И передай привет полковнику - Смирнова Алена - Страница 26

• Предыдущая
• 26/28
• Следующая

– Благодарю за откровенность.

– Не время болтать. Спрячешься в кухне, осторожно из-за угла посмотришь на пришедшего. Кто бы ни пришел, слышишь, кто бы ни пришел, когда он пройдет по коридору, кивни мне, если вы знакомы.

– А кто…

– Молчи, добром прошу. Борис, Сергей, вы затаитесь здесь. Когда мы зайдем в ванную, приоткроете дверь и будете слушать. Действовать, исходя из услышанного. Кто внизу в машине?

– Воробьев.

– Сойдет.

Любопытство терзало Бажова и Юрьева не меньше, чем меня. Но они ничего не спрашивали. Я же хотела знать, ради кого столько затей, немедленно. Но не успела разозлить Измайлова, с лестницы позвонили.

– Марш на кухню на цыпочках. И не высовывайся из-за угла.

Я никогда прежде не слышала голоса, которому невозможно не подчиниться. И выполнила приказ безропотно. Из кухни отлично была видна входная дверь. Измайлов отпер ее.

– Ну что тут у вас стряслось? – недовольно спросили из-за порога.

– Помощь нужна, заходите, – пригласил Измайлов.

В прихожую шагнул… слесарь. Я чуть не расхохоталась во все горло. И часто Измайлов так издевается над Сергеем и Борисом? Или это учебная тревога? Надо бы выяснить. Да, бесспорно, наш дорогой тощий, небритый слесарь во всей красе похмельного синдрома, в вонючей спецовке, с ободранным чемоданчиком.

– В ванной, – указал Измайлов.

Мне не терпелось покинуть укрытие и посмеяться вместе с ребятами. Так серьезно подготовились к чьему-то визиту, и вдруг заваливается слесарь. Бедный Измайлов. Но, когда я увидела его лицо, смогла лишь закивать, рьяно демонстрируя, что мне и головы не будет жалко, если оторвется. Нет, черты полковника не исказились, губы улыбались, но в глазах бездонно и холодно стояло все коварство мира. Господи, разве в такого можно влюбляться? К нему ни в коем случае и приближаться не следует.

Измайлов давно ушел, а я все не могла опомниться. И опять в мозгах завертелось: «Дядя Саша, дядя Саша…» А ведь он тоже слесарь. Разумеется, слесарь, как же я раньше не догадалась. Что-то в них во всех есть типичнее, будто сейчас скажут: «Зачем звала, хозяйка?» И этот дядя Саша вымыл до блеска мою ванну и готовился к купанию в ней Измайлова. Надо срочно сообщить Сергею и Борису. Может, им пригодится?

Я выскользнула из кухни. Коридор был пуст, дверь в ванную нараспашку, слесарь склонился над раковиной, обзор ему закрывал собой неуклюжий Измайлов на костылях. Я сняла туфли. А если уроню от волнения? В зубы их взять для верности, что ли? Лучше положить на пол в кухне. Я избавилась от обуви и вдоль стенки прокралась к комнате. Только бы парни не очень узкую щель оставили. Но они обеспечили просторный выход для себя и вход для меня. Мое появление заставило их напрячься. Борис показал мне кулак. Я изобразила сурдопереводчицу. Сергей тоже погрозил мне кулаком и придвинул лист бумаги и карандаш. Я наскоро изложила домыслы о дяде Саше. Юрьев схватил бумажку первым. Прочитал, передал Балкову и выразил одобрение, потрепав меня по волосам. Подчеркиваю, дружески потрепав, а не оттаскав. Потом он поднял палец, дескать, слушайте, не отвлекайтесь.

– Ты же мужик, неужели ничего не смыслишь в дом? – отчитывал Измайлова слесарь. – Куда прокладка подевалась? Растворяться ей не положено.

– А черт ее знает, – недоумевал Измайлов. – Друг тут чего-то раскручивал, божился починить. Вдатый, конечно, был.

– Сколько б на грудь ни принял, а не портачь. Ты спроси у своего друга потрезву, за что у него на тебя такой острый зуб? А то друзья хуже врагов бывают.

– Сделаешь сегодня? За мной не пропадет.

– Сейчас сделаю.

– Только, чур, прокладку мне итальянскую, как у соседки из двухкомнатной с третьего этажа, – бессовестно приплел меня Измайлов.

– Во врут бабы. Наши, родимые, у нее стоят. Где я вам импорт возьму? Он дорого стоит.

