Сесиль умерла - Сименон Жорж - Страница 5

• Предыдущая
• 5/29
• Следующая

Инспектор посторонился, начальник открыл дверь и зажег спичку, чтобы осветить темный чулан.

— Вот она… — сказал он.

Тело Сесили не могло лежать во всю длину в тесном чулане, она почти сидела, прислонившись спиной к стене и свесив голову на грудь.

Мегрэ бросило в жар, он вытер лицо платком и сунул раскуренную трубку в карман.

Слов не требовалось. Оба, начальник и комиссар, молча смотрели. Мегрэ машинально снял шляпу.

— Знаете, что мне пришло в голову, шеф? Кто-то вошел в приемную и сказал Сесили, что я жду ее в другом помещении… Какой-то человек, которого она сочла нашим служащим.

Начальник молча кивнул.

— Нужно было торопиться, понимаете?.. Я мог принять ее с минуты на минуту… Она знала убийцу тетки…

Кто-то привел ее сюда, открыл дверь, за которой царил полный мрак… и когда Сесиль шагнула…

— Ее сначала оглушили дубинкой или каким-то тяжелым предметом…

Нелепая зеленая шляпка, валявшаяся на полу, подтверждала это предположение. Кроме того, в темных волосах девушки запеклась кровь.

— Вероятно, она зашаталась, стала падать, и убийца, желая покончить с ней без шума, задушил ее…

— Вы уверены, шеф?

— Таково мнение судебного врача… Я просил не производить вскрытия без вас… Что вас удивляет? Ведь тетка ее также была задушена, верно?

— Вот это как раз и…

Что вы хотите сказать, Мегрэ?

— Мне кажется, что один и тот же человек не мог бы совершить оба преступления. Ведь когда Сесиль пришла сюда сегодня утром, она знала, кто убил ее тетку…

— Вы так думаете?

— Иначе она подняла бы тревогу раньше… По заключению врача, тетка была убита около двух часов ночи…

Может быть, Сесиль оказалась свидетельницей преступления…

— Так почему же убийца не прикончил и ее в Бур-ла-Рене?

— Может быть, она спряталась… Рассуждаем дальше… А возможно, она обнаружила труп тетки утром, когда поднялась, примерно в половине седьмого. По будильнику я убедился, что она встает в это время… Она никому ничего не сказала и прибежала сюда…

— Странно…

— Не так уж странно, если предположить, что она знала убийцу… Она хотела назвать его мне лично и не доверяла комиссару полиции Бур-ла-Рена… Предположение, что она знала убийцу, подтверждается тем, что ее убрали с целью помешать ей говорить…

— А если бы вы приняли ее тотчас по приходе?

Мегрэ покраснел, что редко с ним случалось.

— Да, конечно… Здесь что-то неясное… Может быть, в то время убийца был связан в своих действиях… Или же в этот момент он еще не знал…

Он вздрогнул, словно гнал от себя какую-то мысль.

— Нет, маловероятно, — пробурчал он.

— Что маловероятно?

— Мое предположение. Если бы убийца старухи вошел в аквариум…

— Аквариум?!

— Простите, шеф… Инспектора прозвали так зал ожидания… Сесиль не пошла бы за ним. Значит, за ней явился кто-то другой, кто-то, кого она не знала или кому доверяла…

Мегрэ не сводил упорного мрачного взгляда с темной фигуры, прислонившейся к стене чулана меж щеток и ведер.

— Она пошла за человеком, которого не знала! — решил он внезапно.

— Почему?

— Она могла бы последовать за кем-то знакомым на улицу. Но внутри здания!.. По правде сказать, я ожидал, что ее найдут в Сене или где-нибудь на пустыре… Но здесь…

Он шагнул вперед, нагнувшись под низким косяком двери, чиркнул спичкой, потом другой и слегка отодвинул труп.

— Что вы ищете, Мегрэ?

— Ее сумку…

Сидя в аквариуму Сесиль всегда бережно держала на коленях объемистую, словно чемодан, сумку, столь же неотъемлемую ее принадлежность, как и эта немыслимая зеленая шляпка.

— Она исчезла.

— Вывод?

Забыв в раздражении о служебной иерархии, Мегрэ рявкнул:

— Вывод! Вывод! А вы-то сами способны сделать из этого вывод?

Он заметил, что светловолосый инспектор, стоявший в двух шагах от них, отвернулся, и взял себя в руки.

