Уилл Грейсон, Уилл Грейсон (ЛП) - Грин Джон - Страница 4

– Звучит заманчиво, но я пас.

– Как он вообще может, – орет Тайни и опрокидывает стопку, – меня бросать, – выпивает еще одну, – объявив об этом в СТАТУСЕ, после того как я признался, что ЛЮБЛЮ его, – и еще одну. – Куда этот сраный мир катится? – Еще стопка. – А я ведь правда, Грейсон. Я знаю, ты считаешь, что я постоянно треплюсь, но я это понял, что люблю его, в тот самый момент, когда мы поцеловались. Черт побери. Что мне делать? – И он заглушает всхлип последним шотом.

Джейн тянет меня за рукав, потом наклоняется поближе. Ее дыхание согревает мне шею.

– Когда его торкнет, нас ждут охрененные проблемы, – говорит она. Я понимаю, что Джейн права, а «Эшленд Эвеню» все равно говно полное, поэтому нам лучше прямо сейчас валить из Убежища.

Я поворачиваюсь к Тайни, желая сообщить ему об этом, но он снова исчез. Перевожу глаза на Джейн, которая с неподдельным беспокойством смотрит в сторону бара. Довольно скоро Тайни возвращается. На этот раз всего с двумя шотами, слава богу.

– Выпей со мной, – настаивает он, я качаю головой, но тут Джейн тычет мне локтем в бок, и я понимаю, что ради друга должен принять на себя этот удар. Я сую руку в карман и отдаю Джейн ключи от своей машины. Единственный надежный способ не дать Тайни допить плутониево-зеленое пойло – проглотить его самому. Я беру стопку. – Ну и в жопу его, Грейсон. Всех в жопу, – говорит Тайни.

– За это я выпью. – И пью, и когда жидкая мерзость касается моего языка, оказывается, что это как взорвавшийся коктейль Молотова – включая стекло и все дела. Невольно я выплевываю коктейль на майку Тайни Купера.

– Монохромный Джексон Поллок, – говорит Джейн, после чего обращается к Тайни: – Идем отсюда на фиг. Эта группа – как пломбирование корневого канала без анестезии.

Мы с ней уходим вместе, рассчитывая (верно), что Тайни с моим ядерным выбросом на футболке последует за нами. Поскольку я так и не проглотил ни капли из того алкоголя, что он купил, Джейн возвращает мне ключи броском, и они летят по высокой дуге. Поймав их и подождав, когда Джейн залезет на заднее сиденье, я сажусь за руль. Тайни неловко втискивается на пассажирское место. Я завожу мотор, и на этом моя встреча с жутчайшим аудиоразочарованием заканчивается. Но поразмыслить об этом во время поездки домой не удается, так как Тайни не смолкая трещит о Заке. Тайни такой: его проблемы столь велики, что за ними твоих собственных не видно.

– Как можно настолько ошибаться? – задается вопросом Тайни, перекрикивая визгливую песню НМХ, самую любимую у Джейн (а у меня она наименее любимая). Я неспешно еду по Лейк-шор в сторону от центра, Джейн сзади подпевает НМХ, немного не попадает, но у меня бы на людях получилось еще хуже, но я на людях и не пою согласно правилу «Помалкивай». – Если на собственное чутье полагаться нельзя, – со слезами продолжает Тайни, – то на что же можно?

– На то правило, – говорю ему, – что когда кто-то становится для тебя слишком важен, это всегда кончается плохо. – Так и есть. Если тебе не плевать, это доводит до боли, причем не иногда. А всегда.

– У меня разбито сердце, – объявляет Тайни с таким видом, словно с ним это впервые, да и как будто прежде такого вообще ни с кем не случалось. Хотя, может, в этом-то и беда, может, каждый новый облом Тайни воспринимает настолько по-новому, что в каком-то смысле он имеет право говорить, что такого еще не было. – А от тьебя толку нуоль. – Я замечаю, что у него уже язык заплетается. Если обойдется без пробок, доставлю его домой через десять минут, а там сразу в кровать.

Но я не могу гнать с такой скоростью, с какой накрывает Тайни. На съезде с Лейк-шор – остается шесть минут – у него уже не просто язык заплетается, он при этом еще и орет без умолку, разглагольствуя о Фейсбуке, о том, что вежливость в обществе выродилась и так далее. Джейн, у которой на ногтях пальцев черный лак, принимается массировать слоновьи плечи Тайни, но тот все равно продолжает плакать, я пропускаю все светофоры, перед нами медленно разворачивается Шеридан. Со слезами смешиваются сопли, и все это пропитывает футболку Тайни.

