Бузулуцкие игры - Синякин Сергей Николаевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/41
• Следующая

— Ты меня не понял, козел? — уже угрожающе сказал приехавший и достал выкидной нож. Раздался щелчок, и блеснуло лезвие. Лучше бы он этого не делал! Кто такой козел, Гней Квин Мус уже знал, и это словосочетание в совокупности с опасно блеснувшим лезвием говорило об угрозе.

— Дульче эст дезипере ин локо! — довольно сказал Гней Квин Мус, доставая из-под куртки свой верный испытанный меч.

Что ж, место точно было неплохим, и Гней совсем уж было собрался предаться отрадному безумию, но выяснилось, что его неласковый собеседник к этому совершенно не готов. Лезвие в его руке тут же погасло, рэкетир попятился.

— Ты что, мужик? Ты охренел? Убери ножик! — Он попятился дальше и вдруг заорал: — Котя! Котя! Тут придурок с мясарем! Он меня сейчас насквозь проткнет!

Грузный топот послышался сразу с обеих сторон. Рэкетир победно и хищно улыбнулся, но уже через несколько секунд выяснилось, что он радовался зря. От мотоциклов подбежали трое его приятелей, но от Дома культуры вывалилась целая орава римских легионеров, при виде которых побледнела вся витютинская четверка.

— Ша, мужики! — заорал один, который, судя по всему, был старшим. — Не гоните волну!

Поздно. Волна смяла витютинских храбрецов, закружила их и отхлынула, оставив на дороге три изрядно покореженные «Явы» и четыре стонущих тела.

— Хорош! — простонал Котя, натягивая на плечо рукав порванной куртки. — Хорош, мы все усосали!

— Вокс попули! — сказал Гней, принимая от сияющего Вована открытую банку пепси. — Вокс попули, вокс дей!

Кто ж с этим будет спорить? Глас народа действительно глас божий.

— Это что — твоя крыша? — поинтересовался Котя.

— А то! — ответствовал Вован, любезно открывая победителю банки с напитками.

— Че, предупредить нельзя было? — Котя встал. — Мы бы поняли, шиза еще не накрыла!

— Да я не успел, — скромно объяснил Вован. Котя печально склонился над мотоциклом.

— «Рогатого» поуродовали, — с горечью сказал он. — Откуда они? С Поворино?

— А то! — снова сказал Вован.

Мотоциклы не сразу, но завелись. Неудачливые вымогатели долго рассаживались по машинам. Наконец, в треске и чаде, мотоциклы рванули по дороге. Один из рэкетиров обернулся и что-то прокричал, показывая легионерам кулак, но тяжелая рука товарища заставила его умолкнуть.

— Вовремя вы! — сказал Вован. — Я уж думал, они меня сейчас до носков разденут!

— Сублата кауза, толлитур морбус! — глотнув соку, философски сказал Гней Квин Мус.

И опять он был прав. Болезнь действительно проходит с устранением породивших ее причин.

Немало найдется людей, видевших, как уезжают из деревень и провинциальных городков стройотрядовцы. Сезон завершен, коровники и зернотоки возведены, и в автобус садятся уже не мальчики, но мужчины. Как их провожает женская половина провинциального поселка! Утирая слезы и распухшие носы, она их провожает, в то время как мужская половина тайно ликует. Если ты видел, как покидают райцентры стройотрядовцы, а тем более сам был стройотрядовцем, читатель, ты освободишь меня от необходимости описывать отъезд легионеров в лагерь имени Ф. Э. Дзержинского.

Замечу только, что впереди колонны вместо мотоцикла рядового гаишника шла бежевая «волга» начальника районной милиции. По случаю спортивного праздника в багажнике автомашины позвякивала тара, сам Федор Борисович Дыряев сидел на переднем пассажирском сиденье в спортивном костюме, тесно облегающем его отнюдь не спортивную фигуру. Впрочем, и его подчиненные выделялись среди спортивно подтянутых римских легионеров или выпирающими животами, или излишней для их возраста худобой.

