Эликсир жизни - Блаватская Елена Петровна - Страница 17

– Ты знаешь, кто они? – с ужасом спросила моя мать.

– Элементалы, разве нет? – сказал я.

– Да, – ответила она, – ужасные, чудовищной силы, элементалы! Давай улетим!

Но даже в этот критический момент я не забывал инструкций своего Учителя, поэтому ответил:

– Нет; я никогда не полечу от элементалов; кроме того, это было бы совершенно бесполезно.

– Иди со мной, – умоляла она, – лучше тысячу раз умереть, чем погибнуть от них!

– Я не полечу, – повторил я, – тогда она быстро поднялась в воздух и исчезла.

Сказать, что я не был напуган, будет неправдой, но я, конечно, был не настолько храбр, чтобы повернуться спиной к этой ужасной армии, и, кроме того, я чувствовал, что попытка улететь от такой мощи будет безнадёжной; единственный мой шанс состоял в том, чтобы попытаться выстоять. К этому времени продвигающееся воинство было уже рядом; но первая шеренга вместо того, чтобы напасть на меня, чего я ожидал, медленно шла по кругу передо мной в отвратительной процессии. Такого зрелища, конечно, никогда не видел физический глаз человека; даже в бреду не могли бы родиться ужасы, настолько непередаваемые, как эти.

Ихтиозавры, плезиозавры, чудовищные батрахообразные, гигантские каракатицы, двадцатифутовые морские пауки, кобры размером с мифического морского змея, монстры, напоминающие каких-то огромных птиц, и всё же явно рептилеобразные по виду, призрачные бескровные существа, похожие на тысячекратно увеличенных бацилл – все эти и ещё больше неизвестных мне разновидностей дефилировали передо мной; однако ни один представитель этого непотребного воинства не казался подобным никакому другому, и ни один не был без изъяна: каждый имел некое специфическое и отвратительное собственное уродство. Но все эти разнообразные формы, когда каждая следующая представлялась более омерзительной, чем предыдущая, имели ещё более ужасающее сходство; и я скоро понял, что это сходство было в их глазах.

Какую бы отвратительную форму ни имело каждое из этих омерзительных чудовищ, у всех были одинаково пылающие злобой глаза; и в каждом случае в их зловещих глазных яблоках постоянно присутствовала внушающая страх демоническая колдовская сила – выражение ожесточённой и неумолимой враждебности к человеческому роду. Каждый мерзкий гад, медленно передвигавшийся мимо меня, фиксировал на мне свои пугающие глаза, и, казалось, стремился направить против меня эту грозную силу. Как мой рассудок сохранил свою власть в этом страшном состоянии, я никогда не узнаю; я чувствовал, что, если я, хотя бы раз, уступлю своему страху, я немедленно паду жертвой этого демонического войска, и я сконцентрировал всё своё существо на одной способности непреклонного противостояния.

Как долго длилась эта страшная процессия, я не знаю, но последним из омерзительного легиона было нечто, напоминающее трёхголовую змею, хотя и неизмеримо большую, чем любая земная змея, и к тому же – о ужас! – её головы и глаза, так или иначе, казались человеческими, или, точнее, дьявольскими. И эта ужасная уродливая СУЩНОСТЬ вместо того, чтобы медленно скользить мимо, как делали другие, отклонилась и с поднятыми гребнями и раскрытыми пастями, устремилась прямо ко мне! Сверкающие глаза уставились на меня, и кроваво-красная слизь, или пена, текла из её огромных, широко раскрытых пастей, в то время как я собирал всю свою волю для одного последнего громадного усилия.

Я сжал свои кулаки и стиснул зубы так, что у меня не дрогнул ни один мускул, хотя смертоносные миазмы её обжигающего дыхания полностью накрыли моё лицо, а её стремительный рывок ко мне залил мои ноги водой, смешанной с отвратительной слизью, потому что я чувствовал, что жизнь и что-то более важное, чем жизнь, зависят сейчас от моей силы воли. Не могу сказать, как долго длилось то огромное напряжение, но, когда уже казалось, что я больше не выдержу, я почувствовал, что противодействие ослабло; огонь в дьявольских глазах, вперившихся в меня, угас, и с ужасным рёвом, выражающим гнев и огорчение одновременно, грязный монстр отступил в воду! Вся армия исчезла, и я был тёмной ночью один, как вначале.

