Дети Одина. Скандинавская мифология для юных - Колум Патрик - Страница 37

• Предыдущая
• 37/40
• Следующая

— Я Брюнхильд, некогда валькирия, а теперь обычная женщина, которой суждено изведать смерть и все земные печали. Но меня не должны коснуться ложь и бесчестье.

Она была самая мудрая, самая храбрая и самая прекрасная из дев. Сигурд знал, что это так. Он положил к ее ногам свой меч Грам, и произнес ее имя: «Брюнхильд», и поведал ей о том, как заколол дракона и как узнал о ней из разговора птиц. Она поднялась с ложа и подобрала свои чудные волосы. С благоговейным трепетом Сигурд наблюдал за ней. Ее поступь была так легка, что казалось, будто она парит над землей.

Они сели рядом, и Брюнхильд открыла ему чудесные тайны. Она рассказала ему о том, как Один послал ее из Асгарда на землю выбирать героев для чертога Вальхалла и определять исход сражений, и о том, как она ослушалась Всеотца и была изгнана из Асгарда. И еще она рассказала, как Один вонзил в ее плоть шип древа сна, чтобы она спала, пока храбрейший из смертных не извлечет этот шип, сломав пряжки ее нагрудника.

— Всеотец обещал мне, — говорила она, — что в моей земной жизни я выйду замуж лишь за того, кто храбрее всех в мире. А чтобы никто другой ко мне не приблизился, Всеотец окружил чертог, где я спала, огненным кольцом. И ты, Сигурд, сын Сигмунда, пришел ко мне. Ты самый храбрый и, думаю, самый прекрасный юноша на свете, подобный Тюру, богу-меченосцу.

Она сказала, что предназначена тому, кто проскачет сквозь огонь и потребует ее в жены.

За нежной беседой час пролетал за часом. Вдруг Сигурд услышал нетерпеливое ржание Грани и воскликнул, обращаясь к Брюнхильд:

— Позволь мне оторваться от твоего дивного взора! Я должен завоевать себе величайшее в мире имя, ведь пока еще мое имя не гремит так, как гремели имена моего отца и отца моего отца. Я победил конунга Люгни и прикончил дракона Фафнира, но этого мало. Я добьюсь величайшей славы, каким бы тернистым ни оказался путь к ней. Потом я вернусь к тебе в Огненный чертог.

Брюнхильд сказала ему:

— Ты говоришь хорошо. Добейся славы, каким бы тернистым ни оказался путь к ней. Я же буду ждать тебя, зная, что никто, кроме Сигурда, не сможет проникнуть сквозь огонь, защищающий мое жилище.

Они долго молча смотрели друг на друга. А на прощанье взялись за руки и поклялись, что не отдадут свою любовь никому другому. И в знак нерушимости их союза Сигурд снял со своего пальца кольцо и надел его на палец Брюнхильд — это было кольцо карлика Андвари.

Гьюки, его жена и все их сыновья с радостью приняли Сигурда, ведь стоило взглянуть на него, как становилось ясно: у этого юноши великое будущее. И Сигурд отправился воевать плечом к плечу с сыновьями конунга, Гуннаром и Хёгни, и все трое прославили свои имена, но имя Сигурда воссияло, как солнце, затмевая иные светила.

По случаю их возвращения с войны в палатах Гьюки были устроены грандиозные празднества, и сердце Сигурда билось в унисон с сердцами всех Нибелунгов. Он так сдружился с сыновьями конунга, Гуннаром и Хёгни, что побратался с ними и стал им названым братом. А у конунга Гьюки был еще пасынок по имени Готторм, не присоединившийся к братскому союзу трех юношей.

Сигурд провел в доме Нибелунгов целую зиму. Его душа рвалась к Брюнхильд, им владело одно желание — поехать в Огненный чертог и увезти ее с собой в ту землю, которую конунг Гьюки обещал ему подарить. Но его побратимы еще нуждались в помощи, и он не мог их покинуть.

Однажды, проезжая по лесу, он услышал, как переговариваются птицы, и понял их речь. Одна сказала:

— Вот Сигурд, который носит чудесный шлем из клада Фафнира.

И другая птица сказала:

— Он не знает, что с помощью этого шлема может менять свой облик и превращаться в любого зверя или человека.

А третья птица прибавила:

— Он и не догадывается, что в шлеме скрыта волшебная сила.

