Святослав - Скляренко Семен Дмитриевич - Страница 48

• Предыдущая
• 48/271
• Следующая

Княгиня Ольга сделала то, что замыслила, — весной 957 года собралась в Константинополь.

Ехать туда она могла разными путями: полем — через земли тиверцев и уличей и дальше через Болгарию или же по Днепру и через Русское море, как ездили обычно купцы и гости.

Она выбрала второй путь. Так можно было добраться до Византии безопаснее и быстрее. Старой княгине и всему ее почету легче было путешествовать в лодиях, нежели на лошадях; желая добра и покоя Русской земле, она считала более полезным говорить не с болгарскими каганами, выполняющими волю Константинополя, а с самими императорами.

К далекому путешествию княгиня начала готовиться с зимы: сама отобрала для императоров и всех, кому будет надобно, великие дары — меха, рыбий зуб, золотые и серебряные эмали, бобровые благовония, а на всякий случай несколько мехов с дирхемами, кунами, резанами. Зимой же для княгини и ее почета на Почайне просмолили и настлали сверху доски на нескольких лодиях, подняли борты; в конце зимы воевода Свенельд послал тысячу воев в поле над Днепром-, чтобы стеречь пороги, пока их будет проезжать княгиня, и провожать ее дальше берегом моря до земель тиверцев и уличей.

Долго думала княгиня, кого ей взять с собой в далекий путь. Не на брань ехала она, а для хитрых и сложных переговоров, во время которых хотела иметь под рукой людей со смекалкой, бывалых. Взвесив все, велела она готовиться в дорогу двенадцати послам, пятидесяти купцам да еще пяти толмачам, которые гораздо знали греческий, франкский и латинский языки.

Кроме того, дабы не думали императоры греческие, что киевские князья не имеют ни роду, ни племени, пригласила она ехать вместе с нею родственниц своих: посестрин, племянниц -и еще жен князей черниговского и переяславского.

Те только того и ждали, всю зиму шили разные уборы, сапожки из зеленого и красного сафьяна, все примеряли, все одна перед другою хвалились: вот, мол, я какова, вот удивим Царьград!

А княгиня Ольга только ходила по терему, усмехалась, думала: «Погодите! Что вы запоете, когда колыхнет вас Русское море?»

Ключнице Малуше княгиня велела отобрать десять дворовых девушек, самых красивых, здоровых, ловких.

Услыхав этот приказ, Малуша подумала: «Мне бы поехать с княгиней в Царев город!»

Но, когда княгиня добавила: «А тебе, Малуша, быть здесь, на дворе. Смотри, чтобы и в тереме порядок был и чтобы княжичи были ухожены», — ключница поняла, что судьбы ей не обойти, что она и в самом деле должна остаться в городе, раз ее княгиня едет в далекий путь.

После одной бессонной ночи княгиня пригласила к себе священника Григория.

— И ты, отче, поедешь со мною, — сказала она.

— Куда, матушка княгиня? — спросил он, не поняв сначала, о чем идет речь.

— В Царев город, Константинополь, — ответила она. Старик священник вконец перепугался, услыхав о такой дальней и тяжкой дороге, но ответил хитро, по-своему:

— Зачем же мне ехать в Константинополь, мать княгиня, ежели я крестился у болгар в Преславе?

— Со мною поедешь, отче, аки пастырь истинной веры. У него заблестели глаза.

— Так, может, мать княгиня, едем мы для того, чтобы там принять для всей Руси христианскую веру?

— Нет, отче, — сурово ответила княгиня, — ты поедешь со мною не для того, чтобы взять у императоров Христа, а дабы ведали они, что есть на Руси христианская вера и что я, княгиня, такожде христианка и пресвитера своего имею…

Священник Григорий, радуясь, что началась эта беседа, снова спросил о том, о чем не раз уже раньше допытывался:

— Добро деешь, княгиня, что не берешь у греков Христа, но, может, возьмем его у болгар… Ты же, мать княгиня, сама христианка.

— Верю во Христа, отче Григорий, ибо знаю, что токмо Христос защитит меня, князей и тех воевод, купцов, бояр, что не принимают Христа. Знаю, Христос защитит и многих людей моих, иже омылися купелью святою, совлекли греховные одежды ветхого человека Адама…

Священник Григорий молитвенно поднял очи к небу и произнес:

— Почему же ты, княгиня, денница перед солнцем, заря перед светом, сама сияешь, аки луна в нощи, а не крестишь неверных людей, не омовенных крещением святым, потопающих в грехах, аки бисер в кале? Крести, княгиня, Русь, сделай христианской свою землю.

— Не могу, отче Григорий, боюсь. Неверным моим людям вера христианская уродство суть, не смыслят бо, не разумеют, во тьме ходят, не ведают славы Господней, одебелело бо их сердце, ушами тяжко слышати, очами видети… Крещу я ныне Русь — многие смеяться начнут и противиться такожде, а может, отче Григорий, даже пойдет племя на племя, земля на землю…

Задумался священник и, наверное, припомнил все, что приходилось ему слышать от неверных киевлян, — и насмешки, и брань, и угрозы против христиан. И это в Киеве, где рядом Гора, дружина, княгиня-христианка. А что будет, если крестить весь или мерю, всю чудь заволоцкую? Правду говорит княгиня: окрестить Русь — все равно что зажечь пожар по всей земле.

— Так, мать княгиня, — согласился он, — Русь крестить ныне нельзя. Будем верить, что придет когда-нибудь на Русскую землю познание, крестим мы ее, дадим Христа. Так когда же, княгиня, будем выезжать в Константинополь?

• Предыдущая
• 48/271
• Следующая