Недоверчивые любовники - Смайт Шеридон - Страница 41

• Предыдущая
• 41/57
• Следующая

— Что значит твое «ничего подобного»? Ты городишь чушь!

То, что его застукал репортер, — всего-навсего досадная случайность. Не мог же Остин знать, что тот устроил засаду у бассейна в то утро.

— Уж не хочешь ли ты сказать, будто не думал, насколько все проще обернется для тебя, если она потеряет состояние? Оставшись без денег, она будет рада узнать, что ты отец ее ребенка.

— Нет, не думал, — процедил Остин сквозь до боли сжатые зубы.

Это было ложью, но Джек не должен был догадываться, что он лжет. Остин размышлял об этом и пришел к неутешительному заключению, что Кэндис возненавидит его за обман при любом исходе дела.

Тот факт, что он сыграл главную роль в разрушении благополучного будущего ее самой и ребенка, может подогревать ее ненависть годы и годы.

Остин закрыл глаза и откинул голову на спинку дивана. Его единственной надеждой было время. Если Кэндис будет любить его следующие четыре месяца, то, возможно, простит, узнав правду.

— Кэндис, разумеется, решит, что тебе кто-то платит, либо газетчики, либо претенденты на наследство. Доказательство будет выглядеть достаточно красноречиво. И что ты намерен делать?

Открыв один глаз, Остин наблюдал, как Джек, вытащив из-за спинки дивана измятый пиджак, направляется с ним к шкафу для одежды в прихожей. Остин внутренне застонал, вспомнив о стопке коробок из-под пиццы, которые засунул в этот шкаф в гот день, когда хозяйка дома явилась к нему с внезапным инспекционным визитом.

— Джек, будь…

Ужасающий вопль брата не вызвал его удивления, однако последовавшие за воплем слова «Кто вы, черт побери, такой?» побудили Остина вскочить с дивана и выбежать в прихожую.

К своему глубокому изумлению, он увидел, что в шкафу стоит какой-то мужчина.

Джек попятился, когда незнакомец вышел из шкафа, сокрушая коробки из-под пиццы стоптанными, грязными ботинками. Репортер — было первой мыслью Остина. Однако мужчина не был похож на журналиста, и Остин не заметил никаких признаков камеры. Ошарашенный, он разглядывал небритую физиономию немолодого незнакомца, налитые кровью глаза и мятую, истрепанную одежду.

Он не знал этого человека — очевидно, как и Джек.

— Как вы сюда попали? — злобно рявкнул он.

Непрошеный гость ничем не напоминал репортера, но, с другой стороны, большинство людей удивлялось, узнав, что Остин — художник. Если этот тип — папарацци… Остин сжал кулаки и сделал шаг вперед.

При этом угрожающем движении незнакомец испуганно вытаращил глаза и поспешил представиться.

— Я Пит Клэнси, — объявил он и, заметив, что братья обменялись непонимающими взглядами, добавил: — Старик Кэндис.

Морщина между бровями Остина стала глубже.

— Хотите сказать, что вы отчим Кэндис?

Кэндис однажды упомянула о своем отчиме. Без особого тепла. Во всяком случае, у Остина сложилось впечатление, что любви между ними не было.

— Да-да, отчим. — Клэнси пожал плечами, его красные глазки забегали. — Если говорить официально. Я воспитывал Кэндис после смерти ее матери.

Джек, который до сих пор молча таращился на Клэнси, словно обнаружил в шкафу чудовище, обрел наконец дар речи.

— Какого черта вы прячетесь в одежном шкафу Остина?

Остин сам готов был задать этот вопрос.

— Всему свое время, мистер Круз.

Явно потрясенный до глубины души, Джек произнес срывающимся от волнения тонким голосом:

— Вам известно, кто я такой?

Остин не обратил внимания на коварный огонек, вспыхнувший в глазах у Клэнси. Он весь подобрался, готовый кинуться на этого типа, если тот хотя бы шевельнется, прежде чем ответить на их вопросы.

— Я знаю, кто вы такой, но я не знал, что вы братья. — Он перевел водянистые светлые глаза на Остина. — Вы не могли бы предложить старику вашей подружки чего-нибудь выпить? В этом шкафу до чертиков жарко.

— И не подумаю. Что вам здесь надо? — Остин говорил нарочито грубо, отнюдь не собираясь разыгрывать из себя гостеприимного хозяина.

