Переспать на спор (СИ) - Кариди Екатерина - Страница 9
- Предыдущая
- 9/20
- Следующая
— Ты куда это собралась?
— Найдутся же в этом доме пустые комнаты, там лягу.
Он просто взбесился, и так весь день на нервах, а теперь еще ее фокусы!
— Ты никуда не пойдешь. — он цедил слова, обжигая холодными глазами, давя на нее каким-то внутренним ледяным огнем — Ты моя жена и будешь спать в моей спальне.
— Нет. Я не буду с тобой спать, — не пройдет у него давить на нее!
— Не надо меня бесить, — тон стал обманчиво спокоен, — Никто на тебя набрасываться не собирается. Ты и здоровая-то мне не была нужна. А тем более больная. Но спать будешь здесь!
Эта дура так и норовит опозорить его перед всеми, черт бы ее побрал! Было ужасно обидно, он весь день с нетерпением ждал, когда окажется с ней наедине в одной постели. Прикоснуться к ней, почувствовать, как она откликается, как будет дрожать от желания. Он знал, что она будет гореть, плавиться, кричать от страсти в его руках, и эта мысль пополам с собственным желанием мутила ему разум. И что?! Не будет с ним спать!
Аня отвернулась, из всех ее чувств остался лишь дух противоречия и возмущение. Здесь так здесь. Она стащила с кровати подушку и покрывало, и собиралась лечь на пол. Но он рванулся к ней, повалил на постель, придавил своим телом, прижав руки над головой. Сначала был испуг, а потом вдруг ее охватила злость, протест и, под всем этим, дикое желание:
— Что, опять изнасилуешь?! По-другому не можешь?!
А он вдруг понял, что никогда больше не сможет ничего сделать с ней насильно. Словно встал в мозгу какой-то блок. Желание клокотало в нем, подхлестываемое яростью, хотелось вдавиться в это хрупкое тело, вдавить его в себя, пока они не станут неразделимы, погрузиться в нее целиком, забыть обо всем, забыть себя и просто двигаться, двигаться, двигаться… пока не наступит это смертельное блаженство, и мир не разлетится на части сверкающими осколками…
Но после таких слов жены он пришел в себя и зло прошипел, отбросив ее руки:
— Делать нечего! Я и в прошлый-то раз через силу заставил себя это сделать, только чтобы тебя научить уму-разуму, — говоря эти слова, он сощурившись смотрел ей в глаза и видел разливающуюся там боль.
Ей больно, отлично! Потому что ему тоже больно! Он решил повернуть нож в ране:
— Но тебе, помнится, понравилось, — голос стал вкрадчивым и ядовитым, — Так понравилось, что ты орала на весь отель.
Аня отвернулась, не желая слушать, видеть, хотелось провалиться сквозь землю от стыда, злости и бессилия, но он не закончил.
— Не волнуйся, я не собирался тебя даже пальцем касаться. Нужна ты мне… — он встал и начал одеваться, умолк на какое-то время застегивая брюки, потом словно припечатал, глядя на нее с холодным презрением, — Молить будешь, и то не трону. Оставайся в этой спальне! Это теперь твоя комната, я сам уйду. Невозможно с тобой не то что спать, вообще рядом находиться.
И ушел, обдав ее холодом и хлопнув дверью на прощание. Аня снова залезла в постель, забилась под одеяло и, дрожа от обиды и боли, заплакала навзрыд. Какая же она идиотка, кто просил ее в тот вечер обращать на этого урода внимание? Как могла прийти ей в голову эта глупость, подойти и снять его на спор?! Зачем?! Наказание за одну маленькую глупость показалось ей просто чудовищным. Но обиднее всего было то, что он ушел.
Михаил вылетел из спальни, сбежал вниз по лестнице. Его трясло от разочарования, от злости, смешанной с неутоленным желанием и обидой. Мужчина чувствовал себя как ребенок, которому обещали конфетку, дали даже попробовать, а потом отобрали. Запустив обе руки в волосы на затылке и сжав их посильнее, он мерил шагами гостиную. На шум вышла экономка:
— Миша, что случилось?
— Ничего, тетя Даша, все в порядке, — он как-то сразу сник, голос был усталый, — просто не могу спать, устал, а спать не могу.
— Пойдем, я тебя чаем напою, у меня плюшки сеть. Твои любимые. Сегодня испекла. Пойдем.
