Одна лошадиная сила - Стрелкова Ирина Ивановна - Страница 63

• Предыдущая
• 63/86
• Следующая

Вихрь сжевал хлеб и опять заржал, но уже не громко, а слабо. Он узнал деревню, где родился и рос.

Старик и Хозяин повели его к стоявшему на отшибе закопченному дому. Вихрь узнал по запаху кузницу. Старик отпер дверь, разжег огонь, до Вихря донесся жар раскаленного докрасна железа. Хозяин завел его в станок, Вихрь приготовился вытерпеть неизбежную боль. Она оказалась не такой острой и не такой долгой, как он ожидал. Старик знал свое дело лучше, чем кузнец, к которому Вихря водили в городе.

Кончив работу, старик ласково погладил Вихря.

— У нас когда-то был такой конь. Малость посветлее. И звездочка на лбу. А грива ну точь-в-точь. Рыжко его звали.

— И Вихрь был посветлее, — сказал Хозяин. — И звездочка у него была.

— Так, так… — Старик потрепал Вихря по холке. — Понятно.

Вихря повели к дому старика. Старик отпер дверь сарая, скрылся в темной глубине, что-то там ронял, ворочал, потом стал выносить из сарая всякую всячину. Седло, хомут, расписную дугу, стопку пожелтелых брошюр, войлоки…

— Спасибо, не надо, — отговаривался Хозяин.

— Бери! — кричал старик. — Зазря сгниет! — Он выкатил напоследок расписную легкую телегу, помог Хозяину запрячь в нее Вихря. — Бери, бери! И доставь мне, милок, удовольствие, дозволь напоить твоего коня. Может, в жизни больше не придется!

Старик принес полное ведерко. Вихрь узнал давний радостный вкус хрустальной ключевой воды, вытянул ведерко до дна, благодарственно фыркнул ноздрями в светлых капельках.

— На здоровье! — вскричал старик. — Носи мою подкову и не спотыкайся!… А ты, — старик повернулся к Хозяину, — там в брошюрах все есть, учись, будешь сам ковать. И не забудь, тридцать первого августа день Флора и Лавра, твоего коня законный праздник. Так и зовется — день Флора-распрягальника, Флор да Лавер до рабочей лошади добер… Запомнишь? Тридцать первое.

— Не забуду. Спасибо, дедушка! — Хозяин поклонился старику и взялся за вожжи.

Прошел без малого год после истории с «человеком-невидимкой» Гореловым и разоблачения Анатолия Яковлевича Мишакова.

Фомин теперь работал в отделе уголовного розыска. Володя Киселев стал директором музея, а Ольга Порфирьевна ушла на пенсию. Фомин очень надеялся, что, заняв солидную должность, Кисель перестанет изображать из себя частного детектива. И Валентина Петровна тоже считала, что Володе пора сделаться солидней. На свадьбе Валентины Петровны и Фомина он был дружкой жениха и произнес множество тостов с цитатами в стихах и прозе.

Жаркое сухое лето завершалось благодатными грибными дождями. По субботам весь Путятин устремлялся в окрестные леса. Фомин уговорился со старшим братом Виктором махнуть на машине куда-нибудь подальше, за Нелюшку, в сосновые боры. Однако вместо поездки по грибы он в субботу с утра оказался в горотделе. Накануне вечером какие-то подростки угнали лошадей из фабричной конюшни. Обычно угонщиками лошадей — в милиции их называли лошадниками — занималась инспекция по делам несовершеннолетних. Но на этот раз подростки совершили нападение на конюха и унесли ружье. Такими вещами занимается уголовный розыск.

Начальник горотдела Петр Петрович Налетов имел обыкновение высказываться кратко и энергично:

— Суббота. В лесу люди. Как можно скорее найти лошадников. И главное, ружье.

— Отберем. — Фомину розыск показался несложным. — Мальчишки. Никуда не денутся. Лишь бы не перестреляли друг друга.

Дежурный по отделу успел с утра пораньше передать сельским участковым инспекторам приметы угнанных лошадей и предупредить, что подростки, пока неизвестные, вооружены охотничьей «ижевкой». Фомин знал, что по деревням у людей свои давние счеты с угонщиками. Если кто-то их заметит и сообщит участковому, в добровольцах недостатка не будет, задержат и ружье отберут.