— Простите, шеф… Но согласитесь, что народу у нас как на проходном дворе… Подумать только: к нам в зал ожидания могли проникнуть и…

Он был вне себя. В его стиснутых зубах торчала потухшая трубка.

— Я уже не говорю об этой треклятой двери, которую давно следовало забить…

— Да, но если бы вы приняли эту девушку немедленно…

Бедный Мегрэ! Тяжело было смотреть, как этот рослый, сильный человек, с виду крепкий, как скала, понурился, глядя на безжизненное тело у своих ног; он снова вытащил платок и вытер потное лицо.

— Итак, что же мы предпримем? — спросил начальник, чтобы переменить тему.

Неужели публично признать, что преступление было совершено в самом помещении криминальной полиции, точнее, в этой узкой трубе, соединяющей полицию с Дворцом правосудия?

— Я хочу просить вас кое о чем… Может ли Люка заниматься поляками без меня?

Внезапно он почувствовал голод. Он ничего не ел с Утра, но зато выпил три рюмки, и теперь у него сосало под ложечкой.

— Я не возражаю…

— Заприте эту дверь, старина, и продолжайте охранять ее. Я скоро вернусь…

Из своего кабинета, не снимая пальто и шляпы, Мегрэ позвонил жене:

— Нет… Не знаю, когда приду… Слишком долго объяснять… Нет, нет, я остаюсь в Париже…

Не заказать ли, как обычно, бутерброды из пивной на площади Дофина? Нет, ему необходимо проветриться. На улице по-прежнему моросило. Он выбрал маленький бар напротив памятника Генриху IV на Новом мосту.

— Один с ветчиной, — заказал он.

— Как дела, господин комиссар?

Гарсон знал его. Когда у Мегрэ тяжелые веки и это угрюмое выражение, значит…

— Не ладится?

Около стойки какие-то люди играли в карты, другие толпились у денежного автомата.

Мегрэ ел бутерброд, думая о том, что Сесиль мертва, и от этой мысли мороз пробегал у него по спине, несмотря на теплое пальто.

Когда кто-нибудь умилялся смирению, с которым бедняки, больные, калеки и тысячи других обездоленных безропотно влачат свое беспросветное существование в тисках большого города, Мегрэ пожимал плечами.

Опыт давно убедил его, что человеческое существо может приспособиться к любой дыре, стоит ему наполнить ее своим теплом, запахами, привычками.

Он сидел в скрипучем плетеном кресле в тесной — два с половиной на три метра — комнатке консьержки.

Потолок низко нависал над головой. Стеклянная без занавесок дверь вела в неосвещенный подъезд, где лампы зажигались только в тот момент, когда жильцы входили или выходили из дому. В комнатке стояла кровать с красной периной, на столе — обглоданная свиная ножка с застывшим салом, крошки хлеба на темной клеенке, нож и немного красного вина на дне стакана.

Консьержка, госпожа С-вашего-позволения, сидела на стуле, скособочившись из-за хронического прострела, щека ее, казалось, приросла к плечу. Грязно-розовая вата торчала клоками из-под черного платка, обматывающего шею.

— Нет, господин комиссар… С вашего позволения, я уж в это кресло не сяду… Это кресло моего покойного мужа, и, хотя мне немало лет и забот у меня тоже немало, я не позволю себе сесть в это кресло!

В затхлом воздухе пахло кошками. Кот мурлыкал у печки. Электрическая лампочка, заросшая двадцатилетним слоем пыли, освещала комнату красноватым светом. Было жарко. Дождь громко барабанил по железной крыше, время от времени слышался шум стремительно проносившегося по шоссе автомобиля, грохот грузовика и скрежет трамвая.

— Как я вам уже сказала, эта бедная дама была, с вашего позволения, владелицей нашего дома… Жюльетта Буанэ — она носила фамилию покойного супруга… И если я говорю «бедная дама», господин комиссар, то только от хорошего воспитания, потому что это была сущая мерзавка, да будет ей земля пухом… Создатель еще был к нам милостив и почти лишил ее ног в последнее время… Не подумайте, что я такая уж ведьма или желаю зла ближнему, но, пока она могла ходить, как все, нам никакой жизни не было…

Только что, наводя справки в комиссариате полиции Бур-ла-Рене, Мегрэ с удивлением узнал, что покойнице не было и шестидесяти лет. Опухшее лицо и выпученные глаза делали ее много старше, несмотря на крашеные волосы.

• Предыдущая
• 5/29
• Следующая