– Далеко еще? – интересуется Джейн.

– Он живет недалеко от Центральной.

– Боже. Тайни, успокойся. Тебе просто поспать надо, малыш. А завтра все станет немножко лучше.

Я, наконец, сворачиваю на его улицу и, объезжая рытвины, подкатываюсь к флигелю Тайни. Выскакиваю из машины, наклоняю вперед свое сиденье, чтобы Джейн вылезла. Потом мы оба идем к пассажирской дверце. Джейн открывает ее, склоняется к Тайни и благодаря какой-то чудесной ловкости рук расстегивает ремень безопасности.

– Вот так, Тайни, пора в кроватку, – говорит она.

– Я дурак, – отзывается тот и издает такой всхлип, который, наверное, сейсмологи в Канзасе зафиксируют. Но все же он вылезает из машины и, шатаясь, ковыляет к своей двери. Я иду за ним, просто чтобы убедиться, что он нормально в кровать уляжется, и, выясняется, правильно делаю, потому что Тайни оказывается не способен нормально лечь в кровать.

Пройдя шага три по гостиной, он замирает на месте. После чего разворачивается и пристально смотрит на меня, сощурившись, словно впервые видит и никак не может понять, что я делаю у него дома. А потом Тайни стягивает с себя футболку. И, глядя на меня все с тем же недоумением, неожиданно говорит совершенно трезвым голосом:

– Грейсон, надо что-то менять.

– Что? – выдыхаю я.

– А вдруг иначе мы окажемся, как все остальные, в Убежище?

Я снова намереваюсь чтокнуть, ведь в баре все были куда круче наших одноклассников, да и куда круче нас самих, но тут понимаю, о чем он. Вот что Тайни имеет в виду: «Вдруг мы окажемся взрослыми, ждущими возвращения группы, которая и не собирается больше выходить на сцену?» Тут я замечаю, что Тайни тупо смотрит на меня, раскачиваясь из стороны в сторону, как небоскреб на ветру. А потом падает мордой вниз.

– Ой, – слышу я за спиной голос Джейн и только тут понимаю, что она тоже с нами. Тайни, уткнувшись лицом в ковер, снова начинает плакать. Я долго не свожу глаз с Джейн, и на ее лице медленно появляется улыбка. И оно от этого целиком меняется – брови приподнимаются, показываются безупречные зубы, вокруг глаз образуются мелкие складочки – раньше я этого то ли не видел, то ли не замечал. Она становится красавицей так внезапно, что это подобно волшебству – хотя это не значит, что мне захотелось очень близко с ней познакомиться или типа того. То есть я не хочу и придурком показаться, но Джейн не в моем вкусе. Волосы у нее катастрофически кучерявые, и тусуется она в основном с пацанами. Я предпочитаю девчонок малость подевчоночнее. Да и, если уж совсем честно, мне даже те, кто в моем вкусе, не особенно нравятся, не говоря уж про остальных. Хотя я не асексуален – просто всякую романтику-драму не выношу.

– Давай в кровать его уложим, – наконец говорит она. – Нельзя же, чтобы родаки нашли его утром в таком виде.

Я опускаюсь на колени и прошу Тайни встать, но он лишь плачет и плачет, так что в итоге мы с Джейн садимся слева от тела и перекатываем его на спину. Переступив через Тайни, я наклоняюсь, понадежнее ухватываю его подмышку, Джейн делает то же самое с другой стороны.

– Раз, – начинает Джейн.

– Два, – продолжаю я.

– Три, – кряхтит она. Но ничего не происходит. Джейн маленькая – я прямо вижу, как у нее сужаются плечи, когда она напрягает мышцы. Я свою половину Тайни тоже приподнять не могу, так что мы решаем оставить его на полу. К тому времени, как Джейн накрыла его одеялом, а я подоткнул подушку ему под голову, он уже захрапел.

Мы едва не ушли, но тут Тайни принимается заливаться собственными соплями, издавая при этом ужасные звуки, напоминающие храп, только куда более зловещие и сопровождаемые бульканьем. Я склоняюсь к его лицу и вижу, как он втягивает носом и выпускает из себя мерзостные пузырящиеся сопли, скопившиеся в течение последнего этапа его плакательного марафона. И их так много, что я начинаю бояться, как бы он не захлебнулся.