Владимир - Скляренко Семен Дмитриевич - Страница 60

• Предыдущая
• 60/132
• Следующая

Феофано не ошибается: ее сын Василий не тот, за которого его принимают, он, как и мать, ненавидит проэдра, хочет его уничтожить, молится Христу, но точит нож. Наступит день — и Византия содрогнется, увидев истинное лицо этого императора.

Феофано смотрит Василию в глаза, уговаривает его, думает о том, кто ей поможет снова сесть на трон в Магнавре — Вард Фока или сын Василий? Если победит Василий, она сядет рядом с ним, победит Фока, что ж, Феофано не содрогнется, Василий должен будет умереть… а пока мать теплой, нежной рукой гладит голову сына.

Есть у Феофано и еще одна надежда — дочь Анна, родившаяся за два дня до смерти ее первого мужа, императора Романа. Кто знает ныне, от чего умер император Роман? Кубок вина — и его не стало, на престол тогда взошел Никифор Фока…

Анне исполняется пятнадцать лет, на ее детском лице уже появились признаки красоты, очарования Феофано, и глаза у нее такие же, как у матери… Душа… да, и душа у Анны будет материнская — об этом неустанно печется Феофано!

Проэдр Василий идет к Феофано. Она ненавидит его, проэдр это знает, он всю жизнь использовал и обманывал Феофано, ей это тоже прекрасно известно, но такова уж горькая насмешка судьбы: ворон никогда не летает один, где он появился, туда прилетит и другой, будет трудно — они выклюют друг другу глаза…

Впрочем, к кому еще мог пойти проэдр? Он сам выслал из Константинополя тех, кто мог, хотя бы спасая собственную шкуру, помочь ему в этот час. Другие — полководцы, знатные люди, родственники и друзья Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия, которые теперь неизбежно боролись бы за себя и тем самым за проэдра, — бежали, опасаясь мести, в Малую Азию и ныне были его врагами. Проэдра ненавидели в Большом дворце, во всем Константинополе.

— Я пришел к тебе, как к своему старому другу, — начал проэдр, перешагнув порог палаты во Влахерне, где жила Феофано.

— Неужели я так же стара, как ты? — насмешливо ответила на это Феофано.

— Нет, — со вздохом ответил проэдр, — ты еще молода и красива, это я стар и немощен, я говорю о давности нашей дружбы.

— Что ж, — процедила Феофано, — дружба наша и в самом деле стара и даже дала трещину, проверим ее еще раз.

— И ты поможешь мне?

— Я с радостью помогу тебе и себе! — нагло заявила Феофано. — Садись, старый и вечно молодой проэдр.

Он сел.

— Давно уже Империя не переживала такого трудного времени, как сейчас. — Проэдр тяжело дышит, вытирая потное лицо. — Малая Азия и Склир, Болгария и Русь, Кведлинбург и Рим — впрочем, ты сама все знаешь, Феофано.

— Да, это все я знаю, — резко отвечает она, — только не понимаю, почему ты сейчас пришел ко мне?

— Я пришел к тебе потому, что узнал еще одну, и самую страшную новость… Из Малой Азии прибыл гонец, который сообщил, что Вард Склир объявил себя императором, надел багряницу и красные сандалии…

— Очень жаль, проэдр, что ты не думал об этом, когда не стало Иоанна. Тогда ты, насколько я помню, устранил меня, потому что захотел править Византией только с моими сыновьями. Ты неблагодарен, проэдр!

— Но ведь Василий и Константин — твои сыновья!

— Ты оторвал их от меня, но не сумел стать им отцом. Не так ли, проэдр? Что же ты молчишь, говори!

Феофано, прищурив глаза, смотрела на бледное, высохшее лицо скопца; он внимательно следил за нею.

— Василий и Константин не способны спасти Империю, — невыразительным голосом произнес проэдр.

— Я это знала и раньше, — осторожно ответила Феофано. — А кто же может это сделать? Опять молчишь? Почему?

— Спасти Империю можешь только ты, Феофано.

— Наконец-то я услышала от тебя откровенное слово… Но ты не договорил… Спасти Империю могу я вместе с тобой. Так ведь ты думаешь?

— Мне поздно об этом думать. Кто я? Только проэдр, тень императоров, постельничий. Одно лишь помни, Феофано, отныне проэдр станет служить только тебе.

