Конец - Баллард Джеймс Грэм - Страница 1

• 1/4
• Следующая

Днем они всегда спали. К рассвету расходились по домам, и когда над расплывающимися валами соли всходило солнце, спасающие от зноя ставни были уже плотно закрыты и из домиков не доносилось ни единого звука. Большинство жителей поселка были люди преклонного возраста, они быстро засыпали в своих жилищах, но Грейнджер, с его беспокойным умом и одним-единственным легким, после полудня часто просыпался и уже больше не засыпал – лежал и пытался, сам не зная зачем, читать старые бортовые журналы (Холлидей извлекал их для него из-под обломков упавших космических платформ), между тем как сделанные из металла стены его домика гудели и время от времени позвякивали.

К шести часам вечера зной начинал отступать через поросшие ламинариями равнины на юг, и кондиционеры в спальнях один за другим автоматически выключались. Поселок медленно возвращался к жизни, окна открывались, чтобы впустить прохладный воздух вечерних сумерек, и Грейнджер, как всегда, отправился завтракать в бар «Нептун», по пути поворачивая голову то вправо, то влево и вежливо снимая темные очки, чтобы приветствовать престарелые пары, сидевшие в тени на крылечках и разглядывавшие другие пары, на другой стороне улицы.

Холлидей, в пяти милях к северу, в пустом отеле, обычно проводил в постели еще час, слушая, как поют и свистят, постепенно охлаждаясь, башни кораллов, сверкающие вдалеке, как белые пагоды. В двадцати милях от себя он видел симметричную гору: это Гамильтон, ближайший из Бермудских островов, возносил с высохшего дна океана к небу свой срезанный верх, и в лучах заката была видна каемка белого песка – словно полоса пены, которую оставил, уходя, океан.

Холлидей и вообще-то не очень любил ездить в поселок, а ехать сегодня ему хотелось даже меньше обычного. Дело не только в том, что Грейнджер будет сидеть в своей всегдашней кабинке в «Нептуне» и потчевать неизменным пойлом из юмора и нравоучений (фактически это был единственный человек, с которым Холлидей мог общаться, и собственная зависимость от старшего неизбежным образом стала его раздражать), дело еще в том, что тогда состоится последняя беседа с чиновником из управления эмиграции и придется принять решение, которое определит все его будущее.

В каком-то смысле выбор был уже сделан – Буллен, чиновник, понял это, еще когда приезжал месяц назад. Никаких особых умений, черт характера или способностей к руководству, которые могли бы оказаться полезными на новых мирах, у Холлидея не было, и поэтому особенно уговаривать его Буллен не стал. Однако чиновник обратил его внимание на один небольшой, но существенный факт, который стал для Холлидея предметом серьезных размышлений на весь последовавший месяц.

«Не забывайте, Холлидей, – предупредил его тогда Буллен в конце беседы, происходившей в задней комнате домика шерифа, – средний возраст жителей вашего поселка перевалил за шестьдесят. Вполне может оказаться, что лет через десять уже не будет никого, кроме вас с Грейнджером, а если сдаст его легкое, вы останетесь один».

Он замолчал, чтобы дать время Холлидею хорошо это себе представить, а потом тихо добавил: «Молодежь отправляется следующим рейсом – оба мальчишки Мерриуэзеров и Том Джуранда (скатертью дорога балбесу, подумал Холлидей, ну, не завидую тебе, планета Марс), – понимаете вы, что останетесь здесь единственным, кому еще нет пятидесяти?» «Кейти Саммерс тоже остается», быстро возразил тогда Холлидей; внезапно ему представились белое платье из органди, длинные, соломенного цвета волосы, и видение это придало ему смелости.

Чиновник скользнул взглядом по списку заявлений об эмиграции и неохотно кивнул.

«Это правда, но ведь она ухаживает за своей больной бабушкой. Когда старушка умрет, Кейти поминай как звали. Что ее тогда может здесь удержать?» «Ничего», – машинально согласился Холлидей.

