Вокруг света с киллерами за спиной - Синякин Сергей Николаевич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/42
• Следующая

В небольшой комнате человечек в алом одеянии долго расспрашивал Илью Константиновича о его жизни. Неизвестно почему Русской проникся к маленькому трудолюбивому монаху доверием и рассказал ему о наемных убийцах, о трудном российском бизнесе, о товарищах по бизнесу, норовящих обмануть его в самых простых вещах, и о жадной администрации, жаждущей стянуть с порядочного бизнесмена последнюю рубаху. Рассказывая все это, Илья Константинович чувствовал, как на глаза наворачиваются тяжелые и горячие слезы обиды, причем, что удивительно, слезы были самыми настоящими и искренними. Слушая Илью Константиновича, человечек сокрушенно цокал языком и внимательно осматривал его голову, поворачивая к себе то затылком, то лбом, то височными долями. Видно было, что голова бизнесмена ему не особенно нравится.

— Трудный случай, — наконец сказал человечек на ломаном английском. — Обычно мы делаем отверстие для третьего глаза в зависимости от задач, которые придется решать человеку: если ему надо что-то увидеть в прошлом, мы открываем глаз на затылке, если надо читать мысли и видеть человеческую ауру — сверлим лоб. У вас же придется высверлить сразу четыре дырки с каждой стороны черепа, ведь вам надо точно знать, откуда грозит опасность. Но это мы быстро! — С этими словами человечек ловко достал из-за спины оранжевую «бошевскую» электродрель. — Высверлим дырочки, вставим нужные пробочки, посидеть, правда, придется в темноте недельки три…

— Погодите, — тревожно сказал Илья Константинович. — Ну нельзя ж так сразу! Мне с духом надо собраться, взвесить все… На опасное дело склоняете. Ведь не дай Бог помру!

— Ну и чего страшного? — удивился монах. — Все равно переродишься. Воплотишься в кого-нибудь. У тебя же еще не одна реинкарнация впереди. Я ведь по твоим глазам вижу, что родился ты в год Водяной Змеи. Хитрый ты и скользкий, голыми руками тебя не возьмешь, а если и возьмешь, то все равно упустишь…

Тем не менее от бесцеремонного и наверняка болезненного открытия третьего глаза Илья Константинович пусть временно, но отказался, сказав, что ему надо посоветоваться со своими русскими богами Карлом Марксом и Лениным. Монах об этих богах слышал и против совета с ними не возражал — уважал, стервец, чужую веру.

Благополучно покинув монастырь, Илья Константинович испытал невыразимое облегчение. «Не надо нам лишних дырочек в голове, — думал он, шагая по булыжникам мостовой. — У нас их, блин, своих хватает!» Русской шел по улице, вдыхая сухие ароматы горного воздуха, и наслаждался жизнью, когда увидел идущую навстречу странную процессию.

Впереди шел полный важный монах в красном одеянии с курительной свечой в руке. За ним — трое китайцев. Двое из них, печального облика, двигались нормально, но как-то торжественно и излишне медленно, а вот пожилой грузный китаец между ними шел неуверенно, все время спотыкаясь, как пьяный. Он покачивался, и глаза его, похоже, были закрыты.

— Повели родимого, — с горечью сказал кто-то рядом на хорошем английском языке.

Илья Константинович удивленно скосил глаза и увидел неодобрительно покачивающего головой официанта из лхас-ской гостиницы, бывшего монастырского послушника Адольфа Миллера.

— Кто повел? — спросил он. — Кого повел? Куда?

— Разве не видите сами? Паломник из далекой провинции в монастыре скончался, — с немецкой расстановкой и основательностью сказал Адольф Миллер. — Сердце не выдержало или переел чего сгоряча. Близкие родственники попросили помочь монаха из ордена Фа-Сы, тот прочитал заклинания, воскурил траву «сянь», побрызгал мертвого святой водой, и вот он встал и пошел к родному дому. По горным тропам его не донести, узкие очень, вот и придумали, чтобы мертвый домой сам добирался…

— А потом? — с замиранием сердца спросил Илья Константинович, не отрывая взгляда от неподвижного и темного лица покойника. Казалось, что мертвый понимает свое состояние и оттого старается идти ровнее. Видимо, от усердия это у него получалось плохо. Провожатым то и дело приходилось поддерживать покойника под руки, а иногда даже направлять его легкими пинками.

