Мегрэ в тревоге - Сименон Жорж - Страница 13

• Предыдущая
• 13/44
• Следующая

— В следующий раз не забегайте вперед.

— Вы идете на встречу со следователем Шабо?

Среди стоявших перед Дворцом правосудия людей находились и два-три журналиста, прибывших из Парижа, и Мегрэ с трудом удалось освободиться от них. Толпились там и просто зеваки, готовые, как видно, продежурить там целый день.

В коридорах было темновато. Ломель, вызвавшийся быть проводником, шел впереди, показывая дорогу:

— Сюда, пожалуйста. Для нас все, что связано с этим делом, важнее, чем для моих столичных коллег! Вы должны это понимать! А «он» сидит у себя в кабинете с восьми утра. Прокурор тоже на месте. Вчера его где только не искали, а он, оказывается, был в Ла-Рошель, куда ненадолго заскочил на машине. Вы знакомы с ним?

Мегрэ постучал и после того, как его пригласили зайти, открыл дверь, захлопнув ее перед носом рыжего репортера, оставшегося в проходе.

Жюльен Шабо был не один. Напротив него в кресле сидел Ален Верну, тут же вставший, чтобы поприветствовать комиссара.

— Как спалось? — осведомился следователь.

— Совсем даже неплохо.

— А я так зол на самого себя за вчерашнее жалкое гостеприимство. Алена Верну ты уже знаешь. Он по пути забежал сюда на минутку.

Шабо сказал очевидную неправду. Мегрэ готов был дать руку на отсечение, что психиатр жаждал встретиться именно с ним, и, чего доброго, они оба заранее сговорились устроить это свидание.

Ален снял пальто. Остался в костюме из грубоватой шерсти, мятом и явно нуждавшемся в глажке. Галстук был завязан кое-как. Из-под пиджака высовывались края желтого свитера. Обувь не начищена. Но и в таком неопрятном виде он сохранял тот же социальный статус, что и его отец, одевавшийся столь изысканно.

Почему при этом Мегрэ сморщился от неудовольствия? Один кичился чрезмерной ухоженностью и был одет с иголочки. Второй, напротив, выделялся подчеркнутой небрежностью в одежде, которую не мог бы позволить себе, скажем, банковский служащий, преподаватель лицея или коммивояжер, но в то же время костюм из такой ткани можно было приобрести, наверное, только у очень классного портного в Париже, хотя не исключено, что и в Бордо.

Повисла довольно тягостная тишина. Мегрэ не собирался в чем-то помогать этим двоим выпутываться из ими же самими созданной ситуации и подошел поближе к едва тлевшим поленьям в камине, на верхней полке которого стояли часы из черного мрамора, точно такие же, как в его кабинете на набережной Орфевр. Видно, когда-то давно администрация заказала их сотнями, если не тысячами. А не так же ли они все опаздывали на двенадцать минут, как у него?

— Ален как раз рассказывал мне кое-что интересное, — прервал наконец затянувшуюся паузу Шабо, подперев рукой подбородок в позе, очень характерной для расхожего представления о вдумчивом следователе. — Мы говорили о криминальном безумии…

Верну-сын прервал его:

— Я не утверждал, что все три преступления были совершены психически неуравновешенным человеком.

Я только сказал, что «если бы они были делом рук какого-нибудь сумасшедшего»…

— Ну это одно и то же.

— Не совсем.

— Ладно, допустим, это я сказал, что все, похоже, указывает на то, что речь идет о душевно больном. — И, повернувшись к Мегрэ, добавил: — Мы об этом беседовали с тобой вчера. Отсутствие мотива во всех трех случаях… Сходство орудий убийства… — Потом, обращаясь уже к Верну, закончил: — Будьте добры, повторите комиссару то, что вы мне излагали только что.

— Я не эксперт и в этой области не более чем любитель. Развивал общую идею. Большинство считает, что психически ненормальные люди обязательно и ведут себя как таковые, то есть без всякой логики и последовательности в мыслях. На деле же зачастую бывает наоборот.

Умалишенные имеют свою, присущую только им логику. Трудность в том и заключается, что нужно обнаружить ее в их поступках.

Мегрэ, не произнося ни слова, смотрел на него большими и с утра мрачноватыми глазами. Он сожалел, что по дороге сюда не остановился, чтобы осушить рюмашку и взбодрить тем самым желудок.

Реальность этого небольшого кабинета, где в воздухе начал клубиться дымок от его трубки, а в камине поплясывали короткие язычки пламени, представлялась ему сомнительной, а эти два человека, рассуждавшие о безумии, то и дело косясь на него в ожидании реакции, казались в некотором смысле вылепленными из воска фигурами. Они тоже не принадлежали к этой жизни.

Делали заученные жесты, обменивались затверженными фразами.

Что такой человек, как Шабо, мог знать о происходящем на улице? И уж тем более в голове убийцы?

— Вот эту логику я и пытаюсь выявить начиная с первого преступления.

— Именно с него?

— Ну со второго. Впрочем, уже после насильственной смерти дяди я подумал, а не замешан ли в ней какой-нибудь невменяемый субъект?

— И вы что-нибудь выяснили?

— Еще нет. Я лишь вычленил кое-какие образующие эту проблему элементы, которые могут нас сориентировать.

— Например?

— Пожалуйста! Он наносит удар спереди. Не так-то легко изложить мою мысль в упрощенном виде. Человек, решившийся на убийство ради самого убийства, то есть на то, чтобы лишить другие существа жизни, но одновременно не желающий, чтобы его поймали, избрал бы для этого менее опасное средство. А этот тип конечно же не хочет попасться, раз избегает оставлять следы. Вы следите за ходом моей мысли?

— До сих пор это было не слишком сложно.

Верну нахмурился, почувствовав иронию в голосе Мегрэ. В сущности, не исключено, что он из числа застенчивых. Не смотрел в глаза. Укрываясь за толстыми стеклами очков, довольствовался тем, что украдкой бросал на собеседника острые взгляды, и тут же отводил глаза, уставившись в какую-то точку пространства.

— Но вы согласны с тем, что он из кожи вон лезет, лишь бы его не обнаружили?

— Да, все выглядит таким образом.

— И тем не менее в течение одной недели он трижды нападает на людей и каждый раз добивается своей цели.

— Верно.

— Во всех трех случаях он мог бы ударить сзади, что уменьшало бы вероятность того, что жертва успеет закричать.

Мегрэ пристально вглядывался в Верну.

— Даже сумасшедший не совершает поступков беспричинно. Исходя из этого, я делаю вывод, что этот убийца жаждет бросить вызов судьбе или же презирает тех, на кого обрушивает свои удары. Некоторые люди испытывают потребность самоутвердиться, пусть даже ценой преступления или ценой их серии. Иногда это делается из-за стремления самим себе доказать собственное могущество, значимость или отвагу. Другие убеждены, что им необходимо взять реванш над ближними.

• Предыдущая
• 13/44
• Следующая