Да, теперь ничего. Долгое время он заблуждался на этот счет, думал: что-то может, Кейти столько же, сколько и ему, двадцать два, и она, если не считать Грейнджера, казалась единственным человеком, который понимает его решимость остаться на позабытой Земле и нести на ней вахту. Но бабушка умерла через три дня после отъезда чиновника, и на следующий же день Кейти начала упаковывать вещи. Наверно, какое-то помрачение разума побуждало Холлидея до этого думать, что она останется, и теперь его тревожила мысль, что, быть может, так же ложны и все его представления о себе.

Выбравшись из гамака, он вышел на плоскую крышу и стал смотреть, как фосфоресцируют на грядах дюн, уходящих вдаль, частицы других веществ, выпавших вместе с солью в осадок. Он жил в фешенебельной квартире на крыше этого десятиэтажного отеля, в единственном здании – защищенном от жары месте, но отель неумолимо опускался в океанское дно, и от этого в несущих стенах появились широкие трещины, которые вскоре должны были достигнуть верха. Первый этаж уже ушел в рапу совсем. Ко времени, когда опустится следующий (месяцев через шесть, самое большее), ему придется покинуть старый курорт Айдл-Энд, а это значит, что предстоит жить в одном домике с Грейнджером.

Примерно в миле раздалось жужжание мотора. Сквозь сумерки Холлидей увидел, как к отелю, местному ориентиру, плывет по воздуху, неутомимо вращая лопастями винта, вертолет чиновника из управления эмиграции; потом, поняв, где находится, Буллен взял курс на поселок, там была посадочная полоса.

Уже восемь часов, отметил про себя Холлидей. Беседа назначена на восемь тридцать утра. Буллен переночует у шерифа, выполнит другие свои обязанности в своем качестве мирового судьи и регистратора актов гражданского состояния, а потом, после встречи с Холлидеем, отправится дальше. Ближайшие двенадцать часов Холлидей свободен, у него еще есть возможность принять окончательное решение (или, точнее, такового не принимать), но когда они истекут, ему придется сделать выбор, и назад дороги уже не будет. Это последний прилет чиновника, его последнее путешествие по кольцу опустевших поселений, от Святой Елены к Азорским островам, от них – к Бермудам, а оттуда – к Канарским островам, где находится самая большая во всей бывшей Атлантике площадка для запуска космических паромов. Из крупных космических паромов еще держались на своих орбитах и оставались управляемыми только два; остальные (их были сотни) все падали и падали с неба; и если наконец сойдут с орбит и те два парома, Землю можно считать покинутой людьми. Тогда единственными, кого еще, может быть, подберут, будут несколько связистов.

На пути в поселок Холлидею пришлось два раза опускать противосолевой щит, закрепленный на переднем бампере его джипа, и счищать с дороги, сделанной из проволоки, соль, натекшую за послеполуденные часы. По обеим сторонам дороги высились мутирующие ламинарии, похожие на огромные кактусы (радиоизотопы фосфора ускоряли генетическую перестройку); на темных грядах соли словно вырастали белые лунные сады. Но вид надвигающейся пустыни только усиливал желание Холлидея остаться на Земле. Большую часть тех ночей, когда он не спорил с Грейнджером в «Нептуне», Холлидей проводил, разъезжая по океанскому дну, взбираясь на упавшие космические платформы или блуждая вместе с Кейти Саммерс по ламинариевым лесам. Иногда удавалось уговорить Грейнджера пойти с ними тоже – Холлидей надеялся, что знания старшего по возрасту (когда-то Грейнджер был морским биологом) помогут ему лучше разобраться во флоре океанского дна; однако настоящее дно было теперь похоронено под бесконечными холмами соли, и с тем же успехом можно было бы искать его под песками Сахары.

Когда Холлидей вошел в «Нептун» (бар с низкими потолками и с интерьером, где преобладали кремовые тона и блеск хромированного металла; заведение стояло у начала взлетной полосы и прежде служило своего рода залом ожидания для транзитных пассажиров – тогда к Канарским островам летели тысячи эмигрантов из Южного полушария), Грейнджер окликнул его и постучал палкой по окну, за которым, ярдах в пятидесяти, на бетонированной площадке перед ангаром, маячил темный силуэт вертолета.

• 1/4
• Следующая