— Придет домой, там его и проводят в последний путь, — хмуро сказал Миллер и шаркающей походкой, отчасти напоминающей походку мертвеца, пошел прочь. Видно было, что Адольф хотел еще что-то добавить, да передумал.

Процессия меж тем поравнялась с Русским. Илья Константинович еще раз посмотрел в лицо мертвого и неожиданно подумал: «А ведь удобно! Хорошее дело, между прочим. Положим, пристрелят меня все-таки киллеры. А я вслед за монахом во Владик вернусь. По горным тропам. И сразу к Крабу: „Стук-стук-стук! Здравствуй, милый Шурик, принимай заказанного тобой товарища!“ Если он на месте не окочурится, то лечиться долго будет, очень долго!»

Илья Константинович живо представил себе выражение лица своего экономического противника и почувствовал, что улыбается. Нет, помирать ему все еще не хотелось, но неожиданная мысль очень пришлась по душе. Он озорно высунул язык, приветствуя монаха и следующую за ним кавалькаду, и в это время на лбу покойника образовалось отверстие. «Третий глаз открылся!» — догадался Илья Константинович и с любопытством вгляделся в лицо покойника, пытаясь понять, зачем трупу нужно видеть чужую ауру и читать мысли.

Но в это время рядом с первым отверстием возникло второе, и Илья Константинович услышал уже знакомый ему хлопок бесшумного выстрела. Первоначально он даже удивился, что кому-то в голову пришла бесполезная и глупая мысль стрелять в умершего человека, но тут же догадался, что стреляли не в покойника. Стреляли в него самого! Просто попадали в покойника!

Пригнувшись, он бросился в ближние кусты и залег там. Отдышавшись и успокоив сердце, выглянул осторожно наружу. Поблизости никого не было. Стрелявшие словно испарились, на улице по-прежнему царила тишина, но выбираться из зарослей было боязно. Кому охота подставлять под пули свой лоб? Русской поискал взглядом покойника. Процессия уже удалилась на значительное расстояние, и не видно было, чтобы пули покойнику особенно повредили — тот шел как шел, даже покачиваться перестал.

В гостиницу возвращаться не стоило, возвращаться в гостиницу мог только явный самоубийца, и Илья Константин нович решил припасть к стопам Далай-ламы, пока тот еще не уехал из Лхасы, и попросить у него и его подручных политического убежища. Монастырь казался ему куда более надежным убежищем, нежели гостиница. Страх подгоняя Русского, и до монастыря он добрался довольно быстро. Тяжелые ворота, однако, уже были заперты на ночь. Илья Константинович принялся яростно стучать кулаками в окованные доски. На стук в маленькое окошечко выглянул уже знакомый Илье Константиновичу монах, которому Далай-лама поручил открыть путешественнику третий глаз. Радостно улыбнувшись, он показал Русскому сложенный трубочкой язык и торопливо отпер ворота. Видимо, ему ужасно хотелось проверить на ком-то свое умение хирургически открывать дополнительные глаза.

— Решился? — по-английски спросил он и крепко взял Илью Константиновича за руку. — Не бойся, это не больно! Ворота с лязгом захлопнулись за ними.

— Ну что? — спросил все тот же коренастый преследователь, появляясь из бамбуковых зарослей. — Биатлоном, говоришь, занимался? Пять пуль из шести, говоришь, в десятку клал? Бамбук ты! Сказал бы я тебе, что и куда ты клал! Да и сам бы положил!

Долговязый вышел из-за стены маленькой скобяной лавки, поглядел вслед процессии и недоуменно развел руками.'

— Затмение нашло, братан. Не мог я промазать с такого расстояния, честное слово, не мог! Нет, братила, кто-то ему ворожит. И ворожит крепко.

— Просто ты стрелять не умеешь! — возразил коренастый.

— Я не умею?! — Долговязый выхватил из-за пазухи пистолет и навскидку выпалил в сторону монастырской стены. Раздался короткий сдавленный вопль, и на землю безжизненным мешком плюхнулся монах в алых одеяниях, оказавшийся излишне любопытным или просто любовавшийся со стены изумительным пурпурным закатом.

• Предыдущая
• 10/42
• Следующая