Приключения Найджела - Скотт Вальтер - Страница 32

• Предыдущая
• 32/138
• Следующая

— Право, не знаю, — ответил Найджел, — вероятно, какая-нибудь родственница хозяев.

— Черта с два… Черта с два! — торопливо ответил Мониплайз. — Ни капли кровного родства, если в ее теле вообще найдется хоть капля крови. Я рассказываю вам только то, что известно всем, живущим на расстоянии человеческого голоса от Ломбард-стрит; эта леди, или девица, называйте ее как хотите, уже несколько лет как умерла, хотя она является им, как мы сами видели, даже во время молитвы.

— Во всяком случае, признайся, что она добрый дух, — сказал Найджел Олифант, — ибо она выбирает именно это время для посещения своих друзей.

— Ну уж этого я не знаю, милорд, — ответил суеверный слуга. — Ни один дух, полагаю я, не выдержал бы сокрушительного удара молота Джона Нокса, которому мой отец помог в самые тяжелые для него времена, когда он впал в немилость при королевском дворе, которому мой отец поставлял мясо. Но этот пастор не чета дюжему мейстеру Роллоку или Дэвиду Блэку из Норт-Лейта и прочим. Увы! Кто знает, с позволения вашей светлости, не обладают ли молитвы, которые южане читают по своим дурацким старым почерневшим молитвенникам, такой же силой привлекать бесов, с какой горячая молитва, идущая от самого сердца, может отгонять их, как запах рыбной печенки выгнал злого духа из свадебных покоев Сары, дочери Рагуила? Что до этой истории, тут уж я не берусь утверждать, правда это или нет; поумнее меня люди, и те сомневались.

— Ладно, ладно, — нетерпеливо сказал его господин, — мы уже подходим к дому, и я разрешил тебе говорить об этом только для того, чтобы раз навсегда избавиться от твоего дурацкого любопытства и от твоих идиотских суеверий. За кого же ты или твои глупые выдумщики и сплетники принимаете эту леди?

— Вот уж насчет этого доподлинно мне ничего не известно, — ответил Мониплайз. — Знаю только, что она умерла — и через несколько дней ее похоронили, но, несмотря на это, она все еще блуждает по земле, все больше в доме мейстера Гериота, хотя ее видели также и в других местах те, кто хорошо знал ее. Но кто она и почему, подобно шотландскому домовому, она поселяется в какой-нибудь семье, я не берусь судить. Говорят, у нее есть собственные покои — прихожая, гостиная и спальня, но чтобы она спала в постели — черта с два! Она спит только в собственном гробу, а все щели в стенах, в дверях и в окнах плотно заделаны, чтобы к ней не проникал ни малейший луч дневного света: она живет при свете факела…

— А на что ей факел, если она дух? — спросил Найджел Олифант.

— Что я могу сказать вашей светлости? — ответил слуга. — Слава богу, мне ничего не известно о ее причудах и привычках, знаю только, что там гроб стоит. Пусть уж ваша светлость сами гадают, на что живому человеку гроб. Что призраку фонарь — так я полагаю.

— Какая причина, — повторил Найджел, — могла заставить такое юное и прекрасное создание постоянно созерцать ложе своего вечного успокоения?

— По правде сказать, не знаю, милорд, — ответил Мониплайз, — но гроб там стоит, люди сами видели, из черного дерева, с серебряными гвоздями и весь парчой обит — только принцессе в нем покоиться.

— Непостижимо, — сказал Найджел, чье воображение, как у большинства энергичных молодых людей, легко воспламенялось при встрече со всем необычным и романтическим. — Разве она обедает не вместе с семьей?

— Кто? Это она-то? — воскликнул Мониплайз, словно удивленный таким вопросом. — Длинной ложкой пришлось бы запастись тому, кто вздумал бы с ней поужинать, я так полагаю. Ей всегда подают что-нибудь в башню, в Тауэр, как они называют ее; там такая карусель вертится, одна половина с одной стороны стены, другая — с другой.

