Опасный беглец. Пламя гнева - Выгодская Эмма Иосифовна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/94
• Следующая

С юга и с запада, непосредственно примыкая к городской стене, начиналась путаница пригородных построек, дома и сады окрестных поселян. Ни с юга, ни с запада не рискнут англичане приблизиться к крепости.

Оставалась северная сторона. Инсур внимательно осмотрел северный участок крепостной стены, Кашмирский, Аймерский, Бэрнейский бастионы, каменные завесы, бойницы, рвы. Высокий земляной вал до половины прикрывал толстую стену от орудийного обстрела.

— Сами саибы приказали нам в прошлом году укрепить этот вал камнями и на четыре фута углубить крепостной ров, — усмехается Шайтан-Ага. — Хорошо, что теперь наша работа не пропадет даром.

Если решатся англичане на осаду, — они будут искать подступов к крепости с северной стороны. Гряда невысоких холмов, легшая наискосок по равнине к северу от Дели, кой-где проходит здесь меньше чем в миле от городской стены.

— Пускай саибы ищут укрытия за этими холмами, — сурово говорит старый Рунджит. — Силен Дели, им не замкнуть его в железное кольцо.

До вечера ждали восставшие полки приказа из шахова дворца. Конные совары стали лагерем на Мусульманском Базаре. Коней давно расседлали, напоили у фонтанов.

— Где же посланцы Бахадур-шаха?

— Нет, еще нет вестей из шахова дворца.

Только поздним вечером, в темноте, глашатай пошел по городу. Впереди побежали бегуны со смоляными факелами.

— Слушайте, слушайте! Приказ Бахадур-шаха!…

— Бахт-хан назначен начальником над всеми войсками.

— Бахт-хан из Рохильканда… Так повелел великий шах.

— Слушайте, слушайте!… — Глашатай поворачивает на улицу Садов. Отсветы факелов гаснут на листве платановых деревьев.

— Бахт-хан? Так вот кто вошел в доверие к повелителю!… — удивляются совары. Они хорошо знают офицера, он — дальний родственник шаха.

— Бахт-хан покорен и льстив, он умеет говорить шаху сладкие слова.

— У него душа лисы и храбрость полевого кролика. Как он будет вести нас в бой против ферингов?

— Уже ночь, совары! Завтра всё узнаем.

Поздняя ночь. Тьма спустилась над крепостью. На улицах и площадях — тела, тела… У фонтанов, у Большой Мечети, на Томба-базаре, где по утрам шумно торгуют мусульмане. Это легли вповалку уставшие солдаты. Медленно остывают накалившиеся за день городские камни. Худые кошки бродят по улицам, перепрыгивают через головы, через раскинутые руки. Вороны каркают особенно хрипло, предвещая на утро жару.

Инсуру не спится. Великая война началась. О ней мечтали деды, ее готовили отцы. Настал час, когда народы Индии вышли на бой за освобождение родной страны.

Еще раз, взяв с собой товарищей, Инсур поднимается на высокий Кашмирский бастион. Взошедшая луна освещает голую каменистую равнину за городской стеной, темную линию Нуджуфгурского канала и гряду невысоких холмов в миле-полутора впереди.

Рунджит, старый сержант-артиллерист, видевший войну с Персией, войну за Пенджаб, и Бирманскую войну, кладет руку на ствол самой большой пушки бастиона.

— Много лет нас учили офицеры-саибы, — говорит Рунджит. — Учили обращению с пушкой, стрельбе по близкой и по дальней цели. Пускай теперь подступятся к Дели. Они узнают, что хорошо нас учили.

Ходсон носился без отдыха из Лагора в Амбаллу, из Амбаллы в Лагор.

Никто кроме Ходсона не мог бы выдержать такой езды: по двадцать четыре часа в седле, без дневного привала, без сна.

Он заездил двоих прекрасных арабских коней и сейчас загонял третьего.

Ходсон возил бумаги — срочные тайные донесения, от генерала Ансона к сэру Джону Лоуренсу и от сэра Джона Лоуренса обратно к Ансону.

Десять дней назад, одиннадцатого мая, по телеграфным проводам полетела весть из Дели в Амбаллу — Лагор — Пешавар.

Два сигнальщика чудом продержались на телеграфной станции в Дели почти до трех часов дня и по единственной неперерезанной повстанцами линии дали знать обо всем случившемся в Пенджаб.

