Три девицы под окном... - Тамбовцева Анна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/64
• Следующая

— Александр Сергеевич, я ваша давняя поклонница. Проходила неподалеку и решила заглянуть, так сказать, на огонек.

Пушкин медленно оглянулся, открыл рот и невежливо вытаращил глаза. Невнятно помахав в воздухе рукой, как будто отгоняя какое-то видение, он помотал головой и наконец произнес:

— Сударыня…

После чего внезапно вскочил с места и подбежал к Забойному:

— Позвольте вашу ручку. Весьма польщен визитом. — Он чмокнул жилистую лапищу Младшего следователя, чем немало его смутил, и повлек в глубь комнаты.

— Присаживайтесь. Чем обязан такому счастью? — Он галантно придвинул «Музе» покосившийся стульчик.

— Да вот, хотелось побеседовать с вами о творческих планах, обсудить новинки…

— О, это я всегда пожалуйста, — живо откликнулся Пушкин.

Втайне радуясь легковерию литературных гениев, Забойный присел на краешек предложенного стула.

— Меня, главным образом, интересуют сказки. Особенно вот эта, помните: «Три девицы под окном…» — Младший следователь выдержал многозначительную паузу.

— Продолжайте, продолжайте, очень интересно, — добродушно предложил Пушкин.

— «Пряли поздно вечерком», — немного растерявшись, процитировал Забойный.

— Прекрасно! — восторженно отозвался Александр Сергеевич. — И что же было дальше?

— Ну… Кабы я была царица… — опять затянул следователь.

— Да-да? — поощрил его Пушкин.

— Молвит первая девица, — машинально закончил Забойный, ужасаясь мысли, что у свидетеля налицо все признаки амнезии. Подумать только, ни строчки из написанного не помнит! Нет, здесь что-то не так…

— Вы, Александр Сергеевич, ваньку не валяйте, — ринулся в наступление Младший следователь. — Люди мы с вами занятые, тема для разговора у нас серьезная, так что давайте-ка ближе к сути. Почему, скажите на милость, во всём этом произведении ни разу не дается развернутый портрет главного героя, именуемого Гвидоном? Фас, профиль, особые приметы…

— Вы правы, форменное безобразие! — посуровел Пушкин. — А чье это произведение?

— Так… ваше… — Младший следователь постарался взять себя в руки. — Не увиливайте от ответственности. Давайте лучше набросаем по-быстрому фоторобот.

— Что? — удивился поэт.

— Ну, портрет.

— А, это я могу, — оживился Пушкин, поднял с пола перо и, макнув в чернильницу, быстро завозил им по полям тетради. — Годится?

— Несколько схематично, — поморщился Забойный, — но, учитывая отсутствие у вас профессионального опыта, можно принять как рабочий материал. Позвольте?

Он оперативно выдрал клок из пушкинской тетради.

— Ах! — подскочил поэт и нервно зашелестел страницами. — Ладно, шут с тобой, здесь ничего ценного не было.

— Итак, переходим ко второму вопросу, — объявил следователь, почувствовавший наконец под ногами твердую почву. — Когда именно Гвидонов прибыл на Буян?

— Сейчас сообразим, — задумался Пушкин, демонстрируя полную готовность к сотрудничеству с полицией. — Думаю, на рассвете.

— Почему на рассвете? — удивился следователь, ожидавший услышать какую-либо дату.

— Красиво, — вздохнул Пушкин. — Свежо. Природа просыпается. А кто такой этот ваш Гвидонов?

Забойный вздрогнул. Да, тяжело быть гением. Работа нервная, на здоровье сказывается. Вон какие у человека провалы в памяти!

— По вашей версии, Гвидонов, он же Гвидон — это сын царицы, которая прибыла на Буян в деревянной бочке, — терпеливо, как ребенку, пояснил он Александру Сергеевичу. Собственно, относительно появления Гвидонова на Буяне у Младшего следователя имелась своя версия: по всей вероятности, этот хитрый тип выловил, из воды бочку с царицей и ее отпрыском, увидел, что младенчик не пережил тяжелого путешествия и решил занять его место, вступив в преступный сговор с гонимой мамашей. Этаким самозванцем он явился к местной царевне, фиктивно женился и, получив доступ к сокровищнице, обобрал доверчивую супругу до нитки. От Александра Сергеевича требовалось лишь прояснить несколько вопросов, подтвердить версию следствия и заверить протокол личной подписью. Однако несознательный гений вновь попытался увести разговор в сторону:

— А как же это царицу угораздило в бочку залезть? — с неподдельным изумлением поинтересовался он.