Сигурд вернулся в палаты Нибелунгов и за ужином поведал им о разговоре птиц и показал свой чудесный шлем. Рассказал он и о том, как убил дракона Фафнира и завладел несметными сокровищами. Названые братья от чистого сердца поздравили Сигурда с таким богатством.

Однако драгоценнее всех сокровищ и чудеснее шлема была для юноши память о Брюнхильд — истинное его богатство. Но об этом он не обмолвился ни словом.

Супруга конунга звалась Гримхильд и была матерью Гуннара, Хёгни и их единоутробного брата Готторма, а еще она и конунг имели единственную дочь по имени Гудрун. Гримхильд была очень мудра и тотчас поняла, что Сигурд величайший в мире воин. Ей хотелось, чтобы с Нибелунгами его связывали не только братские клятвы, которыми он обменялся с Гуннаром и Хёгни, но и иные обеты. Когда же она услышала о принадлежащем ему огромном кладе, ее желание породниться с ним еще возросло. Она посмотрела на золотой шлем и на массивный браслет, украшавший его запястье, и задалась целью во что бы то ни стало женить Сигурда на Гудрун, своей дочери. Но ни Сигурд, ни девушка даже не подозревали о намерении Гримхильд.

А государыня, пристально наблюдая за Сигурдом, догадалась, что в его душе живет какой-то образ, заслоняющий от него красоту Гудрун. Она была сведуща в заклинаниях и тайных зельях (Гримхильд была из рода Боргхильд, чье питье сгубило Синфьётли) и могла приготовить отвар, способный вытравить любые воспоминания.

И Гримхильд сварила такое питье и однажды вечером, когда Нибелунги пировали в своих палатах, велела Гудрун поднести его Сигурду.

Сигурд взял кубок из рук прелестной дочери Нибелунгов, а осушив его, долго стоял среди пирующих, будто в глубоком сне. Потом, будто во сне, удалился в свои покои и весь следующий день был молчалив и рассеян. Когда он скакал по полям вместе с Гуннаром и Хёгни, они спросили его:

— Что ты потерял, брат?

Сигурд не мог ответить. Но потерял он память о валькирии Брюнхильд и Огненном чертоге.

Тогда он словно впервые увидел Гудрун. Мягкими были длинные пряди ее волос, нежными — ее руки. Ее глаза напоминали лесные цветы, и стыдливостью дышали ее движения и речи. И все же у нее была горделивая осанка, подобающая княжне, которая войдет хозяйкой в дом конунга. А Гудрун влюбилась в Сигурда с первого взгляда, когда он в золотом шлеме на золотых волосах возник перед ее окном на гордом скакуне Грани.

Весной, когда дикие лебеди прилетели на озеро, Гудрун спустилась на берег посмотреть, как они строят гнезда. В это время Сигурд верхом на Грани ехал через сосновый бор. Он увидел девушку, и от ее красоты все вокруг словно преобразилось. Он сдержал коня и стал слушать, как она поет диким лебедям песню, которую сочинил Вёлюнд для Альбит, своей невесты-лебедушки.

И сердце Сигурда вновь наполнилось воспоминаниями — воспоминаниями о Гудрун, какой она явилась ему у озера, где дикие лебеди строили свои гнезда. Теперь он наблюдал за ней постоянно: и когда она вышивала, сидя в палатах подле матери, и когда она прислуживала отцу и братьям, и нежность к девушке росла в его душе.

И вот пришел день, когда он попросил у Гуннара и Хёгни, своих названых братьев, руки Гудрун. Радости их не было предела. Они повели его к Гьюки, могущественному государю, и Гримхильд, мудрой государыне. Казалось, конунг и его супруга сбросили с плеч груз печалей и забот и помолодели духом и телом, так торжествовали они, что Сигурд входит в семью Нибелунгов мужем Гудрун.

Узнав, что Сигурд посватался к ней, Гудрун сказала государыне:

— О матушка, без твоих мудрых наставлений мне не справиться с таким счастьем. Как я могу признаться ему в своей пылкой любви? Я постараюсь сдерживать ее, а то он, чего доброго, подумает, что я только и способна что целоваться да миловаться. Великому герою не нужна такая жена. Я буду вести себя с ним как дева-воительница.

• Предыдущая
• 37/40
• Следующая