Свинья, которая хотела, чтоб ее съели - Баджини Джулиан - Страница 28

Противники точки зрения Уайльда утверждают, что художественная и моральная ценность произведений тесно взаимосвязаны. Ките писал, что «красота есть истина, и истина есть красота». Если это так, тогда любое произведение искусства, которое представляет реальность в искаженном свете, неудачно с эстетической и художественной точек зрения. Морально отталкивающее и при этом блестящее произведение искусства было бы противоречием в терминах, и те, кто восхищался «Де Пута Мадре» просто бы ошибались.

Когда безусловно разумные люди так сильно расходятся во взглядах на базовые ценности, то легко впасть в отчаяние и отступить к позиции «если вам нравится, то пусть». Но такой вариант, если следовать ему в этом случае, просто не сработает.

Человек, который не присоединяется к призывам запретить «Де Пута Мадре», едва ли может сказать, что мнение протестующих настолько же правильно, как и его собственное, ибо сказать это — значит признать, что то, что он считает неразумным — запрещение фильма — в конце концов, разумно. Подобным же образом человек, принимающий законность протестов, лишает цензуру ее аргументов.

Но если обе стороны обладают истиной, тогда у них должны быть какие-то точки соприкосновения. Однако обнаружить их не так легко.

Смотрите также

12. Пикассо на пляже

37. Природа-художница

66. Фальсификатор

86. Искусство ради искусства

Барбара и Уолли запрыгнули в такси на вокзале Оксфорда. «Мы спешим, — сказала Барбара шоферу. — Мы только что из Лондона, а после обеда отправляемся в Стратфорд-на-Эйвоне. Поэтому, пожалуйста, не могли бы вы показать нам университет, а затем снова привезти на вокзал».

Таксист улыбнулся про себя и в предвкушении приличного куша включил счетчик.

Он провез их по всему городу, показал им музеи Эшмолиэн и Питт Риверс, а также ботанические сады, музеи естествознания и истории науки. Его тур включал не только знаменитую Бодлейан-скую библиотеку, но и менее известные библиотеки Редклифф, Саклер и Тейлор. Он показал им все тридцать девять колледжей, а также семь постоянных частных холлов (общежитий). Когда он, наконец, приехал на вокзал, счетчик показывал ?64.30.

«Сэр, да вы мошенник, — запротестовала Уолли. — Вы показали нам колледжи, библиотеки и музеи. Но, черт возьми, мы хотели посмотреть университет!»

«Но университет — это и есть колледжи, библиотеки и музеи!» — ответил возмущенный таксист. «И вы ожидаете, что мы этому поверим? — сказала Барбара. — То, что мы американские туристы, еще не означает, что мы глупцы!»

Источник: Глава 1 книги Джильберта Райла «Концепция разума» (Хатчисон, 1949).

Мнение, бытующее в Британии относительно американских туристов, которых там считают шумными, наглыми и тупыми, не совсем справедливо. Во-первых, как много британцев хотели бы, чтобы о них судили по поведению наших отдыхающих на побережьях Кос-та-дель-Сол?

Этот маленький рассказик предназначен не для того, чтобы раскритиковать американцев. Он являет собой яркий пример той формы ошибочного мышления, жертвой которого становятся даже самые умные головы. Барбара и Уолли совершили то, что Оксфордский философ Джильберт Райл назвал категорийной ошибкой. Они думали об Оксфордском университете как о колледжах, библиотеках и музеях, его составляющих, то есть как о некоем заведении, находящемся в определенном здании. Но данный университет вовсе не является чем-то подобным. Нет ни одного места или здания, указав на которое можно сказать: «Вот это и есть университет». Университет, как правильно сказал таксист, это заведение, в состав которого входят все эти конкретные здания и постройки.

Но это не означаег, что этот университет является каким-то призраком, который таинственным образом объединяет в себе все эти колледжи, библиотеки и другие постройки. Думать подобным образом — значит совершать еще одну категорийную ошибку. Университет’ не является какой-то определенной материальной или нематериальной субстанцией. Мы не должны верить обманчивым словам и думать, что, если слово «университет» является существительным в единственном числе, значит оно представляет один объект.

Райл полагал, что наиболее распространенный способ мышления о разуме тоже являлся такой категорийной ошибкой. В этом случае у нас есть существительное единственного числа — разум, — и поэтому мы склонны думать, что должен существовать какой-то один объект, называемый этим существительным. Если мы будем мыслить подобным образом, то в конечном счете мы придем к одному из двух абсурдных заключений. Или мы заключим, что разум — это мозг, что является абсурдом, потому что мозг обладает массой и объемом, но у мыслей нет ни того, ни другого; или мы придем к выводу, что разум, должно быть, является некой нематериальной субстанцией, призраком, существующим в биологической машине, коей является наше тело.

Мы можем избежать необходимости давать какой-то из этих неправдоподобных ответов, если признаем, что разум вовсе не является каким-то одним объектом.

Сказать, что нечто обладает разумом, — значит сказать, что оно хочет, желает, понимает, мыслит и так далее. Поскольку мы все осуществляем подобные действия, мы говорим, что у нас есть разум.

Но это не требует от нас называть разумом какой-то объект. Такое утверждение ненамного более загадочно, чем утверждение о том, что университетом является нечто, что имеет колледжи, библиотеки и так далее, хотя не существует объекта, который можно назвать университетом.

Это аккуратное решение застарелой проблемы. Не важно, решает или разрушает понятие о категорийной ошибке проблему разума; это понятие является полезной защитой от смешивания характеристик языка с характеристиками окружающего мира.

Смотрите также

24. Квадратный круг

31. Выдумка

62. Я мыслю, следовательно?

83. Золотое правило

Премьер-министру нравилось думать о себе как о «довольно прямолинейном человеке». Он действительно презирал коррупцию и грязные махинации в правительстве и хотел руководить более чистой, более честной администрацией.

Однако случилось нечто, что поставило его перед настоящей дилеммой. Во время приема на Даунинг-стрит один бизнесмен, известный своей недобросовестностью, но не имевший официальных проблем с законом, отвел премьер-министра в сторонку. Заговор-щески шепча ему в ухо, он произнес: «Многие люди не любят меня и не уважают те методы, которыми я управляю своими делами. Мне на это наплевать. Но меня по-настоящему раздражает то, что меня никогда не будут уважать в моей собственной стране.

Что ж, — продолжил он, — я уверен, что мы с вами можем это исправить. Я готов предоставить 10 миллионов фунтов стерлингов на закупку чистой воды для сотен тысяч жителей Африки, если вы сможете гарантировать мне, что мое имя будет включено в список тех, кого на Новый год наградят рыцарским званием. В противном случае я просто потрачу все эти деньги на себя».

Похлопав премьер-министра по спине, он добавил: «Подумайте над этим» — и снова исчез в толпе. Премьер-министр знал, что это была своего рода взятка. Но так ли уж неправильно было бы продать одну из высочайших наград страны в обмен на столь очевидное благодеяние?

Для тех, кому нравится, чтобы их совесть была чиста, существуют два разных способа разрешения этой дилеммы.

Если исходить из узкой, утилитарной точки зрения, при которой нравственно желательным исходом является тот, который приносит пользу наибольшему количеству людей, то премьер-министру, конечно, нужно принять эту взятку. Нравственный расчет прост: если он примет ее, то сотни тысяч людей получат чистую воду, богача будут называть «сэром» и единственной ценой, которую придется заплатить, будет раздражение тех, кого будет воротить от вида жадного полупреступника, награжденного королевой.