Сага о Гудрид - Сивер Кирстен А. - Страница 71

• Предыдущая
• 71/93
• Следующая

Снорри так уставал за день, что засыпал сразу же, едва Гудрид укрывала его одеялом. А однажды вечером он сел на кровати и захныкал:

– Мама, мой жеребец! Где мой жеребец из Братталида?

Куда бы он ни шел, везде у него была с собой деревянная лошадка, которую вырезал ему Карлсефни, возвращаясь из Виноградной Страны. К этой лошадке был приделан настоящий хвост из конского волоса жеребца, принадлежавшего Лейву сыну Эрика.

– Где же ты оставил его, Снорри? – спросила Гудрид.

– У сеновала, возле большой грязной лужи! Я играл в хёвдинга, который ехал навестить Арнкеля, а тот только что пожаловал к нам на своем корабле… А потом прозвучал рог, созывая нас в дом, и мы заторопились, и как ужасно, что я забыл коня…

– Я пойду и отыщу твою лошадку. И если ты уснешь, я положу ее рядом с тобой на постель.

На темном дворе не было ни души, а Гудрид казалось, что еще не поздно. Она завернулась в шаль, подождав немного, пока глаза не привыкли к темноте, а потом направилась прямиком к сеновалу, где у южной стены обычно любили играть дети. Из земли уже пробивались нежные зеленые ростки, хотя повсюду еще лежала пожухлая желтая прошлогодняя трава. Изголодавшиеся за зиму коровы протяжно мычали в загоне, разрезая весенний воздух; наверное, они почуяли молодые побеги, подумала Гудрид.

Она прошла уже половину двора, как вдруг мужская рука зажала ей рот, а вторая – вцепилась в горло. На мгновение Гудрид словно парализовало, но вслед за этим она рванулась вперед, ударив в неизвестного локтями и сильно лягнув его ногой. От боли она не помнила себя и уже начала терять сознание, как вдруг неизвестный отпустил ее так же внезапно, как и напал.

Другой человек, высокого роста, держал его за шиворот, обращаясь к нему:

– Ну, и что же ты скажешь в свое оправдание, Аудун? Что прикажешь передать Гуннульву и Эрику?

– Гуннульва и Эрика нет дома, – кисло ответил конюх Аудун. Взглянув на Гудрид, он остолбенел от ужаса. – Так ты не…

– И кого же ты собирался задушить, Аудун? – вновь обратился к нему рослый мужчина и тряхнул его хорошенько. – И кто эта женщина, которую ты чуть было не лишил жизни?

Гудрид стояла, отвернувшись от обоих, и поправляла на себе платье. Аудун пробормотал:

– Я думал, что на этот раз расправлюсь с потаскушкой Торгунн. Она водила меня за нос всю зиму, а сама забавлялась с парнем из Опростада. Откуда же мне знать, что господа ходят по двору в такой поздний час?

В небе появилась луна, и свет ее упал на лицо Гудрид. Незнакомец, не выпуская из рук Аудуна, взглянул на женщину. Гудрид заметила, как глаза у него округлились, и внезапно сердце в ее груди радостно встрепенулось оттого, что неизвестный одобрил то, что увидел.

– Что мне сделать с этим негодяем? Он не причинил тебе вреда?

– Н-нет… не думаю, и это благодаря тебе. Отпусти его, если ты, конечно, уверен, что он не убьет скотницу Торгунн.

Получив на прощание оплеуху, Аудун был выпущен на свободу. А затем неизвестный вновь повернулся к Гудрид. Он осторожно погладил ее горло и сказал:

– Завтра утром оно у тебя еще поболит немного! – морщины вокруг его глаз залегли глубже, и он прибавил: – Что за дело заставило тебя выйти так поздно из дома?

Глаза Гудрид заблестели, и она выпрямилась.

– Я и мой муж гостим в этом доме. И я имею полное право ходить по двору, когда мне надобно. Сегодня я вышла к сеновалу, поискать там лошадку, которую забыл мой сын.

– Почему же ты не отправила вместо себя служанку?

Она с возмущением взглянула на него.

– Я долго жила в местах, где люди справляются сами, без посторонней помощи. Что же стоит взрослой женщине выйти на двор, чтобы отыскать игрушку совсем рядом с домом!

– И все же ты только что сама убедилась в том, что это небезопасно. И если бы здесь не оказалось этого болвана, который высматривал свою зазнобу, то я сам был бы опасен!

И он громко захохотал, а Гудрид почувствовала, что начинает дрожать. Ее спаситель схватил ее за плечи и проговорил:

– Подожди меня здесь. Я найду игрушку твоего сына.

