Петерс Латыш - Сименон Жорж - Страница 23

• Предыдущая
• 23/29
• Следующая

Мегрэ прочел их вслух судебному следователю Комельо, который выслушал комиссара с недовольным видом.

Первая телеграмма была ответом миссис Мортимер Ливингстон на сообщение о смерти ее мужа.

Мегрэ с горечью усмехнулся.

– Вам понятно? А вот телеграмма с Вильгельм-штрассе.

Она составлена полкодом. Я переведу:

– Как видите, господин Комельо, эта дама не стремится к встрече с французской полицией. Заметьте, я не утверждаю, что она является сообщницей своего мужа. Напротив, на девяносто девять процентов уверен, что ей были неизвестны его дела. Мортимер был не из тех мужчин, что доверяются женщинам, особенно своим женам. Но за ней, во всяком случае, числится записка, которую она передала однажды вечером в «Пиквике-баре» некоему профессиональному танцору, тело которого сейчас хранится во льду в Институте судебной медицины. Возможно, это единственный случай, когда Мортимер прибегнул к ее помощи, да и то в силу необходимости.

– А кто такой Стоун? – поинтересовался следователь.

– Главный секретарь Мортимера. Осуществлял контроль за различными делами, которые тот вел. В момент убийства уже неделю находился в Лондоне. Жил в отеле «Виктория». Я постарался его не вспугнуть. Позвонил в Скотланд-Ярд, чтобы им занялись. Заметьте, когда английская полиция явилась в «Викторию», о смерти Мортимера в Англии еще не знали, разве только в редакциях некоторых газет. Но это не помешало птичке упорхнуть. Стоун сбежал за несколько минут до прихода инспекторов.

Следователь мрачно взирал на груду писем и телеграмм, которыми был завален его стол.

Смерть миллиардера – событие, волнующее тысячи людей. И то, что умер Мортимер насильственной смертью, встревожило всех, кто имел с ним дело.

– Вы думаете, стоит распустить слух, что это убийство на почве ревности? – нерешительно спросил Комельо.

– Думаю, такая предосторожность будет не лишней, иначе на бирже возникнет паника и вы разорите ряд солидных предприятий, начиная с французских фирм, которым Мортимер недавно помог выйти из затруднений.

– Так-то оно так, но…

– Послушайте, посольство Соединенных Штатов потребует доказательств, а у вас их нет. У меня – тоже.

Следователь протер стекла очков.

– И что же?

– Ничего! Я жду вестей от Дюфура, который со вчерашнего дня в Фекане. Пусть Мортимеру устроят пышные похороны. Какое это может иметь значение? Будут речи, официальные делегации…

Несколько секунд следователь с любопытством смотрел на Мегрэ:

– Вы как-то странно выглядите, – неожиданно выпалил он.

Комиссар улыбнулся и доверительно сообщил:

– Морфий!

– Что?..

– Не беспокойтесь, у меня это еще не стало пороком.

Просто укол в грудь. Врачи хотят удалять два ребра, уверяют, что это совершенно необходимо… Но это долгая история! Нужно лечь в клинику, проваляться там Бог знает сколько. Я выпросил у них двое с половиной суток отсрочки. Все, чем я рискую, – удалят третье ребро. Будет на два ребра меньше, чем у Адама, вот и все. Ну-ну, вы тоже воспринимаете это как трагедию. Сразу видно, что вы не беседовали о последствиях таких ранений с профессором Коше, а он копался во внутренностях почти всех королей и сильных мира сего. Он рассказал бы вам, как мне, что у тысяч людей в организме много чего не хватает, а они прекрасно существуют.

Вот, например, первый министр Чехо-Словакии. Коше удалил ему желчный пузырь. Я его видел, этот пузырь. Он мне все показал: чьи-то легкие, желудки… А их владельцы занимаются всем понемногу в разных уголках нашего мира.

Мегрэ посмотрел на часы, пробурчал себе под нос:

– Чертов Дюфур!

