Недоверчивые любовники - Смайт Шеридон - Страница 17

• Предыдущая
• 17/57
• Следующая

— Вы решили, что это очень забавно — задать мне головомойку, поставить богатую вдову на колени.

— Да подождите вы хоть минуту, черт побери…

— Какой же у нас следующий урок, мистер Хайд? Окунемся нагишом в бассейн? Как вы думаете, это помогло бы мне расслабиться? Выглядеть более похожей на будущую мать? Я получила бы истинное удовольствие, а репортер — сенсацию. Это стоило бы занести в компьютер и сохранить для моего будущего ребенка!

Она сделала шаг вперед, и Остин вынужден был отступить, оказавшись прижатым спиной к стене. К радости Остина, Кэндис продолжала напирать на него, пока их тела не соприкоснулись. Однако ее горящие глаза сказали ему, что не стоит считать это особой удачей: Кэндис просто не соображала в своем ослеплении гневом, что делает.

И к тому же она испытывала боль, теперь он это понял. Его это беспокоило. Не потому, что она была в бешенстве, — слава Богу, значит, у нее твердый характер. Но боль — нечто совсем иное. Он вовсе не собирался обижать Кэндис, он всего лишь хотел убедиться, что его ребенку будет хорошо, что ему не придется страдать, как страдали они с Джеком. Вероятно, он слишком увлекся.

Кэндис ухватила Остина за подбородок и встала на цыпочки, стараясь, чтобы глаза их оказались на одном уровне. Голос ее перешел в полный презрения шепот. Остин про себя дивился тому, какую бурю вызвали его скромные усилия. Он и вообразить не мог, что в тельце хорошенького котенка прячется тигр.

— Вы старались разжалобить меня, смотрели печальными щенячьими глазами, делали туманные намеки на вашу мать и так далее, а в душе смеялись надо мной, пытались меня унизить.

Это было уж слишком. Остин сделал единственную вещь, которая, по его мнению, могла бы вывести Кэндис из ее состояния: наклонился и прижал свои губы к ее губам. Она оцепенела от неожиданности, но по крайней мере не оттолкнула его и не сопротивлялась, хоть и не ответила на поцелуй.

Остин попробовал кончиком языка разомкнуть крепко сжатые губы: она так напряглась, а ей необходимо расслабиться и позволить ему поцелуем снять ее душевную боль. Утешить, только утешить, — он думать не желал о том, что острые кончики ее сосков уткнулись ему в грудь, что ее живот прижимается к его животу, а лобковая косточка — к отвердевшему месту в его джинсах.

Господь всемогущий, какая же она сладкая, как сливается ее тело с его телом в самых подходящих местах! Он продолжал свои попытки разъединить кончиком языка ее губы, и наконец они раскрылись. Остин застонал от наслаждения.

Следующий стон прозвучал не из его уст, и Остин вдруг опомнился. Он не мог воспользоваться своим преимуществом. Вероятно, Кэндис крепкая и стойкая женщина, но он понимал, отлично понимал, что она еще и хрупкая.

И нельзя было забывать о ее беременности. Остин ослабил объятия, потом медленно и неохотно оторвался от ее губ и коснулся губами ее щеки. Теплое дыхание Кэндис легчайшими, быстрыми порывами согревало его лицо. Он ничуть не удивился, что голос у него сел, когда он произнес:

— Клянусь, я и не думал смеяться над вами.

Ресницы Кэндис мягко тронули его щеку, когда она открыла глаза. Поцелуй бабочки — припомнились ему когда-то давно услышанные слова. От кого он их слышал? Впрочем, не важно. Важно лишь то, что Кэндис ему поверила.

Когда она положила голову ему на плечо, он невольно зарылся лицом в ее волосы, вдыхая запах зеленых яблок и с каждой секундой чувствуя себя спокойнее. Только колени оставались до смешного слабыми, возвращая его к далеким дням юности, к воспоминаниям о ласках на задних сиденьях машин.

— Вы… так и не доели пиццу.

— Не доела.

Кэндис подняла голову и посмотрела на Остина, прежде чем отойти от него. Остин позавидовал ее самообладанию. Она раскраснелась, на лице у нее было странное, застывшее выражение, но, черт возьми, походка оставалась ровной и твердой, чего он не мог бы сказать о себе. Он был пьян от желания и вместе с тем встревожен.

