Симплициссимус - фон Гриммельсгаузен Ганс Якоб Кристоффель - Страница 13

• Предыдущая
• 13/180
• Следующая

Возможно, ему была известна и переведенная с французского языка книга Франсиска Россета «Theatrum Tragicum», содержащая тридцать назидательных и устрашающих новелл, дополненных учеными рассуждениями и «примерами, согласующимися с рассказанным», с обширным библиографическим указателем источников [135]. Особенно привлекали Гриммельсгаузена описания путешествий в далекие и малоизвестные страны, во множестве появившиеся после великих географических открытий XVI в. Подлинные и вымышленные, ученые и баснословные, приукрашенные фантастическими подробностями, они являлись своеобразным литературным жанром. В романе «Чудесное птичье гнездо» он ссылается на «Путешествие Адама Олеария в Московию и Персию» как на один из источников «Иосифа». В «Сатирическом Пильграме» помещено известие, что в Московии запрещено «пить табак», а у ослушников отрезают носы, о каковых строгостях сообщал и Олеарий. Все это говорит о раннем знакомстве Гриммельсгаузена с «Путешествием» Олеария, давшим ему материал для трех глав «Симплициссимуса», посвященных пребыванию героя в Московии (V, 20 – 22), дополненных некоторыми сведениями из «Theatrum Europaeum» и из книги Мартини «История татарской войны» (1654).

Последние главы шестой книги «Симплициссимуса» изложены в виде «реляции» голландского капитана Яна Корнелиссена, сообщающего сведения о жизни Симплициссимуса на острове, куда он был выброшен бурей. Подобные «реляции» издавались в виде отдельных брошюрок и «летучих листов» и шли нарасхват, особенно среди моряков. Как раз в 1668 г., когда дописывалась шестая книга «Симплициссимуса», всю Европу обошла «реляция» некоего Генри Корнелиуса фан Слюттена, изданная в Лондоне и в течение года переведенная на главнейшие европейские языки [136]. Во Франкфурте «реляцию» выпустили одновременно два издателя: Сигизмунд Латомус и Вильгельм Зерлин – последний в качестве приложения к издаваемому им «Diarium Europaeum» под отдельным заглавием: «Вновь открытый остров Пинес, или Доподлинное описание четвертого островка, названного Пинес, лежащего в неизведанной южной стране, который в 1589 г. был населен одним мужчиной и четырьмя женщинами английской нации, кои были заброшены туда злополучной бурей и кораблекрушением, обжились там и расплодились многолюдно, а в прошедшем 1667 г. снова открыты нидерландским судном. Тут же поведано местоположение и особенности сказанного острова, какие плоды и животные там обретаются и как английская нация там разделилась. Все описано первым зачинателем сей нации и через сыновей его сыновей сообщено нидерландским корабельщикам и переведено на немецкий язык с напечатанного в 1668 г. в Амстердаме нижненемецкого экземпляра. Украшено двумя приличествующими сему предмету фигурами, резанными на меди».138

В царствование королевы Елизаветы компания английских купцов получила разрешение отправиться в Восточную Индию, чтобы основать там фактории. С этим караваном из четырех судов отправился купец, намеревавшийся обосноваться в Индии. Он взял с собой жену, сына лет двенадцати и дочь лет четырнадцати, двух служанок и арапку, а также бухгалтера по фамилии Пинес, от имени которого и ведется рассказ. В понедельник 3 апреля 1589 г. они погрузились на судно, взявшее 150 ластов грузу, 14 мая с попутным ветром они прошли мимо Канарских островов, а 1 августа достигли о. Св. Елены, где задержались, так как на кораблях появились больные. Когда они были уже на виду острова Св. Лоренца, поднялась буря, рассеявшая флотилию. На корабле, где находился Пинес, утратили счет дням, со страхом ожидая, что в любое время «натолкнутся на скалы или подводные камни». Однажды рано поутру они завидели «высокий скалистый остров», отчего страх их умножился, ибо буря не утихала, и они потеряли всякую надежду «на спасение корабля и самой жизни». Капитан, купец и другие пассажиры соскочили в большой бот, другие попрыгали через борт, спасаясь вплавь, но все потонули. Только бухгалтер, дочь хозяина, две служанки и арапка, не умевшие плавать, остались на корабле. А когда судно разбилось о рифы, они на оторвавшемся бушприте добрались до острова, оказавшегося необитаемым. У бухгалтера нашлись трут и огниво. Море выбросило много клади с разбитого корабля, так что они нашли немного платья и утварь. Из ящиков и обломков корабля построили хижину и покрыли ее парусиной. Остров изобиловал плодами, на нем водились крупные беспомощные птицы (дронты) и кроткие животные, похожие на коз. Благодатный климат и образ жизни способствовали свободе отношений. Ими овладело стремление «продолжить наш род, дабы не остаться под старость без утешения». Через сорок лет пребывания на острове у бухгалтера насчитывалось 47 человек детей, 560 внуков и 1789 правнуков. Раз в месяц он собирал население острова, поучал из Библии и устанавливал новые браки. Он разделил всех на четыре фамилии (по материнской линии), запретив браки внутри одной фамилии. Дожив до восьмидесяти лет, он благословил всех, вручив бразды правления старшему сыну (от дочери хозяина).