— Спасибо, проэдр, ты знаешь, что встать теперь во главе Империи я не могу. Да, Василий, и мне и тебе уже поздно.

— Так что же делать?

— А ты скажи, проэдр… Раз ты пришел ко мне, значит, знаешь, что делать.

— Я действительно думал об этом… Василий и Константин не способны, их нужно устранить…

— Ты считаешь, что их нужно устранить силой и выслать?

Проэдр на мгновение замялся.

— Императоров не устраняют, а уничтожают, — тихо произнес он. — Ты хорошо это знаешь, Феофано…

— Так, — сказала Феофано, и проэдр увидел слезы на ее глазах. — Тяжко, очень тяжко… И кто же это может сделать?

Проэдр долго смотрел на нее.

— Придется мне…

— А на кого же опереться? — спросила Феофано. — Кто взойдет на трон?

— Я думал долго и об этом… Считаю, что положиться можно только на одного человека — на Барда Фоку.

Феофано даже вздрогнула. Оказывается, проэдр еще разбирается в людях, хорошо знает, к кому тяготеет константинопольская знать, выехавшая в Малую Азию. Одного лишь он не знает и не должен знать: Феофано гораздо раньше, чем проэдр, остановила свой выбор на Варде Фоке.

— Это, пожалуй, правда, — согласилась Феофано. — Варда Фоку поддерживает вся знать и даже синклит.

— Я хотел бы, чтобы Барда поддержала ты, Феофано, ты ведь его самая близкая родственница, жена Никифора.

— Да, я была женой Никифора, а теперь его несчастная вдова.

— Ты можешь еще стать счастливой, Феофано.

— С Бардом? Что ж, юношей он когда-то любил меня, но теперь уже поздно.

— Нет, Феофано, тебе никогда не поздно, это только я никогда не знал и не узнаю счастья любви.

— Твое счастье в том, что ты был проэдром нескольких императоров, а повезет — и еще одного.

— Думаю, что повезет нам обоим, — дай мне два порошка из тех, что, я знаю, остались у тебя еще с давних времен.

Феофано, очевидно, уже овладела собой, пошла в соседнюю палату, быстро вернулась оттуда и дала проэдру два порошка. У нее дрожали руки, ей было страшно — и это порадовало проэдра.

И тогда случилось то, чего никто в Большом дворце не ожидал. В одно утро в покоях императора Василия не прозвучали, как это всегда бывало, молитвы, а когда он через некоторое время вышел из своих покоев, то окружали его не монахи и священники, а этериоты с обнаженными мечами в руках. И шел Василий не так, как обычно, не со скорбными глазами, опустив голову, не медленными шагами, а с высоко поднятой головой, быстро, уверенно, глаза его пылали гневом.

Очутившись в Золотой палате, двери которой распахнул перепуганный папия[174] Лев, император Василий приказал логофету,[175] упавшему перед ним на колени, привести проэдра Василия.

Ждать ему не пришлось. Проэдр Василий уже был здесь, в Золотой палате. Не добежав нескольких шагов до трона, он упал ниц.

— Ты меня звал, василевс… я пришел, — произнес проэдр, но так тихо, что сам не услыхал своего голоса.

— Да, я велел привести тебя сюда, в Золотую палату. Император долго смотрел на проэдра.

— Мерзкий, никчемный скопец! — громко крикнул он. — Неужели ты за всю свою жизнь еще не напился крови?

— Я никогда не пил ничьей крови… Я не знаю, о чем говорит император… — пробормотал проэдр, стараясь понять, что произошло.

— Ты хотел меня убить! — неожиданно вскочил с кресла и сделал шаг вперед император.

«Ложь! Все это ложь! Я не думал, не хотел тебя убивать, император!» — готово было вырваться у проэдра.

Но он не сказал этого, а, задрожав от страха, смотрел, как из дверей, которые вели из катихумения,[176] вышла Феофано, начальник этерии Лев, еще несколько этериотов.

Проэдр понял, что произошло, — как же он был неосторожен, поверив на один час Феофано. Непонятно как, но она пришла в Большой дворец в этот утренний час, рядом с нею стоят начальник этерии Лев, великий папия — все, кто ненавидит его лютой ненавистью, а сейчас, плененные Феофано, стоят позади императора.

• Предыдущая
• 60/132
• Следующая