След черной рыбы - Словин Леонид Семенович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/41
• Следующая

Тура достал лист бумаги, протянул ему.

— Можете написать о том, что произошло. Я — свидетель.

— Нет! — Мазут покачал головой. — У нас свои дела!

Тура обернулся к Хаджинуру и Кадырову.

— Это безобразие!

— А стрелять в рыбоинспектора — не безобразие? Убить человека! Сирот оставить!… — жутко закричал вдруг Кадыров. — Мы ведь с ними как? «Обнаружив факт нарушения правил… — он кого-то копировал. — „Я, рыбоинспектор такой-то…“ Будто он стоит передо мной — руки по швам! А они ведь стреляют! И не думают „представляться“! У-у, гад! На Осыпной приплыл! Думал, не найдут!

— От кого я должен скрываться?! — Мазут, за неимением платка, вытер окровавленное лицо меховой опушкой ушанки. — От тебя?!

— Оделся по погоде, тварь?! — Кадыров готов был снова броситься на него и едва сдерживался. — А когда в Пухова стрелял, тоже в этом был?

— Мне в Рыжего нечего было стрелять! Пухов мне первый друг был…

— Выходит, он к тебе шел в ту ночь?

— Может быть…

У Мазута погасла сигарета, он вытащил спички.

— Припекло! — не отставал Кадыров. — Лодка и та полна окурков! Смотри, спалишь!.. Опять без лодки будешь!

— Если ты не спалишь! — Мазут деланно рассмеялся, чиркнул спичкой. Лицо его пылало. — Никто не спалит!..

— Бесхозные орудия лова разрешено уничтожать!

Тура прервал их, спросил Касумова:

— Где ты был ночью три дня назад? Хаджинур, записывай…

Касумов сказал:

— Не знаю. Забыл. Кто убил Пухова, тоже не знаю.

Хаджинур записал, протянул бумагу Касумову.

— Теперь распишись, — сказал Тура.

— Расписался.

— А теперь снимай моторы с лодки, — вскочил со стула Кадыров. — Они тебе больше не понадобятся. Сейчас поедем в Восточнокаспийск! — Они стояли друг против друга. — И там потолкуем!

— Все! Он свободен, — сказал Тура. — Можешь идти. Когда понадобишься, мы тебя вызовем.

Орезов и Кадыров стояли в недоумении — никто не ждал такого поворота событий и, в первую очередь, сам Мазут.

— Могу ехать прямо сейчас? — Мазут на секунду окунул лицо в ушанку, убрал ее, взглянул на Саматова.

— Можешь.

— Спасибо.

Ни на кого не глядя, браконьер прошел к дверям. Через минуту раздался гул спаренных моторов. Едва Мазут уплыл в помещение вошли Миша Русаков и Керим, они слышали весь разговор.

Русаков принес с судна завернутые в скатерть хлеб, консервы и другие продукты, сложил на стол.

— Это вам, отец…

Прокаженный поблагодарил, сел отдельно. У него оказалась массивная даже для его крупной головы — тяжелая нижняя челюсть. Он что-то жевал, по-стариковски, задумчиво, глядя куда-то в стену.

— Зря вы его отпустили, — сказал Кадыров. — Они теперь договорятся, кому какие дать показания. Вы их еще не знаете…

— Если хотят человека допросить, то ему нельзя перед этим бить морду… Потому что это уже не допрос, а нечто другое! И все показания после этого лишены, фактически, силы!

Представитель частного капитала на восточном побережье — хозяин «Парикмахерской Гарегина» — стоял у дверей своего заведения на фоне выведенной краской надписи во всю стену соседнего дома: «Смерть убийце Умару Кулиеву!..» Гарегин стоял в той же позе, исполненной величия и трагизма, что и накануне.

— Так проходит слава мира… — грустно сказал он, глядя куда-то поверх головы Саматова.

Тура хотел обернуться, но парикмахер неверно истолковал его движение, взял под руку со словами:

— Входите, входите… У вас нет выбора. Надо же искать убийцу Пухова! А ищут обычно или поздно вечером, или ночью, или на рассвете… Ведь так?

— Гарегин Согомоныч, может быть, вы перейдете к нам на работу? Такие детективные способности… — заметил Тура.

Наемник капитала был не склонен шутить.

— Нет-нет-нет! Мое призвание — работать здесь. А вы, спасибо вам, первый человек, который называет меня здесь правильно. Все остальные дикари зовут меня Георгин Самогоныч…

Тура посмотрел на часы, провел рукой по лицу. Мелкая колючая щетина покрывала подбородок.

