Черная магия - Йолен Джейн - Страница 46

Полное имя Зимы звучит как Родерик Гейл Зима. Но все в округе Пэсвегас — а не только те, кто с ним лично знаком, — зовут его просто Зима. Прежде он жил в старом школьном автобусе, который стоял на дороге за нашим домом, и моя мать часто мне рассказывала, что, когда она только переехала сюда, Зима ее пугал до потери сознания. Собственно, ее пугал даже не лично он — к тому времени она его ни разу не видела. Пугал сам факт, что вот этот старый школьный автобус торчит среди леса, и из трубы идет дым, и огромные груды наколотых дров вокруг, и вагонетки, и краны, и всякое тяжелое оборудование, а летом — цепи и тому подобные штуки, а на вырубке со здоровенного шеста — мать говорила, он смахивал на виселицу — свисает олень и мертвые койоты, и на снегу кровь, а однажды там торчала огромная кабанья голова с клыками — мать утверждала, что это было даже страшнее, чем койоты. Вообще-то, если подумать, звучит это все достаточно неприятно, так что трудно ее упрекать за то, что она от него шарахалась. Сейчас это даже забавно, поскольку они с Зимой лучшие друзья, хотя это значит не так много, как в других местах, вроде Чикаго, откуда мать приехала, потому что, я думаю, в Шейкер-Харборе всякий считает, что Зима — его друг.

Кстати, этот школьный автобус внутри был довольно неплох.

Род Зимы проживал в Шейкер-Харборе на протяжении шести поколений, да и корни его где-то тут, в штате Мэн.

«Во мне кровь пассамакводов, — так говорит Зима. — Если я куда-то перееду отсюда — я растаю».

Хотя он не похож на индейца; мать считает, что если в нем и вправду есть индейская кровь, то сильно разбавленная. Зима очень высокий и тощий — не болезненно тощий, а сухопарый и мускулистый, и ссутуленный, потому что ему много лет приходилось пригибаться, ныряя в дверь этого школьного автобуса. Он всегда носит бейсболку с надписью «Лесхоз Зимы», и я помню, каким для меня было потрясением, когда я однажды увидел его на собрании жителей города без этой бейсболки, и оказалось, что он почти лысый. Он охотится и сам разделывает оленей, но не ест их — он рассказывал, что вырос в нищете, в хижине, где даже не было деревянного пола, только утоптанная земля, и что в его семье ели все, что удавалось добыть охотой, включая змей, скунсов и каймановых черепах. Поэтому он всю добычу отдает, а когда его кто-нибудь нанимает забить домашнюю скотину и дает свежее мясо, он и его отдает тоже.

Именно так мать с ним и встретилась, в ту свою первую зиму, пятнадцать лет назад, когда она поселилась здесь одна, беременная мною. Была сильная метель, мать выглянула в окно и увидела, что какой-то высокий мужчина топает через снег и несет большой бумажный пакет.

— Вы вегетарианка? — спросил он, когда мама открыла дверь. — Все говорят, что тут живет леди, которая ждет ребенка, и что она вегетарианка. Но по-моему, вы не похожи на вегетарианку.

Мама сказала, что нет, она не вегетарианка, она дипломированный терапевт-массажист.

— Ладно, что бы эта хрень ни значила, — ответил Зима. — Можно, я войду? Боже мой! Это у вас буржуйка такая?

Понимаете, моя мать забеременела от донора спермы. Она все распланировала: как она переедет на север, как родит ребенка и вырастит его сама, как будет жить в близости с природой, работать терапевтом-массажистом, развешивать кристаллы по окнам, и от них будет идти хорошая энергия, и вообще все будет здорово. Возможно, так бы и было, если бы она переехала куда-нибудь в Хантингтон-Бич или даже в Бостон, где потеплее и где есть хорошие скейт-парки. Здесь же до ближайшего скейт-парка два часа езды, и снег лежит с ноября и до конца мая. А весной даже по дорогам на скейте не проедешь, потому что дороги тут грунтовые и рытвины на них такие, что в них впору селиться. А вот на сноубордах тут кататься здорово, особенно с тех пор, как Зима разрешил нам прыгать прямо за его домом.

