Шанс дается лишь раз (СИ) - Чернышова Алиса - Страница 62
- Предыдущая
- 62/86
- Следующая
Меж тем, мои сопровождающие в полном составе не оставляли меня ни на минутку, вслушиваясь в наши с Ящерицей разговоры. Не удержавшись, я на прощание сказала женщине томным, чувственным голоском, старательно копируя так впечатлившие меня в свое время интонации Эстатры:
— Пэри, передайте от меня самые тёплые пожелания пэру Эйлту. Вы — умелый лекарь, но он воистину незабываем. Скажите, что я с нетерпением жду нашей следующей встречи, — я стыдливо опустила глаза под синхронный вздох со стороны моей свиты. Промелькнуло сожаление, что мне не суждено будет увидеть реакцию пэра Ящерицы на подобное сообщение. Однако, по моему разумению, нашу встречу с Эйтаном моя выходка вполне могла ускорить — вряд ли императорские регалии сделали Змея менее ревнивым.
— Разумеется, лэсса, — в зелёных очах Ящерицы промелькнули озорные огоньки, — Я передам.
— Только с разрешения Его Величества! — влез откровенно разнервничавшийся лысый евнух, — Жительницы Павильона не имеют права связываться с внешним миром без позволения Императора!
— За чем же дело стало? — удивилась я, — Спросите у него.
Судя по тому, как чуть дёрнулась нижняя губа пэри, она прикусила щёку, дабы не смеяться. «Все Ящерицы одинаковы!» — подумала я с некой долей иронии.
Меж тем, на лице лысого евнуха отразилось откровенное замешательство: он справедливо подозревал, что реакция Императора на подобные вопросы может быть весьма и весьма непредсказуемой.
— Ах, бросьте, — махнула я рукой, словно бы передумав, — Просто не говорите никому об этом инциденте — не будем отвлекать Его Величество от дел. До свидания, пэри!
И вот, лежа в воде, я принялась гадать, сколько раз Эйтану уже успели доложить об этом разговоре и какие сплетни расползлись по Павильону. Мысли об этом вызывали весёлую улыбку: репутация прилежной наложницы заботила меня весьма и весьма мало, а вот дурной азарт, забурливший в крови, срочно требовал выхода.
Прикоснувшись к водной глади, я мимолётом отметила, что пальцы правой руки все же потеряли чувствительность. Играя с плавающими в воде жасминовыми цветами и стараясь игнорировать кружащих вокруг компаньонок, я размышляла.
Первая необдуманная злость, застилавшая мне глаза, успела схлынуть, уступив место обычной рассудительности. Следовало понять происходящее, систематизировать известную информацию и прикинуть вероятности — в общем, как всегда.
Для начала нужно было решить, зачем Эйтан выкинул такой странный фортель. Мысль о том, что Змей назвал меня своей любимой наложницей из каких-то политических соображений, была мною отброшена практически сразу: никакого влияния на серьёзные дела иштах-ихтас не имели, играя роль скорее любимых домашних животных, как правило, весьма недолговечных. Вероятность того, что все происходящее — шутка, также представлялась весьма призрачной: настолько далеко чувство юмора Змея не распространялось. Оставалось одно-единственное объяснение, хоть и весьма невероятное: Эйтан действительно представил меня, как свою любимую наложницу.
Разумеется, сначала осознавать это было неприятно, но здравое размышление изменило мои приоритеты. Определённо, для женщины моего происхождения титул иштах-ихтас был величайшим почётом, который мог быть оказан далеко не каждой. Опять же, с точки зрения Эйтана подобный поступок мог быть вполне оправданным: я предположила, что он действительно сильно увлечён мною, и многие вещи стали на место. Если бы он сейчас сделал меня Советником, мы бы виделись нечасто, а дни мои проходили бы в обществе различных служащих, большинство которых — вполне привлекательные мужчины. В своем Ведомстве я могла оказаться едва ли не единственной женщиной! К тому же, служащая имеет строго ограниченную зарплату, тогда как иштах-ихтас может приказать купить все, что угодно — её существование оплачивает казна.
В общем, поразмыслив, я пришла к выводу, что Эйтан хотел мне добра.
Собственно, ситуация наглядно демонстрировала причину, по которой я всю жизнь боялась доброжелателей.
