Изгнанник из Спарты - Йерби Фрэнк - Страница 13

• Предыдущая
• 13/116
• Следующая

Не забыл Аристон и про свой желудок. В мешке, перекинутом через плечо, лежал большой круглый хлеб, увесистая головка сыра и две-три пригоршни маслин. С такими запасами Аристон мог бы отправиться на край света. Но шел он сейчас гораздо ближе: к дому своего ненастоящего отца. Шел, чтобы совершить еще одну кражу (или, если выражаться помягче, позаимствовать без разрешения кое-какие вещи, ведь вообще-то любое оружие или доспехи, которые он выкрадет из арсенала Теламона, когда-нибудь перейдут по наследству к нему).

Предаваясь подобным размышлениям. Аристон подошел к своему бывшему дому. Он знал, что красть надо быстро, поскольку воин и государственный муж Теламон скоро явится домой ночевать. Будучи стратегом, Теламон целыми днями обсуждал с другими полководцами планы ежегодного летнего нападения на земли и селения Аттики. Спартанцы совершали эти походы уже шесть лет и, как казалось Аристону, могли бы с тем же успехом делать это еще сто лет подряд. Кретины! Разве не понятно, что единственный способ победить афинян - это уничтожить их

флот? Пока крепкие стены соединяют Афины с портом Пи-рей, моряки будут прекрасно оборонять город и даже сытно кормить жителей. Что им до сожженных ферм, до срубленных оливковых и фиговых деревьев, до вытоптанного проса, ячменя, пшеницы и кончившихся съестных припасов? Это все детские забавы! Но, как всегда уверял Ипполит, сложнее всего заронить в голову спартанцев новую идею. Даже Геракл проиграл бы сию битву.

Хотя у Аристона не было времени, но он не мог уйти, не взглянув в последний раз на мать. Он считал, что после того как он осуществит задуманное, у него нет ни малейшего шанса остаться в живых. Разумеется, он матушке не покажется, ибо, если она его увидит, ему не уйти. Он прекрасно понимал, каким горем будет для матери его смерть, но не мог ничего поделать. Он был спартанцем и отчетливо осознавал свой долг: похоронить честь по чести останки той, что стала бы, если бы позволили Эринии и рок, его подругой жизни. Он должен сделать это, чтобы тень любимой обрела покой. Тем самым он за нее отомстит. Мать, конечно, будет долго и горько плакать, но таков удел женщин, а удел мужчин - сражаться и умирать. Клото уже спряла тонкую нить его жизни, Лахесис отмерила ее, а ужасная Атропос стояла с ножницами наготове, чтобы в любую минуту перерезать эту нить. Да будет так! Но сперва…

Аристон обогнул дом, который, как и все спартанские дома, был маленьким, простым и довольно грязным, и добрался до окна гинекеи, женской половины. И тут же услышал голос Ипполита. Как брат Алкмены, он имел право приходить к ней в комнату для приема гостей. Если бы то же самое сделал человек, не связанный с ней кровными узами, он бы немедленно расстался с жизнью.

- Так что когда он явится домой, - озабоченно говорил Ипполит, - вели ему прийти с повинной. В худшем случае его ждет порка и несколько месяцев тюрьмы. Этот бык-переросток не умрет, хотя, должен заметить, сестрица, заслуги Аристона тут нет. Зевс свидетель, твой драгоценный сынок изо всех сил старался его убить. Между прочим, он защищал тебя, Алкмена… да простит тебе Афина отсутствие мозгов!

- Меня? - услышал Аристон тихий, ясный голос матери. Как всегда он был удивительно спокойным.

- Да! - отрезал Ипполит. - Похоже, юный балбес решил преподать всей школе урок элементарной арифметики: сложения и вычитания, доказывая, что два года - это двадцать четыре месяца, а с момента зачатия младенца до его рождения проходит всего девять и что если мужчина, даже великий стратег, отлученный в связи с важными государственными делами от ложа жены на два долгих года, возвращается и видит жену на сносях, готовую разродиться младенцем мужского пола, это означает одно: ему, так сказать, помогли в исполнении супружеских обязанностей, а по-простому, украсили его многодумный лоб парой рогов.

- Ох! - грустно вздохнула Алкмена. - Но почему Аристон не объяснил им, кто его отец? Ведь моя честь осталась незапятнанной.