Ему не нравилось, как воровато бегают глазки у Пита Клэнси, и еще больше не понравилось, что тот назвал Кэндис его подружкой. И вообще у него родилось смутное подозрение, что в Пите Клэнси он не обнаружит для себя ничего привлекательного.

Клэнси еще раз пожал плечами — вполне безмятежно и потому раздражающе.

— Хотел поговорить с вами.

Остин сделал еще один угрожающий шаг вперед.

— Вы должны были постучать в дверь.

— Дверь была уже открыта, — возразил Клэнси. — Я как раз собирался постучать, когда услышал, что вы беседуете. — В глазах у него мелькнул все тот же странный огонек. — Обнаружив, что тема беседы — моя дочь, я ничего не мог с собой поделать.

Остин просто онемел, с опозданием поняв намек. Они с Джеком переглянулись.

— Остин, он слышал…

— Вот именно, — спокойно согласился Остин, готовый вышибить дух из этого ублюдка Клэнси.

Но ведь физическое насилие ничего не даст. Клэнси придет в себя, а правду он уже знает — ту правду, которая может разрушить жизнь их всех.

Весь вопрос в том, как он намерен поступить с полученными сведениями. Продать их газетчикам? Сыновьям Ховарда? Рассказать все Кэндис? Возможно ли, что Кэндис, заподозрив что-то, попросила отчима выследить его? Нет, решил Остин, две последние версии следует отбросить. Та Кэндис, которую знал Остин, не могла пасть так низко; она бы попросту расспросила его самого. К тому же Клэнси ничего не выгадал бы, сообщив все Кэндис, а он, несомненно, хотел что-то выгадать, это было ясно как день.

— Джек, налей человеку выпить, — сказал Остин, не сводя глаз с Клэнси.

— Остин, он же…

— Давай.

Необходимо добраться до сути, поклялся себе Остин, и каким-то образом предотвратить беду. Он обязан сделать для Кэндис все, что в его силах. Остин обратился к Клэнси:

— Не хотите ли присесть?

Прежде чем тот успел ответить, Остин схватил его за руку и подвел к дивану. Свободной рукой сбросил с дивана на пол кучу одежды и чуть не насильно усадил мерзкого старика на комковатое сиденье. Затем уселся напротив него в кресло, которое Джек освободил минуту назад. Было слышно, как в крохотной кухоньке Джек бранится, отыскивая чистый стакан.

Клэнси нервно барабанил пальцами себе по колену и молча смотрел в пол. Остин наблюдал за ним. Молчание затягивалось. Наконец вернулся Джек и протянул Клэнси какое-то пойло в бумажном стаканчике. Пожал плечами, когда Остин обратил к нему вопросительный взгляд.

— Я нашел открытую бутылку вина в холодильнике, — пояснил он, — но не обнаружил ни одного чистого стеклянного стакана.

Остин попытался вспомнить, когда в последний раз покупал вино. И вспомнил, когда Клэнси запрокинул стаканчик чуть ли не себе на нос и высосал жидкость. Он покупал эту бутылку к спагетти на обед, который намеревался приготовить по случаю свидания.

Шесть или семь месяцев назад.

— Хотите повторить? — Клэнси с готовностью протянул стаканчик. Джек схватил его и снова потопал на кухню за пополнением, бормоча: — Неужели я похож на горничную?

Остин чуть не улыбнулся. Однако чувство юмора покинуло его, едва он подумал о том, что Кэндис росла при таком вот папаше. Он вдруг вспомнил, как возле клиники репортер спрашивал Кэндис о ее отчиме-алкоголике. Собственно говоря, в напоминании не было нужды, стоило только увидеть налитые кровью глаза Клэнси и то, с какой жадностью он заглотил явно прокисшее вино.

Джек вернулся и присел на подлокотник кресла брата. Остин обратился к Клэнси:

— Начните вот с чего: на кого вы работаете?

Его не обманул возмущенный вид Клэнси и фальшиво негодующий тон голоса.

— Я работаю на себя.

Невозмутимый и отнюдь не убежденный, Остин прямо посмотрел Клэнси в глаза.

— Отлично. Вы, так сказать, одинокий волк. Кому же вы собираетесь продать информацию?

Вместо ответа Клэнси поднес картонный стаканчик ко рту и опрокинул. Посмотрел на Остина поверх стаканчика. Остин, чуть заметно качнув головой, дал ему понять, что возможности гостеприимства на данном этапе исчерпаны. Никакого спиртного, пока не будет ответа.

• Предыдущая
• 41/57
• Следующая