— А если вы пойдете на войну, я тоже пойду с вами! — раздался голос Кутовы.
Он пришел за Чороманой. Не говоря ни слова, та вскочила и выбежала из комнаты.
Рано утром она снова пришла к нам и сказала:
— Уампус, сегодня я начну строить наш дом. Я уверена, что кацики не позволят вам покинуть долину Покводжа.
— Мы вернемся в Покводж, и здесь, в этом пуэбло, я буду работать до конца своей жизни, — сказал я. — А ты начинай строить наш дом, чтобы он был готов к моему возвращению.
Спасаясь от упреков и жалоб Келеманы и Чороманы, мы с Начитимой взяли наше оружье и ушли в поле. Вечером, когда мы вернулись в пуэбло, я увидел, что Чоромана начала надстраивать второй этаж на доме своей матери.
Настал решающий день. Вечером мы с Начитимой пошли в северную киву, где уже собрались члены Патуабу. Не было только двух кациков и главного шамана, но вскоре явились и они. Летний кацик объявил нам, что они решили принять мое предложение и идти войной на навахов. Потом он спросил меня, обдумал ли я план наступления. Я ответил, что хочу выступить как можно скорее. Я поведу тех воинов, которые захотят за мной следовать, воинов не только из Покводжа, но и из других пуэбло тэва. Все члены тайного совета согласились со мной, а двое советников вызвались пойти в ближайшие пуэбло и сообщить тэва о предстоящем походе. Из Покводжа мы решили выступить через пять дней.
Спустя три дня вернулись советники и принесли радостную весть: многие воины из других пуэбло решили присоединиться к нашему военному отряду. К вечеру пятого дня все были в сборе, а на шестой день в сумерках мы вышли из Покводжа, было нас триста двенадцать человек.
Шли мы только по ночам и к утру третьего дня перевалили через горный хребет и увидели страну навахов. Только я один из всего нашего отряда знал эту пустынную страну, а спутники мои удивленно покачивали головой, недоумевая, как люди могут жить на этих бесплодных равнинах.
Опасаясь привлечь внимание неприятеля, я отвел воинов в длинный каньон, который тянется на северо-запад, к реке Сан-Хуан. Этот каньон испанцы называют каньоном Ларго. Здесь мы должны были скрываться до вечера.
Я хорошо знал это место, так как мой отец часто раскидывал лагерь в каньоне. Воины достали мешки с провизией и принялись за еду, но я не мог проглотить ни одного куска. Внезапно охватила меня гнетущая тоска. Я отошел от своих друзей и стал бродить по каньону, вспоминая отца, мать, игры со сверстниками. У подножия скалы я нашел маленький полуразрушенный шалаш из палок и веток; его я выстроил с помощью брата много лет назад. Я не мог удержаться от слез.
Когда я вернулся к моим спутникам, они заставили меня поесть сушеного мяса и маисовых лепешек, а Начитима расставил караульных и разослал разведчиков. Я лег и заснул, но и во сне не обрел покоя. Когда я проснулся, были уже сумерки. Тоска моя не рассеивалась. Мы тронулись в путь и шли всю ночь, а на рассвете снова спрятались в каньоне. Все время старался я понять, почему так тяжело у меня на сердце, и нашел наконец причину: я не хотел сражаться с навахами, моим родным народом. Но что было мне делать? Если бы я отказался вести дальше мой отряд, меня признали бы трусом. И вдруг вспомнил я слова, которые часто говорила отцу моя покойная мать: "Оставь в покое мирных землепашцев-тэва. Сражайся лучше с испанцами, которые мало-помалу завладевают нашей землей".
И тогда я понял, что мы, тэва, должны заключить мир с навахами. Не следует воевать с ними, когда нам угрожает враг, более страшный, испанцы, которые только и думают о том, чтобы завладеть нашей страной. Не лучше ли будет, если мы с навахами соединимся для борьбы с нашим общим врагом?
В это время пришли разведчики и сказали, что на равнине за каньоном они видели стадо овец и табун лошадей. Должно быть, мы находились неподалеку от лагеря навахов, так как вдали виден был дым от костров. Тогда воины взялись за оружие и подошли ко мне, ожидая моих приказаний. Я сказал им, что до вечера мы останемся в каньоне. Потом я отвел в сторону Начитиму, Кутову и нашего шамана и открыл им свои мысли. Выслушав меня, Начитима ответил:
— Сын мой, если удастся нам заключить мир с навахами, значит недаром умер Одинокий Утес.
— И те, что вместе с ним пали в бою! — подхватил Кутова.
— Отпустите меня! Я пойду в лагерь навахов и буду говорить с ними о мире, — сказал я. — Если я не вернусь, наш отряд отомстит за меня и сотрет их лагерь с лица земли. Навахов там не больше сотни, а нас триста человек.
Все трое одобрили мое решение. Узнав о нем, обрадовались и воины.
Было уже темно, когда я подошел к лагерю навахов и насчитал двадцать вигвамов. Громко крикнул я, что я — навах и возвращаюсь к моему родному народу. Люди выбежали из вигвамов посмотреть, кто я такой, а впереди шел мой дядя Белый Ястреб. Когда я назвал себя, он меня обнял и повел в свой вигвам. За нами последовало еще несколько человек и беседа наша продолжалась до поздней ночи. Я должен был рассказать им о своей жизни, о том, как добры были тэва ко мне и к моему брату. Я не забыл упомянуть, что брат мой был убит навахом, но ни слова не сказал о том, какое участие я принимал в последней битве. К счастью, в этом набеге не был повинен отряд моего дяди, и воины его не знали меня в лицо. Потом я предложил навахам заключить мир с тэва. Дяде понравились мои слова, но остальные сердито заворчали, а один из них сказал:
- Предыдущая
- 22/23
- Следующая