Бузулуцкие игры - Синякин Сергей Николаевич - Страница 14

• Предыдущая
• 14/41
• Следующая

— У нас публичных наказаний нет, — грустно сказал участковый. — Вам хорошо — провинился, вы его тут же и выпороли. А у нас наперед столько бумаги изведешь…

В то же самое время в райкоме партии шло закрытое совещание.

— Ради общего блага, — сказал начальник милиции. — И ты заметь, Митрофан Николаевич, надежные хлопцы: драк в городе почти не стало, пьянки сократились, самогоноварение вообще под корень вырублено. Тут для меня есть, конечно, неудобства. Две недели, как по району ни одного преступления не зарегистрировано. Того и гляди из области комиссию направят. У нас ведь как: чуть темпы снизишь — окрик, что хреново работаешь, сводок о преступлениях не даешь — значит укрываешь их от учета…

— Говорят, вы на днях шпиона какого-то словили? — поинтересовался первый секретарь.

— Это не мы, — признался начальник милиции. — Птолемея ребята пособили. Пособник немецкий, во время войны в Ростовской области в гестапо работал. Решил и перед ними выслужиться. А они ребята гордые, от предателей услуг не принимают. Приперся к ним этот сучок со списками коммунистов и активистов, а они его в холодную и нам сдали. Занятный сенеке. Между прочим, мы у него при обыске целую кучу оккупационных немецких марок нашли, аусвайсы разные и немецкую бронзовую медаль «За храбрость». После этого он и раскололся, явку с повинной прокурору на шестнадцати листах написал. Вот подсохнет, мы его в область отправим. Пусть с ним КГБ разбирается!

Митрофан Николаевич посидел, задумчиво барабаня пальцами по столу.

— Списки-то большие? — с натужной небрежностью спросил он.

Дыряев усмехнулся. Все-таки он был опытным сыщиком, хотя и сельского масштаба.

— Есть вы в этих списках, Митрофан Николаевич, — сказал он. — Под третьим номером вы в них значитесь.

— Под третьим? — Голос первого секретаря обидчиво дрогнул.

— А под первым номером у него Соловьев записан, — доложил Федор Борисович благодушно. — И я под вторым. Мишка Соловьев у него в прошлом году самогон изымал, а я на него штраф накладывал. Вот он нас и вывел на первые места.

— Мелкая личность, — сказал как сплюнул Митрофан Николаевич.

Он привычно подошел к окну, постоял, глядя на улицу.

— Подсыхает, — отметил он. — Того и гляди какую-нибудь комиссию принесет. Куда мы наших иностранцев денем?

— А если сказать, что это солдатики на посевную прибыли? — встал за спиной первого секретаря начальник милиции.

— А что? Научим Птолемея на майора отзываться, китель с бриджами да фуражечку я у райвоенкома возьму… А что до языка, то здесь уж совсем просто — скажем, что часть из кавказцев. У них там столько мелких национальных групп, что поверят, за милую душу поверят!

— А потом нам все это боком вылезет, — язвительно сказал Митрофан Николаевич. — Как в области нашу брехню поймут, так сразу наши партбилеты и плакали. Выпрут нас, Федя, со свистом.

Дыряев пожал плечами.

— Тогда выдадим их за студенческий стройотряд, — упрямо предложил он. — Составим фиктивный договор, у меня поддельная печать Махачкалинского университета с прошлого года еще осталась… Комар носа не подточит!

— Ага, — злорадно сказал предисполкома. — Ты на их морды подивись! Знайшов студентов! Краще з табором договор заключить! Строгого режиму. Працуюете над разними там складними проблемами, сушите голову!

— А что? — неуверенно сказал Дыряев. — На филфак они, конечно, не потянут, а вот на физкультурный институт запросто. Там и не такие типажи встретишь!

Митрофан Николаевич побагровел, что само по себе уже было плохим предзнаменованием.

— Ты, Федор Борисович, не на начальника милиции похож, ты больше на великого комбинатора смахиваешь. Все норовишь партийное руководство в какую-нибудь уголовщину втравить!

