Катастрофа - Скобелев Эдуард Мартинович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/117
• Следующая

Под колоннами, удерживающими третий этаж, был накрыт стол — черный делфтский фаянс и серебро. Единственным украшением стола служила массивная хрустальная глыба, внутри которой светился причудливый цветок. Хотя он походил на живой, впаянный в хрусталь, он был создан хитроумным сверлением, стало быть, одною только игрою света.

Все подходили полюбоваться и восторгались. Дамы спрашивали, как это сделано, а Герасто, улыбаясь, пожимал плечами. Иллюзия, как всегда, вызывала больший интерес, чем натура…

Под перемигивание Макилви с Дутеншизером подали отбивную из свинины с жареными бананами, филе из черепахи и ананасы, запеченные в сыре.

Обсуждался план предстоящей вылазки за яйцами океанских чаек масиго. Герасто пообещал, что его повар приготовит из яиц ни с чем не сравнимое кушанье, но я заметил, что мужчин больше волновало не искусство повара, а скука — с нею связывали возможную неудачу всей затеи. «Если мы вернемся с хорошей добычей и вздумаем поплясать вокруг костра, нам придется перебить половину мужчин, потому что на всех не хватит женщин», — сказал Макилви. Слова вызвали гул одобрения.

В самом деле, я насчитал всего семь женщин на ораву мужчин, каждый из которых, конечно, непрочь был подурачиться на отмели. Самой яркой из них, бесспорно, была худощавая Гортензия. Крупные черты и широкая кость нисколько не вредили ее стройности. Она была обаятельна в каждом движении, в каждом взгляде темных глаз на продолговатом, еще молодом, но утомленном уже лице.

Даже в душе плюгавца никогда не умирает любовник. Гортензия тонко пользовалась этой слабостью сильного пола. В каждом, с кем она заговаривала, пробуждалась надежда, что именно он выделен ею из сонмища фавнов и шансы не такие уж незначительные, чтобы пренебречь ими. Короче, мужчины наперебой обхаживали Гортензию, и что самое странное, у наиболее робких, не допускавших даже мысли о соперничестве, чувства зарождались более пылкие, чем у настырных, самоуверенных мужланов. Я говорю об этом, потому что испытал чары Гортензии на себе и слышал от других, что они испытывали в обществе этой истомляющей ведьмы.

Гортензия сидела справа от Кордовы — тот краснел и запинался, если ему случалось говорить, а то и вовсе терял нить разговора. Позднее я узнал, что под столом Гортензия вела с миллионером далеко не детскую игру в «случайные» прикосновения.

Подушкой в кружевах торчала между своим мужем и епископом Ламбрини пухловатая, рослая Шарлотта. Густо надушенная, она потела, утиралась пестрым платком и без умолку восхищалась Гортензией.

На фоне шумной Шарлотты жена Ван Пин-Ченга, молчаливая, с застывшей на розовом фаянсовом личике улыбкой, выглядела куклой. Она была миловидна, эта малайка, но мужчины не интересовались ею: знали, что она шпионит для мужа.

Что касается двадцатилетней, беременной Оолеле, жены детектива, она тотчас же объявила, что участия в общей вылазке не примет и к вечеру уедет на катере, — так обещал ей дядя, председатель государственного совета Атенаиты Оренго, «второй после Такибае человек».

Клонили к тому, чтобы послать катер Атанги «за женским обществом». Сам полковник, которого развезло от вина, скалил белые зубы, икал и согласно кивал головою. Наконец нашелся смельчак, готовый возглавить экспедицию, — поляк Верлядски.

— Как кого, меня не оскорбляют дамы полусвета. В век великих освободительных идей недостойно проявлять пренебрежение к тем, интересы которых сужены обстоятельствами!

— Запретных тем среди истинно возлюбивших господа нет, — заметил на это Ламбрини, о сане которого напоминал только небольшой крест поверх сетчатой майки густого малинового цвета. — Это легко доказать…

Око-Омо при этих словах резко выпрямился, уронив вилку.

— Господа, — сказал Герасто, — на случай, если вам захочется поплясать «банано», я договорился с деревенскими девушками, что работают у меня на плантации. Они будут ждать нас сегодня и приготовят ужин по-меланезийски — в земляных печах. Гигиена гарантирована…

Атанга и Верлядски зааплодировали.

— Если бы не женщины, — сказала Гортензия, — идеалы были бы уже давно достигнуты: мужчинам не было бы причин поступаться своей совестью.

— Но кто захотел бы такой жизни — с идеалами, но без женщин? — прохрипел полковник Атанга.

— Идеалы, в которых нет достойного места женщине, — опасный мираж, — кивнул ему д-р Мэлс.

— А дело наверняка к ночи примет хорошенький оборот, — шепнул мне капитан «Санта Барбары» Грей. Я не понял, одобрял он или осуждал такую перспективу. — Эта публика не столь благочинна, как выглядит. Это все, пожалуй, ссыльные джентльмены, разрази меня молния, — добавил он, смакуя неразбавленный виски.

Взглянув на часы, Герасто, во всем соблюдавший строгий порядок, объявил об отплытии. На сборы было отведено пять минут.

Катер покачивался недалеко от берега. С шутками и смехом компания погрузилась в шлюпку. Макилви и Дутеншизер пожелали добраться до катера вплавь — там их приняли расторопные матросы-меланезийцы, несмотря на жару облаченные в куртки и белые береты с эмблемой республики.

Обнаружилось, что нет Герасто, Кордовы и Гортензии. Послали за ними, но прошло полчаса, прежде чем они показались на тропинке, ведущей от виллы к океану.

У Дутеншизера сразу испортилось настроение. «Неужели ревнует? Пора было бы развестись или привыкнуть». В том, что Гортензия и в грош не ставит художника, теперь я уже не сомневался…

Катер описал дугу, обходя песчаную банку, и ловко проскользнул в узкий проход между рифами. Недалеко от яхты развернулся на север и пошел довольно ходко, легко перебираясь с волны на волну.

Облачность смирила жару, но даже брызги из-под форштевня не освежали. Берег медленно уползал назад, светлая песчаная кромка то появлялась, то пропадала, зелень слилась в сплошной ковер, мягко поднимавшийся на холмы, которые где-то там, в дымке, переходили в неприступные горы. Все казалось диким и безлюдным.

Дутеншизер и Гортензия сели на скамью, где пристроился и я, так что — невольно — я стал свидетелем размолвки. Боковым зрением, которое у меня развито почти как у лошади, я заметил, что Гортензия гневно сбросила со своих колен руку супруга. Вероятно, Дутеншизер обнаружил какую-то погрешность в туалете жены, потому что разъяренным гусем зашипел оскорбительные слова…

• Предыдущая
• 17/117
• Следующая