Царь Аттолии (ЛП) - Тернер Меган Уолен - Страница 22

Нет, подумал Костис. Царь не будет присутствовать при допросе Релиуса. Это означало бы возвращение в ту нору под землей, где Евгенидис был заключен в тюрьму, где он лишился своей правой руки. Если он и выглядит сейчас таким больным, прямо-таки бледно-зеленым, думал Костис, то не от сострадания к Релиусу, а от воспоминания о собственных муках.

Они вернулись в покои царя. Евгенидис остановился посреди караульного помещения.

— Который час? — спросил он, потирая лицо с видом только что проснувшегося человека.

Релиус был арестован, но царя это, похоже, не радовало.

— Половина пятого, Ваше Величество.

— Очень хорошо.

Царь вошел в свою комнату и потянулся к двери, преграждая вход слугам.

— Постучите мне через час, — сказал он. — До этого времени никто не должен меня беспокоить.

Он захлопнул дверь у них перед носом.

— Ну, — протянул Сеанус, — когда царь уединяется позлорадствовать, ему даже ты не нужен, Костис. Странно, почему он не поступает так же, когда ему хочется залезть в нору и зализать раны. Всем вместе стоять в коридоре было бы веселее.

Костис подумал, что сегодня царю, скорее всего, не нужно переставлять кресло к окну, и он хочет быть уверен, что никто из слуг не просочится в его комнаты, несмотря на приказ оставить его в покое.

Он вздрогнул, когда услышал скрежет засова. О существовании внутренних запоров он не подозревал. Сеанус рассмеялся над его удивлением.

— Он делает так каждую ночь, — сказал он. — Думаю, что наш маленький царь не доверяет нам. Мы должны скрестись по утрам, как охлос в храмовые двери, и ждать, пока они милостиво не распахнутся перед нами.

Аттолия вернулась в свои покои и отослала служанок прочь. Они сидела у окна. Раздался щелчок закрываемой двери, и больше ни звука.

Она думала о Релиусе. В первый год ее царствования, когда она была совсем молодой царицей, вынужденной в одиночку сражаться с мятежными баронами и не имеющей никакого оружия, кроме золота и собственного разума, ее охрана обнаружила Релиуса, подглядывающего за ней из-под телеги. Кто подослал его, спросила она, но он ответил: никто. Он сам себе хозяин и хотел взглянуть на царицу. Стоя перед ней в грязной одежде, незаконнорожденный сын управляющего фермой, Релиус предложил ей свою службу. Он сообщил ей все необходимые сведения об ее врагах. Он обучил ее ремеслу манипуляции и интриг, научил превращать людей в свои инструменты и оружие, чтобы выжить в мире, где не было места преданности и доверию. Никогда не доверять никому, таков был его первый и самый важный урок.

— Даже тебе, не так ли? — тогда она еще не разучилась смеяться.

— Даже мне, — серьезно ответил он.

К истине можно прийти только через боль, учил он, и она должна добиваться истины любой ценой. От этого зависела жизнь ее народа.

Она должна знать правду.

Тишина была ее убежищем, и она укрылась в молчании. На этот краткий отрезок времени ей не нужно будет ни двигаться, ни говорить, ни пытаться отделить правду от лжи, чтобы понять причину предательства Релиуса, чтобы оправдать его проступок или свою собственную слепоту. Ее царь не умел находить спасения в тишине. Он предпочитал двигаться. Она часто наблюдала, как он мечется взад и вперед по комнате, бесшумно, как кошка в клетке. Но он так же умел обуздывать свой порыв и перемещаться медленно, почти незаметно, как солнечный свет на камне. Рядом с ним тишина становилась совершенно особенной, и он знал, как принести мир в ее душу.

Когда Фрезина через дверь сообщила, что пришло время переодеваться к ужину, Аттолия дождалась щелчка задвижки, а затем позвонила служанкам.

Через час царь приступил к переодеванию для ужина, и Костиса отпустили из царской прихожей. Он шел обратно через дворец с отрядом гвардейцев, сдавших свой пост. Они уже покинули внутренний дворец и шли через террасу, направляясь к лестнице, которая вела в сторону казарм, когда им навстречу выступил барон Суза.