Лицо его вновь приобрело серьезное выражение. Кабинет судебного следователя утопал в сизых клубах дыма от его трубки. Мегрэ сидел на краешке стола и чувствовал себя как дома.

– Кажется, мне самому стоит поехать в Фекан! – вздохнул он наконец. – Через час есть поезд.

– Скверное дело! – заключил Комельо, отодвигая папку с делами.

Комиссар погрузился в созерцание клубов дыма, которые окутывали его фигуру. Молчание нарушалось, вернее, подчеркивалось только потрескиванием трубки.

– Взгляните на эту фотографию, – неожиданно сказал он.

И Мегрэ протянул следователю псковскую фотографию, на которой был изображен дом портного с белым коньком на крыше и выступающей из-под него балкой, крылечком из шести ступенек и всем семейством – мать, восседающая на стуле, отец, застывший в торжественной позе, двое мальчишек в вышитых матросских воротниках.

– Это в России. Пришлось заглянуть в географический атлас. Недалеко от Балтийского моря. Там теперь много мелких государств: Эстония, Латвия, Литва. Их с двух сторон теснят Польша и Россия. Границы государств не совпадают, с границами расселения народов. В двух соседних деревнях могут говорить на разных языках. И в довершение всего – евреи, которые живут повсюду, но представляют собой обособленную нацию. Прибавьте к этому еще коммунистов. Стычки на границах. Армии сверхнационалистов.

Люди питаются шишками из местных хвойных лесов. Бедняки – еще беднее, чем где бы то ни было. Они умирают от голода и холода.

Интеллигенты – одни борются за немецкую культуру, другие – за славянскую, третьи – за собственный угол и сохранение древних языков. Там есть крестьяне, похожие на лапландцев и калмыков, есть этакие белокурые бестии и, кроме того, масса ассимилированных евреев, которые употребляют чеснок и режут скот не так, как другие.[13]

Мегрэ забрал фотографию из рук следователя, который разглядывал ее довольно равнодушно.

– Забавные мальчишки! – вот все, что услышал от него комиссар.

Возвратив фотографию следователю, Мегрэ спросил:

– Смогли бы вы сказать, кого из них я ищу?

До поезда было еще три четверти часа. Комельо по очереди вглядывался в лица мальчиков: один, казалось, бросал вызов фотографу, другой – его брат – повернул голову, словно спрашивая у него совета.

– Такие фотографии чертовски красноречивы, – снова начал Мегрэ. – Невольно задаешь себе вопрос, как родители, учителя, которые видели этих детей, не угадали с первого взгляда их судьбу.

Посмотрите-ка на отца семейства. Его убили однажды вечером во время беспорядков на улице, когда шли бои между националистами и коммунистами. Он не принадлежал ни к тем, ни к другим. Просто вышел за хлебом. Я совершенно случайно получил эти сведения от содержателя меблированных комнат «У Сицилийского короля»; он тоже родом из Пскова.

Мать все еще жива и даже продолжает жить в том же доме. По воскресеньям она надевает праздничное платье и высокий чепец с ниспадающими на щеки краями, как принято в тех местах…

А мальчуганы… – Мегрэ остановился и заговорил другим тоном. – Мортимер родился на ферме в штате Огайо и начал свою карьеру с продажи шнурков в Сан-Франциско.

Анна Горскина родилась в Одессе, а юность провела в Вильно. И, наконец, миссис Мортимер – шотландка, которая ребенком эмигрировала во Флориду вместе с родителями.

Все они оказались под сенью собора Парижской богоматери, а мой собственный отец был егерем в одном из самых старых охотничьих угодий на Луаре.

Мегрэ снова взглянул на часы, указал на того из мальчишек, запечатленных на фотографии, который с восхищением взирал на своего брата.

– Задержать мне сейчас предстоит вот этого мальчугана.

• Предыдущая
• 23/29
• Следующая