Он скоро вернулся назад с деревянной лошадкой, и оба они направились к дому. У входа кто-то уже зажег факелы, словно ждали гостей, и Гудрид вспомнила, что младший брат Сигрид, купец Гудмунд сын Торда, прислал утром извещение о своем приезде. В красноватом свете факелов она заметила, что у незнакомца такие же широкие скулы, как у Сигрид, и короткий прямой нос, а большие карие глаза лучились весельем. В замешательстве она произнесла:

– Вероятно, я обязана своим спасением Гудмунду сыну Торда.

Тот остановился, снял кожаную шапку и прижал ее к груди.

– Хотел бы я столь же быстро угадывать имена!

Покраснев, Гудрид ответила:

– Меня зовут Гудрид дочь Торбьёрна. Мой муж сейчас охотится вместе с Гуннульвом и его людьми, но через несколько дней они должны вернуться домой. Ты, наверное, не знаешь о том, что Эрик – в дружине короля Олава?

– Нет, я не знал об этом.

Они вошли в дом, и Гудмунда окружили племянники и племянницы, а Сигрид бросилась ему на шею. Привязав лошадей, его дружина разместилась около очага, и сам Гудмунд устроился здесь же, с благодарностью приняв из рук Сигрид кружку с пивом.

– Хорошо же погостить у тебя, сестрица. Пожалуй, у тебя еще более шумно, чем в пивной Йорвика! Не в обиду будь сказано тебе и твоим малышам! Но кажется, кто-то отсутствует: что, маленькая Альвхильд уже улеглась спать?

– Альвхильд умерла этой зимой, – сказала Сигрид. – Нам очень не хватает ее. Эгберт-священник говорит, что Господь дал – Господь и взял… И люди говорят тоже, что чему быть, того не миновать.

Гудмунд умолк ненадолго, глядя на огонь, а потом молвил:

– Я не знал в точности, вскрылся ли лед на реке в Скиннерфлу, и потому мы оставили свой корабль в низовье. Мне надо будет вернуться туда через пару дней и забрать его.

– Здесь есть где поставить твой корабль, – уверила его Сигрид. – Тем более что и Гуннульв, и Карлсефни отсутствуют, и корабли их вытащены на берег.

Гудмунд встрепенулся.

– Карлсефни? Торфинн из Скага-Фьорда… Ты его имеешь в виду? В Тунсберге люди говорили, что он путешествует по Норвегии с таким ценным грузом, привезенным из Винланда и Гренландии, что ничего подобного в этих краях и не видывали.

– Спроси об этом Гудрид, – кивнула в ее сторону Сигрид. – Она жена Карлсефни и была вместе с ним во всех его странствиях.

Гудмунд улыбнулся.

– У меня к тебе много вопросов, Гудрид, если ты пожелаешь ответить на них.

Гудрид встала. К горлу подкатил камок, и колени ее вдруг задрожали. Учтивым тоном она произнесла:

– Пожалуй, лучше будет, если ты задашь эти вопросы моему мужу. А я ухожу к себе, спокойной ночи.

Гудмунд отложил дела с кораблем на несколько дней. Выйдя на двор, он в первое же утро подошел к Гудрид, которая развешивала на кустах можжевельника выстиранное белье, приглядывая за Снорри, играющим с остальными детьми у сеновала. Ее забавляло, что норвежские дети, играя в хозяйский двор, изображали домашних животных еловыми шишками, тогда как дети в Исландии и Гренландии обычно использовали ракушки.

Она была так поглощена своими мыслями, думая, помнит ли Снорри о том, как он играл на берегу Виноградной Страны с шишками, что даже не заметила Гудмунда, который приблизился к ней. От неожиданности она чуть не уронила белье, когда услышала за спиной его голос:

– Нетрудно догадаться, который из этих детей твой!

– Ты так думаешь? Нам чаще всего говорят, что Снорри похож на своего отца.

– В этом я ничего не понимаю. Но я узнал его деревянную лошадку.

Гудрид улыбнулась. Гудмунд принадлежал к тому типу мужчин, которые любят развлекать женщин веселой болтовней. Она направилась к дому, где стирала, добродушно ответив ему:

– Я хочу рассказать Снорри, кто именно нашел его лошадь. Ему следовало бы поблагодарить тебя за это.

– Его матери неплохо было бы завести себе прислугу… Вчера вечером мы как раз обсуждали это…

• Предыдущая
• 71/93
• Следующая