Владимир - Скляренко Семен Дмитриевич - Страница 52

• Предыдущая
• 52/132
• Следующая

— Сидеть Владимиру в Киеве… Голос его мы услышим, будет надобность — вече решать будет. Посадник твой у нас есть, княже.

И еще громче в палате зашумели, закричали:

— Просим Владимира! Быть тебе князем! Стол отца Святослава кличет тебя, княже!

Стол отца! В самое сердце молодого Святославича врезались эти слова, припомнил он последний разговор с отцом, его спокойный голос:

«Запомни, что мать твоя — роба, но никогда не стыдись этого, сила не в том, что один — князь, а другой — робичич, сила в том, кто из них любит Русь, людей наших, землю… Люби и ты ее».

Он сделал шаг вперед, воеводы взяли его под руки и посадили на кресло.

— Сел на столе великий князь Владимир! Все в палате закричали:

— Славен князь Владимир!

Нужно было выполнить еще один древний обычай: воеводы взяли с пола заранее приготовленный кусок дерна, положили его на голову князю, от него отрывались и сыпались На шею, спину, грудь комочки земли — той родной земли, Которая всему дарует жизнь, но которая и карает.

— Где еси, княже?

— Под землею и людьми моими.

— Будешь ли верно служить людям?

— Даю роту.[163]

— А если отступишь?

— Пусть меня поглотит земля…

Кусок дерна развалился на голове, комья земли сыпались и сыпались на пол.

С тех пор как ушел Владимир, Юлия не спала, она лежала в темноте с открытыми глазами, слышала, как постепенно в тереме разрастался гул, как на стенах Горы ударили в била и шумно спускалась по лестнице ночная стража, как из водяных часов вытекали последние капли.

Какая длинная и вместе с тем короткая ночь осталась позади, как много событий свершилось под ее покровом, как быстро ушел в небытие мертвый Ярополк, а место его занял другой, живой, князь Владимир.

Мертвый. А был ли живым для Юлии Ярополк при жизни, когда предложил ей стать его женой, а потом делал для нее все, что она хотела, обнимал ее, целовал, ласкал?

Да, она отвечала на его ласковые слова, принимала, как должное, подарки, обнимала и целовала, отдавала жар своего молодого тела, но никогда не любила и не могла любить.

И как, почему Юлия должна была любить? Она ехала сюда, в Киев, никогда не видев ранее князя Ярополка, она вступила с ним в брак, думая, что будет сидеть рядом с ним на столе киевских князей и выполнять волю императоров Византии. Это она и делала — сев на стол, подстрекала Ярополка идти войной на брата Владимира, убить его и стать единственным великим князем Руси.

Но Ярополк оказался беспомощным и жалким, он не сумел совершить то, чего от него ждали императоры ромеев, он не сделал того, на что надеялась, чего хотела Юлия. Вот почему теперь он сразу стал ей далек, перестал существовать для нее…

А потом свершилось то, о чем думала Юлия, идя за корстой Ярополка. Была тризна — и это было последнее напоминание о Ярополке. Во время похорон и позже, в гриднице, она увидела Владимира, потом ушла в терем, стояла, ждала его…

Кто-то постучал в дверь.

— Это ты… Пракседа?

— Я, княгиня…

— Входи!

Со свечой в руке Пракседа тихими, неслышными шагами вошла в палату.

— Я приходила к тебе, княгиня, ночью, думала, что догорела свеча… Но в палате было тихо…

— Да, ключница. Я очень устала дорогой, а потом похороны, тризна… и вчера я, как только вошла сюда, упала на ложе и заснула.

— Оно и лучше, княгиня, во сне человек забывает все горе…

Пракседа поставила на стол рядом с корчагой и кубками свечу.

— А что слышно сегодня в тереме?

— Князь Владимир вокняжается, уже собрались в Золотой палате все бояре и воеводы, присягают ему, а скоро пой дут на требище. Уж, как видно, идут туда. Слышишь, как шумит Гора?

Княгиня Юлия быстро поднялась с ложа, надела легкое платно, шагнула к окну. Следом за нею подошла и Пракседа:

— Вот, княгиня, он вышел из терема, спускается по ступенькам, идет к требищу.

