Операция прикрытия - Синякин Сергей Николаевич - Страница 84
- Предыдущая
- 84/119
- Следующая
Нет, к такому повороту событий Александр Бабуш был совершенно не готов. Но если с камнем так обращаться, тот бы тоже, наверное, заговорил.
— Дурак, — сказал Коротков хмуро. — К диверсантам, государственным преступникам, шпионам и врагам народа физическое воздействие законодательно разрешено. А кто бы признавался, если на него только уговорами воздействовать? Ты бы лично признался? Хрен бы ты даже очевидное признал. А Волосу «вышка» грозит. Не только запрошлое, он ведь и сейчас государственное преступление совершил — на разведку иностранного государства работать начал.
— И все-таки, — неуверенно сказал Бабуш, — уж больно жестоко. Это не допрос, это бойня какая-то была. Мне кажется, что так нельзя, мы должны быть психологами. Человека надо разговорить, подвести к черте, чтобы он понял свою вину и сообразил, что отпираться глупо.
— Так бы ты его до второго пришествия колол, — возразил Коротков, досадливо разглядывая ссадины на кулаках. — Довел все-таки, скотина. Кто же ему запрещал с тобой разговаривать? Не хотел? Ну, тогда и обижаться нечего, что с тобой стали жестко разговаривать! Я ведь тоже, Саша, за гуманное обращение с людьми, Но с людьми! А это ж не человек, это бешеная собака, она только силу признает. Дали ему по сопатке, вот он и понял, что надо откровенным быть, пока тебе почки не отбили или ссать кровью не стал. Сколько ты на него времени потратил? То-то. А тут раз-два — и в дамки. Клиент созрел и шепчет слова любви. Хватит психовать, давай лучше еще раз послушаем, что он нам напел!
А послушать было чего.
KQPOTKOB: Ты — мразь, тебя только за Харьков на мелкие куски порвать надо! Думаешь, на тебя время тратить будут? Что ты от этого выиграешь? Только здоровье потеряешь. Пойми сам, ты мне не кум, не сват и не родственник! Я о твоем здоровье печься не намерен. Короче, Волос, есть у тебя два варианта. Или ты послушно и с готовностью отвечаешь на все вопросы и тогда доживешь до суда в полном здравии, не испытав ненужной боли, или будешь упрямствовать и тогда уже через пару дней станешь харкать кровью. Мне напевать, станут тебя судить или ты до суда не доживешь. Мне от тебя полная информация нужна, и будь уверен — я ее из тебя выжму. Даже если мне придется твои уши к заднице пришивать. Ты меня понял?
ВОЛОС: Как не понять, гражданин начальник, не по-китайски объясняетесь, трудно вас не понять!
КОРОТКОЕ: Вот и славно. И рыло свое не криви, мы с тобой не в пансионате благородных девиц. Попадись я тебе в Харькове, ты бы меня не пирожками кормил. Так?
ВОЛОС: Ох, начальник, не попался ты мне в Харькове!
КОРОТКОЕ: Вот это уже ближе к истине. В харьковском гестапо ты мне речей о правах человека не говорил бы, знаю я, как там с нашим братом обходились. И евреев упомни, это не я им в целях экономии патронов топором темечки рубил. И евреек прямо у рвов тоже не я валял. Ты ведь, помнится, малолеток очень уважал?
ВОЛОС: Спрашивай, начальник. Что помню, то расскажу. Тебе ведь не про евреек надо знать, и зубы золотые из их хавал ты тоже подсчитывать не собираешься. Что надо? Спрашивай!
КОРОТКОЕ: Ты мне про Фоглера расскажи. И не надо пока углубляться в прошлое, те его грехи уже кому положено подсчитали. Ты мне расскажи, как в Свердловске с ним встретился, какие задания выполнял, какие суммы за это получал, кого привлекал к выполнению заданий.
ВОЛОС: Я так и думал, что этот немец нас помажет. Хрен бы вы на меня вышли, если бы не господин штурмбаннфюрер. Так ведь, гражданин начальник?
КОРОТКОЕ: Это у нас с тобой смешно получается, Волос. Это я тебя допрашиваю, а не ты меня. Вот и веди себя соответственно, я же вроде приоритеты расставил, или тебе все сначала объяснять?
ВОЛОС: Не надо. То, что вы мне уже объяснили, я усек. Вполне было доступно. Я же не двоечник, повторений не требую. Можно начать так? С штурмбаннфюрером Паулем Фоглером я познакомился в одна тысяча девятьсот сорок третьем году. К тому времени я входил в подпольную группу «За Родину и свободу», и наша пятерка занималась распространением листовок на колхозном рынке.
КОРОТКОЕ: Можно. Только про листовки и свою патриотическую деятельность покороче, а вот про то, как ты советских людей предавал и в гестапо стучал, тут излагай подробней, развернутей.
Историю падения Волоса можно было пропустить, ничем особым она не выделялась из тысяч иных историй пособников, полицаев и прочей черной пены, пузырящейся на кровавой волне военных событий той поры. И совсем не важно было, струсил Волос или поддался низменным инстинктам, был ли сознательным врагом советской власти или руководила им корысть, главное было даже не в том, почему он это делал, главным было то, что он совершил.
ВОЛОС: А когда наши начали лупить немца, я понял, что ничего хорошего от жизни мне ждать не следует. С немцами я был повязан кровью, но им я не был нужен, лагеря, в которых я работал, ликвидировались, а геройствовать в тылу русских войск, совершая диверсии и теракты, я не был готов. НКВД и до войны работал хорошо, а уж в войну совсем злым стал, я ведь знал, чем для меня все это может кончиться, грехов у меня тогда было как сала на кнуре. Документы я заранее приготовил, хорошие у меня были документы, надежные, хозяин их в гестапо пропал, а паспорт его со всеми справками я припас, догадывался, что они мне пригодятся. Ну, в общем, понял я, что мне с немцем не по пути, разошлись наши дороги, ну, ушел я с квартиры, где меня немцы перед очередной заброской держали, поселился в селе, а через неделю туда аккурат Красная Армия и пришла. Призвать меня не могли, по документам я полным инвалидом был, сам порой удивлялся, что еше на свете живу. Поэтому Красная Армия своей дорогой пошла, а я в противоположную ей сторону. И все было бы хорошо, осел бы я где-нибудь в Сибири, женился бы, может быть, только в поезде у меня все документы украли. Обратиться я никуда не мог, сами понимаете, с моими грехами только в небесной канцелярии направление получать, да и тут никаких сомнений не будет, куда это самое направление выпишут. Вот и пристал к бегунам. С этого дня все время жил на нелегальном положении. Васену случайно встретил в Вятке. Уже после войны. Он поначалу испугался, потом все-таки вспомнил меня и успокоился — уж я-то точно не пойду чекистам о его грехах рассказывать, свои гирей висят. После этого мы уже держались вместе. Вдвоем было веселей и спокойнее. Слушай, начальник, дал бы тряпку какую-нибудь кровь подтереть!
- Предыдущая
- 84/119
- Следующая
