Произведения (сборник) (СИ) - Туэло Дмитрий Тимофеевич - Страница 71

Действительно, с одной стороны, Н.Н. Муравьев, выразивший «полное сочувствие... предложению» Г.И. Не­вельского исследовать амурский лиман и обещавший «употребить все сред­ства к его осуществлению», приложил, по воспоминаниям самого же Г.И. Невель­ского, немало сил в борьбе с канцлером К.В. Нессельроде, военным министром А.И. Чернышевым и другими противниками проведения Амурской экспедиции, ходатай­ствуя за своего единомышленника перед начальником Главного Морского штаба А.С. Меньшико­вым и министром внутренних дел Л.А. Петровским. С другой сто­роны, он до конца упорствовал в своем заблуждении, переоценивая стратегическую значимость Петро­павловского порта и намереваясь перенести туда Охотский порт, не желая согла­шаться с Г.И. Невельским, предлагавшим передислоцировать главную военно-мор­скую базу России на Тихом океане в устье Амура. И только события Крымской войны вынудили генерал-губернатора принять аргументы мореплавателя.

Как свидетельствуют М.И. Венюков и П.А. Кропоткин, энергия генерал-губерна­тора передавалась его сподвижникам, заставляя последних действовать более ак­тивно и инициативно. Так, М.С. Корсаков - будущий преемник Н.Н. Муравьева-Амурского, а в 1848-1856 гг. - чиновник для особых поручений при генерал-губерна­торе, находясь в непосредственном подчинении у человека, лично изъездившего «по делам службы, 120000 верст», в конечном счете «свое атаманство в Забайкалье не выслужил, а выездил».

Проложенные по всей Восточной Сибири шоссе с наведен­ными мостами и устроенными на спусках перилами, по словам П.А. Кропоткина, по­являлись «по желанию Муравьева», причем даже там, «где Муравьев никогда не ез­жал», ибо сама «возможность его приезда заставляла приниматься за усыпание до­роги галькою». Однако причины этого усердия муравьевского окружения связаны отнюдь не только с магнетизмом и энергетикой личности генерал-губернатора, и многие, а прежде всего П.А. Кропоткин, отмечают авторитарность методов руково­дства Н.Н. Муравьева.

Неисполнение кем-либо из его подчиненных своих обязанно­стей влекло за собой, по выражению М.И. Венюкова, «административную грозу», на­блюдать которую ему приходилось неоднократно за время своих контактов с Н.Н. Муравьевым-Амурским. В частности, генерал-губернатор распорядился посадить на гауптвахту нерчинского почтодержателя, когда при смене лошадей обратил внима­ние на то, что «они и сбруи очень плохи». Год спустя на грани расправы оказался ме­стный почтмейстер, о злоупотреблениях которого стало известно Н.Н. Муравьеву, и только неподконтрольность почтового ведомства генерал-губернатору Восточной Сибири вкупе с нежеланием последнего прибегать к недозволенным методам воздей­ствия спасли проворовавшегося чиновника от заслуженного наказания.

Интенданты, чинившие «каверзу» подрядчику, обязавшемуся обеспечить сплав по Амуру в 1857 г. мукой, получили от Н.Н. Муравьева выговор в выражениях, из которых «слова «мо­шенничество» и «воровство» не были самыми сильными и жестокими». В аналогич­ном положении оказался и корабельный инженер капитан Бурачек, не обеспечивший надлежащее качество барок, построенных под его присмотром для вышеупомянутого сплава... Многие из подобных разносов носили справедливый характер, ибо казно­крадов в чиновничьей среде было предостаточно, но в ряде случаев наказания выно­сились спонтанно, без объективного разбора обстоятельств конкретной ситуации. Впечатление очевидцев подобных действий Н.Н. Муравьева наиболее ярко сформу­лировал М.И. Венюков: «Это было до такой степени по-генеральски, по-аракчеевски, что у меня что-то оторвалось в груди, и с тех пор я стал холоднее к человеку, в кото­ром дотоле видел почти одни хорошие качества».