Княгиня стояла у окна. У нее было слегка усталое, очень бледное лицо. Чтобы удержаться на ногах, она опиралась руками на подоконник.

Ключница Пракседа, остановившись сзади, пристально следила за княгиней, за каждым ее движением, особенно же за лицом, — от нее не скрывались беспокойство, тревога Юлии.

Юлия не отрывала глаз от многочисленной толпы, которая с факелами в руках двигалась по двору. Она смотрела на князя Владимира, который шел, окруженный своей дружиной, ждала, посмотрит ли он на окно той палаты, где был прошлой ночью?

Князь Владимир не взглянул на окно. Задумавшись, склонив голову, шел он под знаменем, смешался с толпой, шедшей через ворота за Гору.

На губах Пракседы промелькнула хищная усмешка.

Князь Владимир сел на столе своего отца. Настороженная Гора, разбушевавшиеся предградье и Подол ждали, что скажет новый князь, на кого обопрется, кто станет его поддерживать, какой закон станет охранять — старый или новый, каким богам будет поклоняться.

И не только Киев — с князем Владимиром пришли сюда воины северных земель, в пути и во время браней к ним присоединились полочане, северяне, древляне,[164] поляне, они тоже хотели знать, на кого ныне будет опираться князь, кому будет служить.

Владимир сделал то, чего желали дружина и люди, — в Золотой палате поведал, что будет беречь старые обычаи и законы, защищать будет Русь.

А вера? Да, князь Владимир должен был ответить и на этот вопрос, потому что здесь, в Киеве, на Горе, жили люди старой веры, но многие, а возможно и большинство, уже; приняли христианство; за стенами на Подоле тоже было много христиан, в разных землях молились многим и разным богам.

Взять христианство? У кого его взять, откуда? Нет, и сам, Владимир, и дружина его, да и весь народ еще не были готовы к этому, христианство ныне — знамя Византии, лютых врагов Руси.

Молиться Перуну? Вот он стоит на требище за теремом, суровый бог Руси, которого Гора сделала когда-то своим богом, которому она, возможно, и ныне готова поклоняться.

Нет, Владимир не будет молиться старым и новым богам Горы, которая вспоила и вскормила убийц Ярополка, он будет служить Руси, которая поддержала, грудью встала за него в этот многотрудный час.

— Хочу, — сказал он, — чтобы богам нашим молились все люди.

И несколько дней и ночей до того на холме, недалеко от Воздыхальницы, рыли землю, готовили требище. Множество древоделов, камнетесов, золотых и серебряных дел мастеров тесали дерево, вырезали статуи, украшали их, расставляли полукругом, перед ними соорудили каменный жертвенник.

В самой середине высился вырубленный из старого, покрытого узлами и прожилками дуба Перун. Мастера-древоделы, которые вытесали его, сделали из дерева длинные, опущенные вниз руки, широкие плечи и высокую, похожую на женскую, грудь, вырезали на его туловище подобие брони, широкий пояс, меч, тул со стрелами, а кузнецы выковали богу большую серебряную голову в шлеме, приделали золотые усы.

По правую руку от Перуна стоял Дажбог, он был гораздо ниже, толстый, с большим животом, со сложенными впереди руками; слева — Стрибог, сделанный из четырехугольного камня, в большой шапке, из-под которой смотрели на все стороны света четыре лица. За ними стояли добрый Бело-бог, злой Чернобог, Волос.

На требище были боги не только Полянской земли. С князем Владимиром пришли воины верхних земель, у которых свои боги. Отныне Киев будет защищать все племена и языки, у каждого из них свои обычаи и боги. На требище стоял бог далекого севера Микоша, у которого было человеческое туловище и бычья голова, Смарагл, которому молились гости из-за Итиль-реки, различные чудища, на которые страшно было смотреть. Суровые, немые, непонятные стояли эти кумиры, вокруг них на высоких кольях белели черепа животных, в воздухе над требищем, чуя добычу, кружилось воронье.

Когда князь Владимир с воеводами, тысяцкими, боярами вышел из ворот Горы и направился вниз, до него донесся крик множества людей, толпой стоявших возле нового требища, сгрудившихся на холмах. Многие даже влезли на деревья.

• Предыдущая
• 52/132
• Следующая