- Козлы и сатиры! - рявкнул Ипполит. - Послушай, о самая тупая из ослиц! Ты отправилась в горы, хотя в любом полисе Эллады оргиастические ритуалы давно запрещены и на всей нашей земле не найдется города-государства, где уже сто лет или больше не чествовали бы Диониса, устраивая торжественные процессии, во время которых танцуют, поют, показывают представления - короче, ведут себя разумно и культурно. А ты, моя непорочная, прекрасная сестрица, отданная в жены зануде, который, однако же, вполне достойный человек, ты, повторяю, удрала из дома, потащилась в горы, связалась с менадами, участвовала в пьяных вакхических оргиях, которые способны вогнать в краску самую распоследнюю шлюху из порта Пирей, любую из тех бедных оборванных потаскух, чьи ласки можно купить на всю ночь за один-единственный обол… И, весело проведя время, ты вернулась с улыбкой святоши на глупом лице, твердо вознамерившись сообщить несчастному Теламону, что рога, увенчивающие его лоб, появились стараниями и милостью бога! Что ублюдок, которого ты носишь в животе…

- Ипполит! - воскликнула Алкмена.

- Я думаю, это отпрыск какого-нибудь пастуха с фаллосом побольше, чем у самого Приапа. Когда он увидел, что ты, мертвецки пьяная, лежишь на спине, он не преминул задрать твой хитон до пупка, раздвинуть тебе ноги и приняться за дело. Не корю его. Кто бы на его месте поступил

иначе? Пойми, глупышка Алкмена, никто еще не представил доказательств существования богов! Во всяком случае, доказательств, которые могли бы убедить людей с мозгами, способных, отправляя свои естественные нужды, не упасть в выгребную яму. Я уж не говорю, что у богов, похоже, нет иных занятий, кроме как ежесекундно брюхатить всяких дурочек! Так что, может, хватит издеваться над моим разумом, сестра? Нам надо поговорить о гораздо более важных вещах. Аристон в беде! В страшной беде. Этот жирный бездельник мог помереть, и тогда…

- Он не умрет, - спокойно возразила Алкмена, - потому что никакое зло не может коснуться моего золотого мальчика. Его жизнь всегда в безопасности. Мне это обещал его отец, божественный Дионис…

- Эрос и Афродита! - Ипполит задрал вверх свое круглое, точно полная луна, лицо, поросшее редкой бороден-кой. - Теперь она заявит, что ВИДЕЛА бога! В том, что ты его чувствовала, я не сомневаюсь, он сладострастно на тебя накинулся, но видеть?! Ну, говори!

- Я его видела, но смутно, - прошептала Алкмена. - Я, как ты верно сказал, брат, была не в себе из-за выпитого вина. Но я помню, что он был могучим, с головой, точно лес, горящий в засуху, и с глазами, подобными летнему небу. Он был очень ласков со мной, хотя я мало что помню.

- Ему повезло, и он ушел домой целым и невредимым. Я бы никогда не потащился в горы! Я этого не могу понять, хоть убей! Клянусь Плутоном-Аидом, владыкой Тартара, и трехглавым Цербером, воющим перед входом! Почему тебе взбрело в голову так нализаться и скакать по горам с дикими бабами, которые ходят в чем мать родила? И еще вопить и танцевать, увив волосы виноградными лозами? Если бы какой-нибудь бедолага попался на пути этой безумной стаи гарпий, они разорвали бы его в клочки и ты бы наверняка к ним присоединилась. А потом - о какой милый, очаровательный обычай! - вы бы вкусили его плоть и выпили бы кровь! Бр-р… Я не люблю каннибализма, сестрица, даже если он принимает форму самого что ни на есть священного ритуала. А ты… Постой-ка, я понял! Вот как все было. Ты выпила больше остальных и решила спасти горемыку от

своих диких сестриц… А потом нашла, что парень хорош собой. Да, Алкмена? И…

- У тебя, Ипполит, - резко оборвала его мать Аристона, - на уме всегда только дурное. Ты что, никогда не видел моего сыночка?

- О да, и Аполлон - свидетель, он прекрасен. Временами я должен напоминать себе, что он мой племянник.

- Любитель мальчиков! - презрительно фыркнула Алкмена.

- А что плохого в мальчиках? - довольно разумно возразил Ипполит. - Они никогда не явятся домой с огромным пузом, словно они проглотили подросшего поросенка, и не “осчастливят” человека, вынудив его растить плод чужих наслаждений. Но хватит об ерунде! Если у тебя недостает ума, чтобы побеспокоиться об Аристоне, я…

• Предыдущая
• 13/116
• Следующая