— Я? — Дыряев широко развел руки, и стороннему наблюдателю могло бы показаться, что он пытается обмерять хозяина кабинета. — Обижаешь, Митрофан Николаевич. Я же хочу как лучше. Узнают про этих римских гавриков — и прощай спокойное жилье. Комиссии понаедут, ученых академиков на дюжины считать станем, иностранцев понаедет как грязи. Мне, Митрофан Николаевич, все одно — дальше пенсии не пошлют, меньше персональной не дадут. О тебе душа болит. Тебе еще район вести и вести к победе коммунизма. А ну как признают, что ты не потянешь в новых условиях?

Начальник милиции был неплохим психологом. Профессия к тому обязывала. Своими словами начальник всколыхнул тайные опасения первого секретаря. По светофорно побагровевшим ушам собеседника Дыряев понял, что угодил в больную точку.

— Нельзя нам комиссии к себе пускать, — подавленно сказал первый секретарь и тоскующим взглядом окинул меблировку своего кабинета. — И самим неприятности, и район эти комиссии пропьют вконец. Но и твои предложения, Федор Борисович, маниловщиной отдают. Нашел, понимаешь, студентов. Да ты на их морды взгляни, даже не в том дело, что рожи у них бандитские, а в том, понимаешь, дело, что выросли они из студенческого возраста. И солдат из них современных не получится. Забыл, кто у нас служит? Молоденькие у нас служат, нецелованные, а эти, понимаешь, даже на сверхсрочников не потянут.

— А может, это «партизаны»? — просветленно сказал подполковник. — Ну, из тех, которых на переподготовку берут!

— Ага. В костюмчиках «Адидас», — кивнул первый секретарь. — Тут еще голову поломаем, куда эти костюмчики списывать.

— Вы же сами говорили, что по соцкультбыту их проведем!

— А ты смету по соцкультбыту видел? — Митрофан Николаевич утерся цветастым носовым платком. — Слезы ведь, а не смета. Ее даже на шахматы для Дома культуры не хватит. Да, положеньице… Сердцем чую, Федя, подведут они нас под монастырь, эти, понимаешь, императорские безумцы. Что нас может спасти?

Митрофан Николаевич мысли своей не закончил, потому что дверь распахнулась и в кабинет спасителем вошел председатель райпотребкооперации Иван Семенович Сафонов.

Он прошел на середину кабинета, остановился, с хитрым ленинским прищуром оглядел подавленных руководителей, усмехнулся торжествующе и сказал:

— Ящур нас спасет, господа-товарищи! Ящур!

Пригода долго молчал, потрясение глядя на Сафонова, а предисполкома сразу вылущил из слов главы районной кооперации здравое зерно и радостно взревел:

— Да ти генш, Ванько! Я и не знав, що в твош дубов голов! можуть виплодитися талантливит! думки!

Ящуром болеет и домашняя, и общественная скотина. Общественная болеет чаще. Людям это заболевание не передается, но, обнаружив больную скотину в хозяйстве, зоотехники и ветеринары объявляют в районе эпизоотии карантин. С объявлением его район становится закрытым для посещений, и ни фураж, ни скот района не покидают. Выезжающие автомашины на специальных участках подвергаются дезинфекции и иной санитарной обработке, а блокировать Бузулуцкий район было проще простого. Достаточно было перекрыть дорогу к Синему Ключу и выход на ростовскую трассу. Кто бы ни блуждал по всем остальным проселочным дорогам, неминуемо выбирался к санитарным постам. Миновать их было невозможно.

Районного ветеринара даже уговаривать не пришлось — он был коммунистом, и коммунистом подотчетным. Поэтому линию партии разделял и поддерживал. Телеграмма о вспышке ящура в Бузулуцком районе ушла в область УЖе на следующее утро, благо этот вид связи к тому времени уже заработал. Уже к обеду продравшиеся по бездорожью «кировцы» выбросили в намеченных точках санпосты из ветеринаров, милиционеров и общественности. Председатель исполкома Иван Акимович Волкодрало приказал обеспечить их сухими пайками, а то, чем эти сухие пайки можно было размочить, прихватили сами участники десанта.

Волкодрало в студенчестве поигрывал в СТЭМе, поэтому посты выглядели несколько театрально — дежурившие, исключая милиционеров, дежурили в черных спецовках, резиновых, до паха, болотных сапогах и с обязательными бытовыми респираторами. Для чего были нужны респираторы, не мог сказать, пожалуй, и председатель исполкома. Посты бесцеремонно останавливали редких водителей, пытавшихся пробиться к Бузулуцку, и поворачивали их назад.

• Предыдущая
• 14/41
• Следующая