Костис знал его в лицо, потому что ферма его семьи находилась на землях барона. Он вежливо кивнул и был удивлен, когда Суза назвал его по имени.

— Может быть, вы отпустите своих людей? — предложил барон. — Я бы попросил минуту вашего времени, чтобы пообщаться с земляком.

Костис неохотно отпустил людей обратно в казармы.

— Итак, Костис Орментидес, — сказала Суза, — вы стали доверенным лицом нашего царя, не так ли?

Костис пожалел, что не может позвать солдат обратно. Он находился в некотором смятении после ареста Релиуса. Их присутствие удержало бы Сузу от лишних вопросов, но было слишком поздно. Барон ждал ответа.

— Нет, сэр. Я бы так не сказал, сэр, — осторожно возразил Костис.

Подобно Арису, не решившемуся отшить Сеана, Костис собирался быть очень осторожным, чтобы не обидеть Сузу. Конечно, будучи землевладельцами, семья Костиса не был так уязвима, как близкие его друга. Барон не мог поднять налог на землю или отобрать часть ее, и каждый помещик в Аттолии, даже самый мелкий, перед законом был равен земельному магнату, но Суза был способен доставить семейству Орментидес множество других ненужных неприятностей.

— Вероятно, он признает за вами особые заслуги, учитывая, что разрешает оставаться с ним наедине?

— Его Величество… — Костис сделал паузу и посмотрел себе под ноги, надеясь правдоподобно изобразить замешательство. — Таким образом Его Величество демонстрирует свое чувство юмора.

— А? — Удивился Суза.

— В мои обязанности не входит ничего, кроме тренировки на полигоне, так как я… привлек его внимание.

Костис опасался, что может переусердствовать в изображении стыдливого пастушка, поэтому поднял голову и перешел к роли честного служаки.

— Я регулярно несу дежурство на стене, сэр, и при дворе после обеда. Эти дополнительные часы просто…

— Его каприз? — предположил Суза.

Лицо Костис окаменело.

— Я никогда не сказал бы так, сэр.

Называть царя капризным было чересчур даже для барона Сузы.

— И своими частными аудиенциями он просто позорит командира своей охраны?

— Его Величество пожелал отпустить свою свиту, и когда они сказали, что не могут оставить его в полном одиночестве, он выбрал меня в качестве замены. Я не считаю, сэр, что он таким образом оценил мои заслуги, скорее был недоволен поведением своих придворных, которые служили ему слишком небрежно… сэр.

Не слишком ли часто я «сэркаю», подумал Костис.

— Понимаю, — сказал Суза. — Тем не менее вы невольно становитесь обладателем определенного количества информации, которую, я уверен, вы пожелаете реализовать, лейтенант.

Костис надеялся, что его лицо не отразило испытанного им в этот момент ужаса. Однако, адмиральский адъютант получил от кого-то свою информацию, и сцена, устроенная Костисом на полигоне, могла навести придворных на мысль, что это у него язык не держится за зубами. Ему очень хотелось развернуться на каблуках и уйти, но он не мог. Он так же не знал, что ожидает получить от него Суза.

— Не так много, на самом деле, сэр, — сказал Костис. Он вспомнил аудиенцию у царицы. — Он проводит время в одиночестве, глядя в окно.

Он пожал плечами, словно извиняясь за незначительность информации. Брови Сузы сошлись на переносице. Вероятно, он не считал эти сведения незначительными. Было вполне очевидно, что Костис сообщил ему действительно нечто важное.

— Спасибо, лейтенант.

Барон протянул монету, которую Костис после минутного колебания принял, не зная, как отказаться. Затем Суза ушел.

Костис побрел через дворец вниз в казарму, считая себя полностью виноватым, хотя царь и не снизошел до прямого обвинения.

Глава 7

Табурет с громким стуком ударился о стену.

— Я собирался сесть на него, — мягко заметил Арис.

Он лежал на кровати, ожидая Костиса.