— Я видел такое приспособление в заморских монастырях, — сказал лорд Гленварлох. — Значит, ее кормят таким образом?

— Говорят, ей каждый день ставят туда что-нибудь для порядка, — ответил слуга. — Но, уж конечно, никто не думает, что она съедает все это, все равно как статуи Ваала и Дракона не могли есть лакомства, которые им приносили. В доме хватает дюжих слуг и служанок, чтобы начисто вылизать все горшки и кастрюли, не хуже семидесяти жрецов Ваала, не считая их жен и детей.

— И она никогда не показывается в семейном кругу, как только для молитвы? — спросил господин.

— Говорят, никогда, — ответил слуга. — Непостижимо, — задумчиво промолвил Найджел Олифант. — Если бы не ее украшения и особенно не ее присутствие на молитве протестантской церкви, я знал бы, что подумать, и мог бы предположить, что она или католическая монахиня, которой по каким-то важным причинам разрешили жить в келье здесь, в Лондоне, или какая-нибудь несчастная фанатичная папистка, отбывающая ужасную епитимью. Но тай я не знаю, что и подумать.

Его размышления были прерваны факельщиком, постучавшим в дверь почтенного Джона Кристи, жена которого вышла из дома «с шуточками, поклонами и любезными улыбками», чтобы приветствовать своего почетного гостя при его возвращении.

Теперь мы должны познакомить читателя еще с одним персонажем, чья кипучая деятельность далеко не соответствовала его положению в обществе, — мы имеем в виду миссис Урсулу Садлчоп, жену Бенджамина Садлчопа, самого знаменитого цирюльника на всей Флит-стрит. Эта почтенная дама обладала несомненными достоинствами, главным из которых (если верить ее собственным словам) было беспредельное желание помогать ближним. Предоставив своему тощему, полуголодному супругу похваляться тем, что у него самые ловкие руки среди всех брадобреев Лондона, и поручив его заботам парикмахерскую, где голодные подмастерья сдирали кожу с лица тех, кто имел неосторожность довериться им, почтенная дама занималась своим собственным, более прибыльным ремеслом, — правда, столь изобилующим всевозможными необычайными перипетиями, что нередко дело принимало опасный оборот.

Наиболее важные поручения носили весьма секретный характер, и миссис Урсула Садлчоп никогда не обманывала оказанного ей доверия, за исключением тех случаев, когда ее услуги плохо оплачивали или когда кто-нибудь находил нужным заплатить ей двойную мзду, чтобы заставить ее расстаться со своей тайной; но это случалось так редко, что ее надежность так же не вызывала никаких сомнений, как и ее честность и благожелательность.

Поистине эта матрона была достойна восхищения и могла быть полезной охваченным страстью слабым созданиям при зарождении, развитии и последствиях их любви. Она могла устроить свидание для влюбленных, если у них была веская причина для тайной встречи; она могла избавить легкомысленную красотку от бремени ее преступной страсти, а иногда и пристроить многообещающего отпрыска незаконной любви в качестве наследника в семью, где любовь была законной, но брачный союз не произвел на свет наследника. Она могла делать не только это, ее посвящали также в более глубокие и важные тайны. Она была ученицей мистрис Тернер и узнала от нее секрет приготовления желтого крахмала и, может быть, еще несколько других, более важных секретов; но, вероятно, ни один из них не относился к числу тех преступных тайн, за которые была осуждена ее наставница. Однако таящиеся в глубине темные черты ее истинного характера были скрыты под внешней веселостью и добродушием, под звонким смехом и задорной шуткой, которыми почтенная дама умела расположить к себе более пожилых из своих соседей, и под различными ухищрениями, при помощи которых ей удавалось снискать доверие более молодых, в особенности представительниц ее собственного пола.

• Предыдущая
• 32/138
• Следующая