Но это все было задолго до катания на сноубордах, еще накануне моего появления. Мама жила в крохотном двухкомнатном домике без водопровода и уборной, с древней дровяной плитой, которую тут называют буржуйкой; выглядела печка неплохо, только почти не грела, и из трубы то и дело бил факел. Собственно, Зима про маму узнал следующим образом: после визита к ней пожарного-добровольца в шейкер-харборском универмаге все только и говорили, что про чокнутую леди, которая купила у Мартина Вида его развалюшку. Судачили, что она ждет ребенка и то ли замерзнет до смерти, толи спалит домишко — не исключено, что и то и другое вместе, — и что, может, туда ей и дорога, только вот младенца жалко, он тогда тоже околеет или сгорит.

Потому Зима пошел к маме и отдал ей оленину. Он осмотрел поленницу и сказал, что мама топит свежесрубленным, непросушенным деревом, которое выделяет креозот, оттого факел и получается, и спросил, кто ей эти дрова продал. Мама ответила. А на следующий день парень, который их маме продал, приехал, сгрузил три корда сухих поленьев и укатил, не сказав ни слова, а еще через день появились двое других с новехонькой буржуйкой, уродливой, но зато отлично работающей, и с кожухом, чтоб малыш не обжегся, если вдруг притронется. А на третий день пришел Зима, желая убедиться, что печку установили правильно. Он затянул все окна в домике листами полиэтилена, потом показал маме, где в лесу родник, в котором можно набирать воду, а не покупать канистры в продуктовом магазинчике. Еще он дал ей ночной горшок, чтобы ей не приходилось навещать уборную во дворе, и сказал, что знает людей, которые могут недорого продать ей биотуалет.

Все это может навести вас на мысль, что, когда я говорю «жена Зимы», я имею в виду маму. Но это не так. Жена Зимы — совсем другая женщина.

Когда я рос, Зима постоянно бывал у нас дома. И я, когда стал постарше, начал ходить к нему в гости. Зима рубит деревья — это называется «санитарные порубки»; рубит он для людей, но еще и для того, чтобы лес мог обновляться и быть здоровым. Потом он колет эти бревна на дрова. У него есть портативная лесопилка — одна из тех жутких штук, которые мама заметила у него во дворе, также он делает пиломатериалы, из которых жители строят дома. А еще он аукционист, а еще он играет на банджо и на такой штуке вроде стиральной доски, подобные можно увидеть в старых фильмах. Зима показывал мне, как «дать прикурить» мотору при помощи петли из провода и как резать по дереву, как устраивать шалаш на дереве и как стеклить окно. Когда мама решила сделать небольшую пристройку к дому, для ванной комнаты, Зима провернул кучу плотницкой работы, заодно обучая меня.

А еще он может сказать, где под землей есть вода, просто походив с согнутой палочкой. Многие считают, что это просто блажь, вроде того, чем мама увлекается, я и сам так подумал, когда впервые об этом услышал.

Но как-то раз мы с моим другом Коди отправились посмотреть, как Зима это делает. Коди — он моих лет, ему почти четырнадцать. Мы болтались на участке Зимы и убирали обрубленные сучья. Зима разрешал нам скатываться на сноубордах с холма за школьным автобусом. Там мы соорудили отличный трамплин, а Зима придержал для нас груду некондиционных обрезков горбыля к весне, когда мы сможем построить еще и желоб для скейта.

Но вот весна пришла, а поскольку у нас на самом деле не было денег заплатить Зиме за все это, он приставил нас убирать обрубленные сучья. Так что таскали мы их, то и дело прихлопывая мошку. Коди готов был уже заявить, что он пошел делать уроки — соврать, потому что нам ничего не задали, — но тут появился Зима в своем пикапе, он высунулся из окна и заорал нам:

— Эй, ребятня, хотите посмотреть на настоящую работу?

Сначала мы с Коди заспорили, кто поедет на переднем сиденье рядом с Зимой, а потом — кто поедет в кузове, на самом деле это куда прикольнее. Мы препирались так долго, что Зима рявкнул на нас и загнал обоих в кузов.

Так мы и приехали на место, где Зима должен был работать. На этом поле когда-то стояла молочная ферма, но дела у нее шли неважно, и хозяину пришлось ее продать. Миссис Уиттон, преподавательница в старших классах, собиралась поставить тут небольшой блочный дом. Но несколько лет назад была сильная засуха, и куча источников пересохла. У миссис Уиттон не было особых денег, чтобы рыть вокруг, выискивая источник наугад, поэтому она наняла Зиму — найти точное место.