— Бояре поспособствовали. За то, что родила богатыря. То есть не богатыря, а мышонка. То есть не мышонка, не лягушку…

— Так кого же она всё-таки родила?! — не выдержал Пушкин.

Лейтенант Забойный заскрипел зубами.

— Не важно. Главное, что Ткачиха с Поварихой и еще некто баба Бабариха устроили политическую диверсию с подменой важных государственных документов и засмолили царицу в бочке. И новорожденного туда же втиснули…

— Этого мышонка?

— Не мышонка!!! И не лягушку!!! — потерял самообладание Младший следователь. — Ладно, оставим пока что пункт второй. Расскажите, почему вы утаили от широкой общественности факт хищения чудес с острова Буяна?

— А там были чудеса? — наивно уточнил Пушкин. Забойный извлек из рукава инвентарный список:

— Номер первый: Белка…

— Неужто белку стырили? — восхитился Пушкин. — И тоже в бочку? Прямо какой-то Ноев ковчег получается!

— Белку в бочку не сажали!!! — заорал следователь. — Она пела песенки и грызла изумруды…

— Какая бесхозяйственность, — фыркнул Пушкин. — Наверно, владельцы изумрудов ее и порешили.

Следователь тихо застонал.

— Хорошо, оставим чудеса. Скажите, младенчика-то высокородного не Гвидонов убил, а? Он своей смертью в бочке помер?

— Ну, убийство младенцев — это совсем из другой оперы, — возмутился Пушкин. — «И мальчики кровавые в глазах…» Это ж про Бориску Годунова! Не путайте меня, батенька.

— Ба… — Следователь внезапно задохнулся и побледнел. — Я не батенька, я Муза!

— Музон ты, а не муза! — фыркнул поэт. — Какая ж муза нижнюю юбку поверх бального платья напялит? Не пойму только, кто же меня так разыграть решил?

Лейтенант Забойный почувствовал непреодолимое желание провалиться сквозь землю, а еще лучше — сквозь время, и оказаться в своем уютном кабинете, подальше от литературных гениев, поближе к заурядным и таким родным нарушителям общественного порядка. Провал! Полный провал! Его раскололи, обвели вокруг пальца, надсмеялись и надру… нет, до этого, к счастью, не дошло.

— Как звать-то тебя, чудушко?

— Лейте… Вася. Вася Забойный.

— Ну что ж, драгоценный мой Музон Забойный, сказывай, кто тебя ко мне подослал.

Младший следователь покачнулся. Дело принимало скверный оборот. Вспомнив лицо Начальника управления, он решил уйти в несознанку.

— Ничего не знаю. Мимо проходил. Заглянуть решил. Поэзию люблю. Сказки люблю. Друзей не выдаю.

— Вот это ты молодец, — хлопнул его по коленке Пушкин. — Друзей выдавать нельзя. Собственно, я про своих друзей и без тебя всё знаю, те еще затейники. За это и выпьем, — неожиданно заключил поэт, уверенным движением разливая содержимое графина по стаканам.

С невероятным облегчением Забойный подхватил эту замечательную — да что там, гениальную! — идею. После третьего стакана он почувствовал, что его отношение к литературе вообще и поэзии в частности становится всё более трепетным.

— Поэзия — это вещь! — кричал Забойный, размахивая графином.

— Поэзия — это жизнь! — сверкая глазами, вторил ему Пушкин. — Слышь, Музон, а презанятную историю ты мне тут излагал. Сам придумал?

— Сам, сам, — согласился следователь, не желая портить настроение момента очередными дебатами.

— Хорошая сказка может получиться. Три девицы под окном, это надо же… Ты обязательно запиши этот сюжет.

— А хочешь, тебе подарю? — расщедрился лейтенант.

— Да ты что, сам напиши. У тебя такой талант к сочинительству. Не зарывай его в землю, послушай Пушкина, я ведь не последний человек в литературе.

— Да что уж там, — растрогался Забойный, — мне не жалко. Пиши, брат!

— Слушай, а давай работать вместе? Ты да я. Вот силища-то будет!

В душе Младшего следователя закопошились смутные сомнения.

• Предыдущая
• 24/64
• Следующая