Они зашли в его белую мазанку. Гарегин усадил Туру в кресло, обвязал хрустящей, чистой белой салфеткой, намылил лицо горячей душистой пеной и начал колдовать бритвой.

— …Кроме того, я бы, например, не мог работать в обычной милиции. Но в водной?! Пожалуйста. В рыбоинспекторы я бы никогда не пошел! — клубился над Турой голос Самогоныча. — Саттара Аббасова убили и сожгли. — Он кивнул на видневшиеся на стене строчки. — Теперь вот Пухова… А в водную милицию я пошел бы… Там, слава Богу, пока никого не убивали. Но у них свои проблемы… Операция «Невод»! Ловить браконьеров! Такое тут скоро начнется! Как на войне… Автоматы, вертолеты, катера… Самое главное, что все равно никого не поймают. А если и поймают, то только мелкую сошку. Я не знаю, как это там у них выходит, но крупная никогда не попадается… Может быть, с вашим приходом… Не знаю! Хотя на ваш счет ходят слухи… Конечно, вы меня извините. Я все хочу спросить — кто вас стриг? Какой парикмахер?

Тура вспомнил:

— Был один. Большой мастер!..

Орезов крикнул:

— Выходите! Серегу Пухова везут…

Все высыпали на балюстраду, на соседних балконах появились жильцы. Внизу хлопнула дверца машины — это под руководством Буракова в «газон» садилось несколько милиционеров с карабинами. Бураков был в форме.

За забором, на улице, протяжно запела труба. К первой трубе присоединилась вторая.

Тура садился в «Ниву», когда в милицейский двор въехала черная «Волга», в которой сидел полковник Агаев.

Агаев позвал:

— Тура Саматович…

Тура пересел в «Волгу».

Похороны Пухова были многолюдными. Милиция, в том числе и Мириш Баларгимов, инспектора рыбнадзора. Много женщин в трауре. Мурадова тоже была здесь. Особняком стояла группа хорошо одетых мужчин в стандартных костюмах-тройках, с депутатскими значками. Руководители области.

Агаев и Тура направились к ним. Увидев приближающихся милицейских, один из стоявших — крупный мужчина с депутатским значком и Золотой Звездой Героя — демонстративно отошел.

— Кто это? — шепотом спросил Тура у Агаева.

— Кудреватых. Директор Сажевого комбината… — Объяснил Агаев. — Он злится на тебя из-за своего снабженца. Не обращай внимания. Сейчас я представлю тебя Митрохину… Первому…

Первый — сухощавый, с жестким энергичным лицом, в очках с металлической блестящей оправой и чистейшей воды линзами — увидел их, сделал движение навстречу. На нем был строгий костюм с депутатским значком.

Подполковник Агаев представил своего друга:

— Подполковник Саматов, начальник отделения водной милиции.

Митрохин протянул руку.

— Значит, не успел ты приехать, а уже серьезное дельце тебе подкинули?

— Да, есть…

— Хороший был парень! За год второй рыбоинспектор погибает! Перед этим был зверски убит и сожжен Саттар Аббасов… А почему? — Первый заговорил убежденно и резко, словно у себя, на бюро обкома, среди секретарей, принимавших любое его слово. — Потому что нет у этих людей защиты! Ни правовой, ни социальной. Ни прав, ни оружия! А суда? Да на судах по регистру вообще нельзя выходить в море. Я-то знаю! А против них флотилия быстроходных пиратских лодок, оснащенных японскими современными моторами «судзуки». Спаренными, а то и учетверенными… Море перегородили огромным частоколом калад. Десятки тысяч крючков. Катера рыбнадзора встречают с автоматами…

Стоявший рядом прокурор области Довиденко — высокий, властный, с пепельным от долгого сидения за бумагами, недовольным лицом, словно сделанным из папье-маше, вставил:

— Недавно они обстреляли вертолет Рыбоинспекции… Как бороться?

Митрохин не дал себя отвлечь. Продолжил:

— Сверху одни обещания! Народ устал ждать, устал бояться… Дело это — об убийстве Пухова — политическое! Убийцу надо найти во что бы то ни стало…

Тихая траурная музыка оркестра стихла и чей-то звонкий голос прокричал:

— Траурный митинг разрешите считать открытым…

Митрохин прервал себя:

— Мы еще поговорим… — Вместе с другими руководителями области направился к могиле.

• Предыдущая
• 12/41
• Следующая