«Но для этого, конечно, нужно, чтобы заметили», — размышлял он, спускаясь по лестнице во двор и направляясь в одноэтажный деревянный флигель, где помещалась инспекция по делам несовершеннолетних.

В первой комнате флигеля с картинками на стенах, детскими книжками на полках и игрушками на ковре Фомин увидел двоих мальчишек лет семи. Вид самый запущенный, лица унылые и озлобленные, на столе — раскрытые тетрадки в косую линейку. Инспектор Нина Васильевна Вороханова стоит за спиной одного из мальчишек и выводит в его тетрадке шариковой ручкой «ма-ма».

— Готовимся к первому сентября.

Нина Васильевна вывела «ма-ма» во второй тетрадке и пригласила Фомина в комнату, служившую ей кабинетом, затем вернулась, заперла на ключ входную дверь, погрозила ключом еще более приунывшим мальчишкам:

— Никуда не уйдете, пока я сама вас не отпущу! — Она плотно притворила за собой дверь кабинета и пояснила Фомину: — Все другие дети придут в первый класс, умея писать и считать. А у этих родители… — Она печально помолчала. — Вот готовлю их к школе. Получается, что некому, кроме милиции, научить писать «мама»…

— По-моему, ты, Нина, занимаешься не своим прямым делом. — Фомин держался с ней, как опытный сотрудник с новичком. Вороханова только год работала инспектором по делам несовершеннолетних, а до этого была пионервожатой. — Твое дело, Нина, борьба с детской преступностью, главным образом предупреждение…

— Вот я и предупреждаю! — Нина Васильевна полезла в ящик письменного стола, достала связку самодельных уздечек из веревок и проволоки. — Потому что многие беды с ребятами начинаются с того, что они плохо подготовлены к школе и сразу попадают в разряд тупарей, умственно недоразвитых. — Она взяла с этажерки и поставила перед Фоминым узкий ящик с картотекой. — А потом их начинают выгонять на уроках из класса. И никто не обременяет себя беспокойством, куда пойдет выгнанный ученик. А он, например, может пойти в раздевалку и там пошарить по карманам чужих пальто. Они тут у меня пишут откровенные признания, как стали на преступный путь. И довольно часто приходится читать, что человека выгнали из класса, он пошел болтаться по школе, заглянул в раздевалку или в пустой кабинет… Я бы навсегда запретила выгонять учеников из класса! — С этими словами Нина Васильевна вытащила из-за шкафа ружье, похожее на настоящее, с отполированной ложей и вороненым стволом.

Фомин взял у нее ружье.

— Да уж… Ты бы, наоборот, запирала своих учеников на ключ. Как этих… — Он кивнул в сторону комнаты, где двое томились над тетрадками, и принялся разглядывать ружье или, вернее, поджигушку, самопал. — Смотри-ка, растем технически. Даже подворонили ствол. Чья работа?

— Одного апача.

— Чья? Как ты сказала?

— Есть такая компания лошадников. Они себя называют апачами. — Нина Васильевна подошла к висящей на стене самодельной карте Путятина, указала на правый верхний угол. — Апачи живут вот здесь, в Двудворицах. Фабричная конюшня у них под боком. И она считается их зоной действия.

— Что, что? — Фомин отложил опасную самоделку и уставился на карту. — Какая зона? Кто ее отвел?

— Коля, я тебе сейчас все объясню! — Нина Васильевна вооружилась школьной указкой. — Только ты не перебивай, я по порядку. У нас в Путятине действуют четыре компании лошадников. У каждой своя зона, другие лошадники туда не суются… Ну разве только Супа со своими может залезть на чужую территорию.

— Супа? А это кто такой?

— Коля, я же просила, не перебивай! Сейчас все поймешь. Компании лошадников объединились по месту жительства. — Она, как на уроке, объясняла и водила указкой по карте. — Про апачей ты уже знаешь, они живут в Двудворицах. В Крутышке своя компания. Еще одна вот здесь, в Париже. Четвертая — в микрорайоне. Теперь смотри, какие у них зоны действия. Значит, апачи угоняют лошадей из фабричной конюшни. Крутышка ходит в деревни за железную дорогу. Париж — в совхоз, там есть небольшие конюшни на отделениях. Зона лошадников из микрорайона — по Нелюшкинскому шоссе.

— Полный порядок! — скептически заметил Фомин. — Учет у тебя налажен. Значит, на конюха совершили нападение апачи?

• Предыдущая
• 63/86
• Следующая