Перспектива провести остаток дней своих под присмотром стервозной Свахи, в окружении инфантильных девиц, мнящих себя будущими Императрицами, оскопленных услужливых существ, которых язык не поворачивался назвать мужчинами, и лицемерных служанок, не имеющих даже намёка на собственное мнение, пугала до дрожи. Но устраивать Эйтану скандалов, равно как и переть буром, отстаивая свою мнимую независимость, я также была не намерена: Змей не переносил давления, и на силу вполне мог ответить силой. В таком случае, в Павильоне меня вполне могли запереть. Конечно, я отыскала бы способ вывернуться из этой ситуации, но свежеиспеченный Император и сам был не лыком шит. Посему, решать проблему следовало не сгоряча, а постепенно. Причем первый шаг я знала наверняка: поговорить по душам с Его Величеством.
— Госпожа, Ваша вода уже остыла, — робкий голосок юной компаньонки вырвал меня из раздумий, заставив вздрогнуть.
— Да, разумеется, — кивнула я, выбираясь из пропитанной травами жидкости. Меж тем, на плечи мои тут же легла мягкая ткань, и девушки засуетились вокруг, облачая меня в новый наряд. Нужно отметить, что занял сей процесс вместе с причесыванием и разукрашиванием лица никак не менее часа. Причём под конец означенного времени не хотелось ничего — только чтобы меня поскорее оставили в покое.
Заняться всё равно было откровенно нечем, потому, терпя различные издевательства над собственной внешностью, я рассматривала приставленных ко мне девушек.
Старшая была статной черноглазой красавицей лет шестнадцати с острым подбородком и весьма широкими скулами; её губы, небольшие и пухлые, в сочетании с аккуратным носом усиливали её сходство с фарфоровыми статуэтками. Младшая, напротив, была какой-то угловатой и нескладной — возможно, в силу своего юного возраста. Навскидку можно было дать этой девочке лет четырнадцать. Судя по взглядам, которые она кидала на свою старшую товарку, и репликам, которыми они изредка обменивались, черноволосая прелестница была для своей юной спутницы образцом для подражания, наставницей и лучшей подругой. Наблюдая, с каким рвением девочка бежит выполнять приказ приятельницы, я усмехнулась уголком губ: сколько лет пройдёт прежде, чем эти особы станут непримиримыми врагами? Три-четыре, никак не больше, ведь женская дружба такого рода всегда перерастает в замешанную на зависти ненависть…
Как бы там ни было, после окончания истязания, по недоразумению именуемого облачением, меня чинно усадили в одно из твёрдых деревянных кресел. Пределом моих мечтаний в тот момент были тишина, темнота, одиночество и мягкая кровать, желательно — с императором Ишшарры в качестве украшения; однако, когда черноглазая компаньонка предложила мне выпить чаю, я согласилась незамедлительно: в подобных ситуациях следует довольствоваться малым.
— Принеси, — кивнула девушка младшей подруге, и та, нервно прикусив губу, подчинилась. Старшая же спокойно продолжала копошиться у меня в волосах, что-то в сотый раз подправляя.
Усталость навалилась на меня тяжелым хомутом, а время тянулось, словно патока. Я не могу сейчас сказать даже примерно, спустя сколько минут ушедшая девушка вернулась с подносом.
— Вот, Госпожа, — не поднимая глаз, компаньонка быстро поставила свою ношу на низенький столик. Я отметила, что руки её сильно дрожат, и в голове моей звякнул тревожный колокольчик.
— Милая, давно ты работаешь компаньонкой? — уточнила я небрежно, грея о пиалу ледяные пальцы. Девчонка стушевалась, но её напарница бойко защебетала в ответ:
— Нет, не больше года.
— И кто же был её Госпожой? — продолжила я расспросы.
— Она работала ранее на Госпожу Кимири, — голос черноглазой слегка зазвенел.
— Как и Вы, я полагаю? — мягко уточнила я.
— Да, как и я, — быстрый взгляд девчонки метнулся к пиале и снова вернулся к моему лицу. Смутные ростки подозрения, зародившегося в моей душе, окрепли и покрылись махровыми цветами злости. Усмехнувшись, я поднесла емкость к губам, ощутив, как девицы затаили дыхание… и резко сморщилась, словно уловив неприятный запах.
- Предыдущая
- 62/86
- Следующая