Дарья Максимовна видела то, что он сам не хотел ни признавать, ни показывать. Ну да ничего, сам расскажет. Она повела его в кухню, не переставая тихонько уговаривать, что травный чаек поможет заснуть, а плюшки вкусные, такие как он любит. Она знала, что мальчик нуждается в любви и заботе, должен же хоть кто-то о нем заботиться. Понятно, что он давно уже не мальчик, но для нее-то он всегда будет ребенком. История с женитьбой не давала ей покоя, что-то там не так с этой женитьбой, Да что там, все не так!
— А чаек действительно успокаивает, тетя Даша. Ой, а плюшки какие… мммм, люблю я твои плюшки, — все-таки сладкие вкусности неизменно поднимают людям настроение, независимо от пола и возраста.
После второй чашки травного чая он смог, наконец, расслабиться и, откинувшись на спинку стула, закурил, прикрыв глаза.
— Миша ты ничего не…
Он покачал головой и пробормотал:
— Тетя Даша, не спрашивай.
— Миша, расскажи, в чем дело, как это случилось, самому легче станет.
— А что говорить. Я дурак. И так мне и надо, — он зло задавил сигарету.
— Миша, ты же давно бросил курить…
— Закуришь тут, когда такие дела.
Тетя Даша смотрела на него и выразительно молчала. Так умеют молчать только женщины, которые нас воспитали, они знают, что нам тяжело носить все в себе, что надо излить кому-то душу, и тогда станет легче.
И он не выдержал.
— Тетя Даша, ты только ничего не говори, ладно, ты просто слушай.
Она шевельнула рукой и утвердительно моргнула. А мужчина все собирался с духом, чтобы как-то начать, вертел в руках чашку, потом, словно в пропасть прыгнул, выдал:
— Я ее изнасиловал.
У женщины глаза на лоб полезли. Не может такого быть! Не мог ее мальчик, которого она с десяти лет практически воспитывала, такое сделать. Он же такой уважительный… Или мог… Что с ним случилось?
— Не верите?
Та покачала головой, повертела кистями рук и выжидательно на него посмотрела. Пусть объяснит.
— Она меня в ресторане снять хотела… подошла, самоуверенная такая… В общем разозлился я, и мозги как-то заклинило… Черт! Черт! Черт!
Миша смолк, потому что воспоминания снова захлестнули его, заставив пережить отголоски тех невероятных ощущений. Какое-то время сидел, глядя в одну точку, потом сфокусировал взгляд на тете Даше, и заговорил:
— А она девушкой оказалась, — развел руками и вцепился в волосы, — Но она сама напросилась!
Было видно, что он скорее себя старается убедить. Все-таки хватило мужества признаться:
— Нет. Если честно, то все не совсем так. Она… просто позволила себе глупо пошутить… — проговорил он, глядя в свою чашку, — Перенервничал я потом страшно. На следующий день, когда понял, что она шум поднимать не собирается, хотел уехать. Да. Сбежать хотел. Я знаю, тетя Даша, что ты сейчас подумала. Ты подумала, что папа перевернулся бы в гробу.
Михаил потер лоб, прикрыв глаза, ему тягостны были эти воспоминания:
— А потом… Только из паркинга выехал, а тут она… на мопеде летела. Понять толком ничего не успел, как сбил ее. И кто только изобрел эти проклятые мопеды! Столько аварий из-за них… Я так испугался, я думал… вдруг она умрет… Господи… — он затих, переживая заново свой страх и горячую молитву.
— И понял я, тетя Даша, что от судьбы не уйдешь. Что за дурость свою надо отвечать. Да и дело надо было замять поскорее, кому лишний шум нужен. Ну, и вот! Я на ней женился! Раз-два, и все готово. — несмотря на бодрый тон, выглядел он понурым и глубоко несчастным.
Дарья Максимовна взволнованно слушала, прижав руку ко рту. Когда поняла, что он закончил свой рассказ, откашлялась и сказала:
— Судьба — это хорошо, судьба — это не так уж плохо, Миша. Тебе давно пора было жениться. Девочка вроде нормальная, вежливая, могло быть и хуже…
— Все плохо. Все плохо, тетя Даша. Потому что она меня ненавидит. За все. А может ее вообще подослали, чтобы женить меня на себе и ободрать как липку? Не знаю! Может, подложили под меня из-за денег?
— Ах, перестань, — пожилая женщина какое-то время словно прислушивалась к каким-то своим мыслям, потом сказала, улыбаясь одними глазами, — Мне так совсем не показалось.
- Предыдущая
- 9/20
- Следующая