Экземпляр ГПБ. Издание Латомуса (восходящее к сокращенной голландской редакции изд. 1668 г.) воспроизведено в статье Я. Схольте «Die Insel der Fruchbarkeit». M. Кошлиг на основании языковых наблюдений пришел к выводу, что Гриммельсгаузен воспользовался изданием «Wahrhafftige Beschreibung des neuerfundenen Pineser Eylands sampf dessen Volckern. Mit Anhang aus eines Bohtsmans Munde…». S. 1., 1668 (в библиографии M. Хиппе, № 14), текст которого нам был недоступен. Когда голландцы вновь открыли остров, население его за 78 лет составило от десяти до двенадцати тысяч человек.

Это была литературная мистификация, но многие приняли ее всерьез. В 1674 г. в Бремене юрист Вольпманн даже защитил диссертацию, рассматривавшую права Георга Пинеса на владение островом. Нарочитая бесхитростность рассказа, обилие «точных» дат и привычных деталей (наполнение бочек свежей водой, наличие больных на судне и т. д.), поведение людей во время бури прекрасно имитировало содержание подобных «реляции» об удачных и злополучных плаваниях [137].

Как показал М. Кошлиг, «реляция» стала известна Гриммельсгаузену, когда первоначальная редакция шестой книги «Симплициссимуса» была закончена.

Художественный замысел Гриммельсгаузена сложился независимо от истории Пинеса [138]. Он лишь извлек из нее некоторые дополнительные мотивы и детали повествования. Протестантское благочестие бухгалтера приобрело католический привкус, а соблазнявшая его простоватая арапка превратилась в таинственную абиссинку, манящую спасшегося вместе с Симплициссимусом плотника миражем благоденствия на плодородном острове. Ее пребывание на острове завершается театральным эффектом, в котором даже не обошлось без адского серного дыма. Гриммельсгаузен не поддался заманчивым, напрашивающимся в роман скользким ситуациям, а скорее пародировал их (в сцене с абиссинкой). Не соблазнила его и идея «естественного государства» и патриархальной идиллии, сложившихся на острове. Он остался верен первоначальной концепции жизнеутверждающего отшельничества. Форма «реляции» оказалась удобной для описания острова глазами удивленного очевидца и вместе с тем способом передать миру жизнеописание Симплициссимуса, написанное «на пальмовых листьях»

Важнейшим источником для «Робинзонады» в шестой книге «Симплициссимуса» послужила «Восточная Индия» Иоганна Теодора и Иоганна Израеля де Бри – роскошное издание со множеством гравюр. Пятая часть этого издания содержала отчет о путешествии в Индию в 1598 – 1600 гг. голландской торговой флотилии, в частности побывавшей на острове Св. Маврикия [139].

Частью источников Гриммельсгаузен пользовался по памяти. Этим, вероятно, объясняются ошибки в наименовании книг даже на немецком языке, которые он иногда допускает, как например в названии книжки Томаса Томен, которую Симплициссимус читает еще мушкетером (III, 18). Другие книги он, вероятно, читал в Страсбурге, когда служил у доктора Куфера, получал на время у издателей, просматривал в книжных лавках, когда бывал в Нюрнберге, слышал их содержание в чьем-либо пересказе и т. д. Антон Бирлингер полагал, что Гриммельсгаузен черпал мотивы для своих произведений из устных рассказов бывалых людей и ландскнехтов, а отчасти из сборников шванков и народных книг [140]. А. Диффенбахер даже советовал не придавать значение книжным источникам и в тех случаях, когда на них ссылается сам автор [141]. Общительный трактирщик из Гайсбаха, конечно, был не только веселым рассказчиком, но и прилежным слушателем. Шванки и суеверные россказни долго бродили в устной передаче, прежде чем попадали в печатные сборники. И не случайно даже книжный анекдот о кальвинистах, включенный в «Чудесное птичье гнездо», рассказывает крестьянин в трактире. Художественное воображение Гриммельсгаузена питалось из народных источников, но любил он опираться на книгу.

• Предыдущая
• 13/180
• Следующая