Проклятие, а почему бы ему не признаться в этом? Леди влекла его к себе, возбуждала, не важно, богата она или нет, беременна или нет! Беременна… его ребенком.

Он хотел ее, но еще не обладал ею, а она уже вынашивала его дитя. Огонь желания вспыхнул с новой силой, воспламенив его чресла. Быть может, тот простой, неопровержимый факт, что она зачала от него ребенка, и возбуждает его, влечет к ней? Сознание этого потрясло Остина, почти подкосило ослабевшие от вожделения колени. Он прислонился к стене, радуясь, что смущенная Кэндис не смотрит в его сторону.

«Ни в коем случае». Одна из его нянек имела обыкновение повторять эти слова по поводу любой шалости, которую он или Джек пытались затеять с ее ведома.

Нянька. Он не намерен допустить, чтобы его ребенок страдал от подобного бедствия! Собственно говоря, не все няни были плохими, однако обшая статистика оставалась скверной.

Шесть месяцев. У него было полгода на то, чтобы убедить эту богачку, что воспитание ребенка — истинное чудо. Заставить ее понять, что ребенок остро нуждается в любящей матери. Доказать, какой приятной и радостной может стать жизнь здоровой, счастливой матери.

И он должен проделать все это, не укладывая мать своего будущего ребенка к себе в постель?

Остин начал беззвучно смеяться. Чем больше он размышлял о сложившихся обстоятельствах, тем сильнее его трясло от сдерживаемого смеха. Сквозь выступившие на глазах слезы он увидел, что Кэндис в изумлении уставилась на него. Остин попытался представить, какой вид будет у нее, если он выложит всю правду прямо сейчас, и от этой мысли развеселился еще сильнее.

Кэндис не могла догадаться, почему он хохочет, но, видимо, что-то в выражении его лица успокоило ее, и она улыбнулась, а потом и засмеялась вместе с ним.

Кое-как Остин добрался до стола и опустился на стул. Вытерев слезящиеся глаза, он наконец справился со своей неуемной веселостью, чему отчасти способствовала Кэндис, которая вручила ему салфетку и усмехнулась, словно все знала.

Взяв себя в руки, Остин принудил себя задуматься о вещах более серьезных. О самом важном — о том, что женщина, сидящая за столом напротив него, ждет от него ребенка, но не знает об этом.

Скорее всего она бы ему не поверила. Да, не поверила бы, сочтя абсурдной ложью, придуманной для того, чтобы уложить ее в постель. Кстати, если бы Остин точно знал, что это сработает, он бы не удержался и все рассказал ей.

На самом деле, напомнил он себе, именно он должен остановить начавшийся процесс сближения. На долю Кэндис выпало немало испытаний: гибель мужа, столкновение с его отвратительными родственниками, неизбежные тяготы беременности. Сам он в проблемах беременности смыслил мало — даже не дочитал книжку под названием «От зачатия до родов», — но все же ему хватало ума, чтобы сообразить, что Кэндис не нужны дополнительные стрессы, которые принесет в ее жизнь новая сексуальная связь.

Если тут и были какие-то плюсы, то лишь в его пользу. Эта леди — настоящая приманка для представителей средств массовой информации всех мастей. Они попросту съели бы ее заживо, докопавшись до чего-то. И родственнички ее мужа тоже — разорвали бы Кэндис на миллион кусочков и замели под коврик то, что от нее осталось.

Остин должен был сделать все, что в его силах, чтобы уберечь ее от всего этого. Джек причинил им обоим достаточно вреда. Чтоб ему пусто было, этому Джеку.

— Простите, — произнесли они в один голос, отважившись наконец взглянуть друг на друга.

Кэндис покраснела, и Остин подумал, что в жизни не видел ничего более очаровательного. Как ей удалось сохранить такую наивность и такую невинность сердца? И почему это так много значит для него? Просто удивительно.

— Я не должна была…

— Я вовсе не имел в виду…

Оба снова заговорили вместе и одновременно умолкли, глядя друг на друга словно впервые. Кэндис скрестила руки на груди; она, казалось, свыклась с тем, что на ней футболка Остина, а волосы распущены по плечам, зато Остин почувствовал себя крайне неловко, припомнив, как «работал» над ее новым обликом.

• Предыдущая
• 17/57
• Следующая