«Ко всем станциям Пенджаба…» — полетела по телеграфу ошеломляющая весть. — «Бенгальская армия восстала… Дели в руках врага. Британские офицеры покинули крепость».

И теперь Ходсон носился из Лагора в Амбаллу, из Амбаллы в Лагор…

Командующий армией генерал Ансон обласкал Ходсона. Он дал ему личную охрану — полсотни конных сикхов. Он допустил его в Военный совет…

И теперь капитан Ходсон сидел в кругу пяти старых генералов и подавал смелые советы.

Положение было серьезно.

Слишком поздно в своем гималайском уединении Ансон узнал о событиях, не сразу двинулся из Симлы в Амбаллу и упустил драгоценное время. Старый офицер, видавший еще битву при Ватерлоо, в делах Индии Ансон был новичком.

Всё оказалось неподготовленным в решающую минуту.

Палаток нет. Прибывающие войска расквартированы под открытым небом.

Вьючных мулов нет, — погонщики разбежались.

Фуража нет, — крестьяне бунтуют.

Нет ни повозок, ни лекарств, ни перевязочных средств. Гражданские власти растерялись и ничем не могут помочь.

Положение отчаянное. Пять старых седых генералов день и ночь заседали в наспех раскинутых походных палатках Ансонова штаба.

Пенджаб, соседний Пенджаб, еще мог спасти Индию для британцев.

В Пенджабе большие пушки, осадная артиллерия, много европейских войск. В одном Пешаваре, у границы, до восьми тысяч британских солдат. Лучшие люди, самые способные, решительные офицеры — в Пенджабе. Пенджаб и только Пенджаб сейчас решал: быть или не быть англичанам в Индии.

Хозяин Пенджаба Лоуренс понимал это очень хорошо. Но Джон Лоуренс хотел спасать Пенджаб в самом Пенджабе.

Тревожные вести доходили к нему; Пенджаб мог подняться, как поднялись Центральные провинции.

«Я полагаю, что это самый опасный кризис британской власти, какой до сей поры случался в Индии», — писал он Ансону.

Лоуренс был за решительные меры.

— Брожение в Пенджабе должно быть подавлено любой ценой, — твердил он своим подчиненным.

По близким и далеким военным станциям давно стоявшие в бездействии пушки вдруг увидели перед собой непривычно-близкую цель: спину привязанного к жерлу туземного солдата. Невилль Чемберлен, помощник командующего пограничными силами Пенджаба, воскресил в Верхней Индии этот старый вид казни, позабытый за последние годы.

Начались волнения и в самом Лагоре.

В одну ночь по городу и окрестностям, по подозрению в готовящемся мятеже, взяли до семисот человек.

Управитель города, Роберт Монгомери, правая рука Лоуренса, человек плотного сложения, — за румяное добродушное лицо и приятную округлость стана получивший прозвище мистер Пиквик, — в нужный момент проявил нужные качества.

— Какие меры приняты по отношению к бунтовщикам? — запросил его старый Лоуренс.

— Приказал всех повесить, — коротко отписал «мистер Пиквик».

— Прекрасно сделали, — соревнуясь со своим подчиненным в лаконизме, ответил Лоуренс.

Генералу Ансону Лоуренс обещал помощь, но не сразу, а когда покончит с «брожением» в самом Пенджабе.

— Что же мне делать сейчас? — запрашивал совета Ансон.

— Идти на Дели с теми силами, какие у вас есть, генерал, — отвечал Лоуренс.

Агент королевы в Пенджабе, вице-король Верхней Индии, в эти дни, когда прервалась связь с Калькуттой, осуществлял всю власть в стране, и военную и гражданскую.

«Идти на Дели сейчас, немедленно, пока пожар восстания еще не охватил всю Индию», — писал он Ансону в Амбаллу.

«Я склонен выждать, — отвечал Ансон. — Дели хорошо укреплен, а орудия в моем распоряжении — только малые полевые, непригодные для штурма городских стен. Вся страна сочувствует повстанцам. Под стенами Дели мы, британцы, при наших малых силах можем оказаться в положении не осаждающих, а осажденных»…

Но Лоуренс и слушать не хотел об отсрочке.

«Прошу вас, генерал, припомните всю историю нашего управления в Индии. Случилось ли вам выигрывать битвы, следуя трусливым советам?… Зато мы всегда одерживали победы, следуя смелым!»

• Предыдущая
• 16/94
• Следующая