Д.А. Кропоткин, отмечая смену настроений в обществе по отношению к Н.Н. Муравьеву-Амурскому от всеобщих восторгов до прямых укоров в посредственности и даже в бесчестности, расценивал это как «закон неизбежный», полагая, что «время середины еще не пришло» и «взгляд на Муравьева еще не выяснился». Данная оценка, безусловно, справедлива для 1863 г., которым датирована приведенная за­пись из дневника ученого-этнографа. Вместе с тем, и сам П.А. Кропоткин, и другие авторы, оставившие воспоминания о генерал-губернаторе Восточной Сибири, многие из которых составлялись и редактировались спустя десятилетия после описываемых событий, как раз и способствовали выявлению этого объективного «взгляда на Му­равьева» как на человека сложного, неординарного, с целым рядом недостатков, в окружении которого было немало людей нестоящих и откровенных проходимцев.

Еще в большей степени дорисовывают воспоминания гражданскую позицию и политические воззрения Н.Н. Муравьева-Амурского, так как в силу неоднородности собственных убеждений мемуаристов мы имеем возможность составить наиболее полное и объективное представление об отношении графа Амурского к основным проблемам российской действительности середины 19 века.

Убежденным поборником интересов России на Дальнем Востоке предстает Н.Н. Муравьев в воспоминаниях Г.И. Невельского, чья книга «Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России» изображают генерал-губернатора Восточной Сибири одним из немногих чиновников столь высокого ранга, понимавшим всю не­обходимость урегулирования проблемы пограничного размежевания с Китаем с со­хранением за Россией левого берега и устья Амура, а также Приморья, и приложив­шим все силы в борьбе как со столичной проавстрийской партией во главе с канцле­ром К. В. Нессельроде, чинившей всевозможные препоны решению «амур­ского во­проса», так и китайскими властями, действуя зачастую без всякой под­держки, а то и вопреки имеющимся правительственным предписаниям.

Государст­венником харак­теризуют Н.Н. Муравьева А.И. Гончаров, М.И. Венюков... Некоторым диссонансом звучит лишь заявление П.А. Кропоткина, упоминающего в своих мемуарах, работа над которыми была им окончена в 1902 году, о якобы имев­ших место в 1857-1861 гг. в кабинете генерал-губернатора беседах молодых офице­ров с сосланным в Иркутск М.А. Бакуниным, в которых обсуждалась «возможность создания Сибирских Соеди­ненных Штатов, вступивших в федеративный союз с Се­веро-Американскими Соеди­ненными Штатами». Правда, судя по контексту, речь не идет о сепаратизме Н.Н. Му­равьева, по крайней мере в современном значении дан­ного понятия, тем более, что указанное не находит подтверждения ни у самого М.А. Бакунина в письме к А.И. Герцену от 7 ноября 1860 г., сообщавшего адресату о стремлении графа Амурского к «вольной... и крепко соединенной славянской феде­рации», но никак не к «Сибирским Соединенным Штатам», ни у других современни­ков Н.Н. Муравьева. М.И. Венюков приводит случай безусловного согласия генерал-губернатора с распоряжением управляющего делами Сибирского комитета статс-сек­ретаря Буткова, блокировав­шим строительство американцами железной дороги в За­байкалье как раз из-за угрозы экономического закабаления территории, распростра­нения там республиканского духа и отторжения в конечном итоге Сибири от России. Да и сам П.А. Кропоткин со­рока годами ранее опровергал подобные слухи о Н.Н. Муравьеве.

Еще более неоднозначны русские путешественники и писатели середины 19 века в оценке политических убеждений генерал-губернатора Восточной Сибири. Если Г.И. Не­вельской в своих воспоминаниях особо не затрагивал данный вопрос, то А.И. Гончаров, а еще в большей степени М.В. Венюков - негласный сотрудник зарубежных изданий А.И. Герцена и Н.П. Огарева, наиболее политический, по выражению А.А. Степанова, русский географ своего времени, в целом, рассматривали Н.Н. Муравьева-Амурского как человека довольно либеральных воззрений. Именно с подачи М.И. Венюкова стало историографи­ческой традицией считать, Н.Н. Муравьева первым губернатором, открыто поддержи­вающим идею отмены крепостного права в России.

В путевых тетрадях и письмах молодого, еще далекого от политики офицера П.А. Кропоткина, проходившего в 1862-1867 гг. военную службу на Дальнем Вос­токе, генерал-губернатор характеризуется умеренным либералом, создавшим в управляемом им регионе атмосферу свободы и вольнодумства. Это и отношение к политосужденным, с которыми «обходятся с замечательным уважением везде», и библиотека Вагина в Иркутске, где «был в свое время просто оппозиционный клуб, из которого исходили разные уличные демонстрации против правительства», и мно­гое другое.