– Так опять же у соседа сверху, у покойного Виктора Артемьева, еще пара в кранах осталась.

– Не пойму я тебя…

– Прекрасно понимаешь, Муравьев.

– Докажи-ка.

– Не знаю, куда ты дел бумажники, но доллары Коростылева и Артемьева пропить явно не успел: запоя с прогулами не было.

Я еще ничегошеньки не уразумела, а Балков с Юрьевым уже стояли в выставочных стойках возле двери. Более нервный и порывистый Борис облизывал пересохшие губы.

– Слышь, инвалид… – вдруг охрип слесарь.

Замахиваться на вооруженного костылем Измайлова сантехническим инструментом бесполезно. Тем более, что Балков и Юрьев всегда готовы обеспечить шефу устойчивость. Пока парни что-то специфическое делали с Колей Муравьевым в ванной, Измайлов заглянул в комнату, увидел меня и коротко велел:

– Брысь.

Я, как была босиком, пустилась наутек. Сзади слабели вопли слесаря: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Получилось, я для Славки Ивнева старался…»

Измайлов позвонил в восемь вечера. Двенадцать часов прошло. Всего или целых?

– Поля, ты у меня туфли забыла.

– Да, и мне их остро не хватает.

– Так спускайся в тапочках, по-домашнему.

– А в подъезде никого больше…

– Зайчиха ты, Поля. Ладно, высылаю Балкова встречать.

«В тапочках…» Скажет тоже. Будто у меня одна пара туфель. Принарядившись поненавязчивей, я вспомнила, что Измайлов не дает Сергею и Борису спиртного. Но ведь арест преступника – событие и, следовательно, повод?

Очухался мой телефон.

– Полина, – заорал в трубку Слава Ивнев, – я остался жив. Кольку Муравьева повязали! Приходи ко мне пьянствовать, обмоем это дело в скопившейся пыли. Мы с Норой уже такие косые!

Мне хотелось спросить, не тянет ли булыжник за пазухой. Но человек остался жив, стоит ли лезть к нему с обидами?

– Слава, я искренне за вас рада. Но вы вдвоем боролись за спасение, вдвоем и отмечайте.

Сомнений больше не было. У них праздник, и у нас праздник. Я достала бутылку шампанского и вышла. Сергей терпеливо дожидался меня, дымя на ступеньках.

На столе у Измайлова шампанское, однако, уже стояло.

– Она всегда с чем-нибудь, но со своим, – засмеялся Юрьев. – Вот теперь, Полина, обе бутылки и выпьешь.

– А вы?

– Мы для тебя достали. Сами мешать не будем.

– Значит, мне не показалось, что от Сергея пахнет водкой?

– Балков, я ведь просил тебя держаться от нее подальше, – насупился Измайлов.

– Да она за версту чует, Виктор Николаевич, – приписал мне спаниельи способности щедрый Сергей.

– Перестаньте, иначе я умру от нетерпения. Как вы додумались до слесаря?

– Это все полковник, – сказал Борис.

И я простила ему подковырки и выпады против меня, потому что он смотрел на Измайлова тепло, как честолюбивый отец на сыночка-вундеркинда. Я воззрилась на полковника, как амбициозная мать. Но ему это не понравилось.

– Что ты уставилась на меня зверем? – спросил он.

– А почему вы не рассказываете?

– Я тебе? Но про слесаря ты мне все рассказала.

– Вы вроде не много пили, Виктор Николаевич, а симптомы белой горячки явные.

Сережа Балков наловчился выталкивать наши с Измайловым забуксовавшие отношения из любой колдобины:

– Поля, Муравьев сохранил у себя бумажники с визитными карточками и деньгами Коростылева и Артемьева. И здорово сглупил у Виктора. Но, если бы полковник его не вычислил, мы бы об этом даже не догадались.

– Я сразу понял, что орудовать в одном подъезде может кто-то для этого подъезда свой, – остался доволен вступительным словом Балкова Измайлов. – Сергей соглашался и настаивал на том, что этот кто-то – Ивнев. Борис категорически возражал и предлагал на роль убийцы наемника, канающего под дилетанта. Потом ты, Поля, воспела изумительную импортную сантехнику Артемьева и удобство ее установления специалистами из магазина. Потом счастливо сломала кран и добилась от слесаря за бутылку идеальной починки. Потом Анна Ивановна посетовала, что ту же работу он ей сделал безобразно. Плюс точный портрет алкоголика из анонимного кабинета, преданного друзьями, но спасаемого женой.

• Предыдущая
• 26/28
• Следующая