Старший участковый Соловьев занимался погрузкой в автобус объемистых кастрюль, из которых остро и заманчиво пахло маринованным лучком и будущим шашлыком. Кому как не Соловьеву следовало доверить заготовку провианта для будущих рекордсменов ристалища и утешительных обедов для побежденных? Все участники свято придерживались древнего принципа, окончательно сформулированного основателем олимпийского движения Кубэртеном: важна не победа, важно участие. Получив ответственное задание и открыв для себя перспективу, Соловьев делал все возможное и невозможное для досрочного получения майорских погонов.

Федор Борисович с тревогой поглядывал на часы. Отъезд затягивался. Областная комиссия морила червячка в кафе «Тихий Дон» уже второй час, и только искусство тамады в лице Митрофана Николаевича Пригоды не давало членам комиссии бесконтрольно расползтись по Бузулуцку. Но рано или поздно областные ревизоры могли возжелать освежиться, а дорога к Дону пролегала как раз мимо спортивного зала школы, где готовились к отправлению легионеры.

Подполковника радовала предусмотрительность первого секретаря, который всех возможных информаторов комиссии из советско-партийного аппарата направил в дальние хозяйства для осуществления контроля за проводимыми сельскохозяйственными работами. Для школьных интеллигентов силами районо был организован открытый урок в Тростяновской восьмилетней школе, потенциальные предатели из медицинского персонала отправились проводить профилактические прививки пенсионерам в Алимо-Любимовку, а неблагонадежные торговые работники выехали проводить день торговли в совхоз «Реконструкция».

Однако поторопиться с отъездом все-таки следовало, поэтому Дыряев обрадовался, когда старший участковый доложил ему, что погрузка продуктов и необходимого инвентаря закончена.

Подполковник вылез из автомашины, оглядел выстроившихся у автобусов милиционеров и легионеров и с досадой отметил, что по части выправки и молодецкой стати милиционеры заметно уступают иностранцам. «Мало я их гоняю, — подумал начальник милиции. — Хромает у нас физическая подготовка. Пожестче мне надо быть с моими оглоедами, ишь разъелись на колхозных харчах!»

Пригода выделил три львовских автобуса и один «Икарус». Личный состав был готов занять свои места.

У забора толпой стояли опечаленные женщины. Центурион Птолемей Прист о чем-то разговаривал со своей бузулуцкой пассией. Он перемежал родную речь русскими словами, а недостаток в словах восполнял выразительностью жестов. Клавдия от него не отставала.

В толпе провожающих Федор Борисович заметил Леночку Широкову. «Это кого ж она-то провожает? — заинтересовался подполковник. — Из наших кого или из Птолемеевских бойцов?» Проводив печальный взгляд девушки, начальник милиции усмехнулся: «Бедная ты овечка! Да разве можно в такого волка влюбляться? Узнает отец, он же тебя из дому не выпустит, и правильно сделает. Была бы у меня дочь, я бы никогда не позволил ей голову потерять от этого Челентано!»

Посреди тоскующей женской толпы одиноким и унылым гусаком стоял заместитель начальника милиции. Подполковник простился с ним холодным кивком, приподнял подбородок — не робей, парень, не на всю жизнь уезжаем!

— По машинам! — скомандовал он. Так в приснопамятные двадцатые годы его дед, командовавший белой сотней и награжденный впоследствии орденом Боевого Красного Знамени, командовал:

— По коням!

Подойдя к центуриону, подполковник Дыряев вежливо и не без лукавства поздоровался с грустной женщиной и обратился к командиру будущих соперников:

— Прошу в машину, Птолемей Пристович!

К тому времени гулянка в кафе «Тихий Дон» набирала свои обороты. С каждой новой стопкой правила приличия становились чем-то вроде заповедей Господних — где-то изложены, да не про нас. Шеренга пустых бутылок у кассы становилась все длиннее, а паузы между стопками — все короче. Уже были произнесены дежурные тосты и здравицы областным руководителям и Центральному Комитету, уже Скубатиев пожелал району успехов в выполнении решений очередного Пленума и планов по зерновым и мясу, немало было выпито за любовь, мир во всем мире и чистое небо над головой. В кафе забушевало подобно степному пожару веселье, оно постепенно набирало обороты, и рычала принесенная кем-то из партактива гармонь, и председатель ассоциации товаропроизводителей Бузулуцка, выбивая чечетку каблуками остроносых австрийских туфель, залихватски голосил:

• Предыдущая
• 24/41
• Следующая