Но прежде чем я осознал изменение ощущений, над моей головой раздался такой чистый и приятный, хорошо знакомый астральный звонок, и я почувствовал, как поднимаюсь и стремительно перемещаюсь по воздуху. Через мгновение я снова был в своей собственной комнате, моё тело по-прежнему лежало в той же самой позе, и своего рода шок в связи с ним я испытал ещё раз. Но когда я поднялся со своего дивана, я увидел положенный на мою грудь прекрасный белый цветок лотоса, недавно сорванный, всё ещё с росой на лепестках.

С радостно забившимся сердцем я повернулся к свету, чтобы рассмотреть его получше, когда поток холодного воздуха привлёк моё внимание к тому факту, что мои ноги были влажными, и, рассмотрев их более пристально, я был поражён, когда увидел, что они покрыты пятнами вязкой красной жидкости! Немедленно я бросился в ванную и мыл их снова и снова, обнаружив, что очень трудно избавиться от неприятной приторной жидкости, и когда, наконец, я был удовлетворён, я возвратился в комнату и сел, чтобы восхититься цветком лотоса, очень удивившим меня.

Теперь, перед тем, как снова лечь спать, я написал этот отчёт о событии, случившемся со мной, чтобы завтра не забыть что-либо из подробностей, хотя, действительно, чего было бояться, если оно так врезалось в мой мозг.

Позднее. Моя замечательная история всё ещё не закончена. После записи её я лёг спать, и оказалось, был настолько утомлён, что вопреки своему обычаю не проснулся до окончания восхода солнца. Первым объектом, попавшим мне на глаза, был мой цветок лотоса в чашке воды, в которую я поместил его перед записью; при более ярком дневном свете я увидел несколько красноватых пятен в нижней части простыни, на которой я лежал. Поднявшись, я решил переплыть через реку, чтобы лучше рассмотреть место этого странного ночного приключения. Там, где лежит островок – были отмели низкого уровня, такие же, как я видел их тогда; и всё же при ясном утреннем свете было трудно представить ту сцену с ужасными персонажами, которые занимали её вчера вечером.

Я поплыл к песчаной отмели, поскольку мне казалось, что смогу опознать место, где стоял во время того ужасного испытания. Да, конечно, это должно быть здесь, и – силы небесные! что это? Вот следы в песке – два глубоких следа рядом, очевидно, сделаны тем, кто стоял долго и неподвижно в одном положении; никаких других, ведущих к ним, ни от воды, ни с другой стороны островка, только те два следа – мои следы, несомненно, потому что я проверяю их, и они подходят точно. И… вот тебе раз! – что это? Здесь на песке, рядом со следами я вижу пятна всё ещё остающейся ужасной вязкой жидкости – отвратительной красной слизи, которая текла из пастей того элементального дракона!

Читателю. Вероятно, вам скажут, что эта история украдена у другого автора. Я обдумал каждую возможную гипотезу, и не могу не признать, что мой опыт был реальным. Я не ходил во сне, чтобы сделать те следы; чтобы добраться до островка, я должен был проплыть некоторое расстояние, и тогда не только мои ноги, но и всё тело и одежда должны быть влажными; и, кроме того, нужно было бы объяснить слизь и лотос. Но что за женский образ, который я видел? Я лишь могу предположить, что это – природный дух, который или захватил оболочку моей умершей матери, или по какой-то причине принял её внешность.

Сразу после плавания я сделал это дополнение к своему рассказу.

Пер. с англ. С. Зелинского

Елена Петровна Блаватская была гением многосторонним – самой замечательной личностью из тех, которые мне приходилось встречать. Её последователи, естественно, думают о ней как о великом оккультном учителе, которому мы все так обязаны, но для нас, кому посчастливилось знать её во плоти, она гораздо более чем это, и её образ, сложившийся в наших умах, состоит из многих разнообразных частей. Например, она блестяще играла на фортепиано – в тех редких случаях, когда она решала продемонстрировать этот талант. Хотя она ненавидела условности и часто безо всякой необходимости (по крайней мере, так думали мы в те дни) демонстративно их нарушала, я никогда не видел кого-либо, кто бы лучше её (когда она этого хотела) мог играть роль великой аристократки. Она была блестящей собеседницей и могла поддержать разговор на любую тему, но больше других ей давалась область оккультного. Все её рассказы были остроумны и драматичны, но лучше всего у неё получались истории о привидениях.