Голод. Дилогия - Малицкий Сергей Вацлавович - Страница 9

– Как нашла меня? Кто ты?

– Значит, «как нашла» интересует тебя больше, чем, кто я? – усмехнулась рабыня. – Так и нашла. Не я. В городе зорких много, но некоторые видят лучше зорких и слышат лучше тех, кто прислушивается. Не ухом, не глазами, а все одно разглядят в подробностях. Вот как хозяйка моя. Она и дорогу сюда открыла. Ты на охранников Ярига досады не держи, не могли они нас разглядеть. Сам Яриг смог бы, он с магией в ладах, но он на ярмарке теперь – пока пару возов снедью не загрузит, не вернется.

– Кто вы? – остановил рукой рабыню Зиди.

– Это вопрос главный, – кивнула она. – Только ответа я тебе на него не дам. Я рабыня, за спиной у меня вольная сайдка. Ни рода ее, ни имени тебе знать не следует. Не из-за скромности, сам знаешь: слетит слово с губ, и ты уже не властен над ним. Помощи пришли мы у тебя просить.

– Кто ж в волчьем логове помощи у зайца просит? – Зиди раздраженно окинул взглядом глухие стены двора. Неужели и вправду обманули стражу трактира незнакомки?

– Ты ведь домой собрался? – понизила голос рабыня. – Доведи мою хозяйку до Дешты. Баль на юге и Дешта на юге. Сам знаешь: хоть дорога и через земли сайдов идет, а всякое может случиться. Да и не должна женщина одна путешествовать. Первый же дозор ее схватит.

– Зачем же ей одной путешествовать? – не понял Зиди. – Если она бедна, неужели нет у нее отца, брата, дяди? Матери, наконец, которая по возрасту уже может не прятать лицо. А если богата, почему бы не нанять охрану?

– Вот она и нанимает, – склонила голову рабыня. – Тебя нанимает, Зиди. За хорошую оплату. Тридцать золотых тебе даст. Пятнадцать теперь, пятнадцать в Деште.

Замолчал Зиди. Даже ушанку из витого шнура вязанную на лоб сдвинул. Неделю о том голову ломал, понимал, что с горстью медяков даже до границы Скира не доберется. Понимал, что с больной ногой ни лошадь хорошую украсть не сможет, ни в предгорьях скрыться. Что без меча за спиной, без лука с запасом стрел станет легкой добычей для первого же лихого молодца на пути. Только очень не любил баль, когда не сам он планы менял, а вынуждал его кто-то к этому. Хотя ему ли после почти восемнадцати лет рабской доли о чужой воле сожалеть? Да и сможет ли хоть кто покуситься теперь на его волю? Жизнь отобрать – да, а свободу – нет.

– От кого же она убегает, если готова засыпать золотом дорогу до Дешты? – нахмурился Зиди. – И почему ко мне обратилась?

– Ты хороший воин, – ответила рабыня. – К тому же ты баль. У вас жены не рабы мужьям.

– От мужа, значит, бежит? – понимающе протянул Зиди. – В Деште прятаться собралась? Или с купцами на запад податься? Так ее же там в рабство и продадут, стоит только на десяток лиг от Дешты отъехать! Никуда она не денется. Весь Скир, да и окрестные земли для нее выжженными станут. Семья мужа за честь посчитает поймать ее, да кожу с живой содрать! Собственная семья, чтобы позора избежать, камнями ее забросает… Я смотрю, женщина, ты сошла с ума вместе с хозяйкой? А золотой колпак надеть мне на голову да предложить пройти голышом через логово разбойников вам в голову не приходило?

– Пятьдесят золотых и все дорожные расходы на тебе, – сузила глаза рабыня. – Двадцать пять теперь, двадцать пять в Деште. Воины Седда Креча на всех воротах стоят. Он крови твоей хочет, Зиди. Выйдешь за ворота, ни одной ночи спокойно уснуть не сможешь. Если они сумели Эмучи из земли баль выкрасть, то уж ты для них занозой в ладони не станешь. Или думаешь, что только моя хозяйка смогла тебя в Скире разыскать? Или что тан дома Рейду благодарен тебе за убийство Салиса, на котором Ролл мог заработать не одну сотню монет? Знаешь, сколько он потерял?

– Зато ты, я вижу, знаешь! – скрипнул зубами Зиди. – Если все так плохо, лучше уж твоей вольной сайдке долю выпавшую перетерпеть, чем со мной в поход. Мне ж не по дороге идти придется, а болотами да чащами пробираться! Может быть, другого проводника ей поискать?

– Нет другого проводника! – горько прошептала рабыня. – Или ты обычаи сайдов не знаешь? Лихих воинов в Скире хватает, падких на деньги еще больше, только нет им веры. Не торопись отказываться, прислушайся к голосу собственной судьбы. Тебе же все одно тайно на юг идти придется, а лазутчик из тебя с больной ногой – никакой. Хозяйка же моя хоть и молода еще, но магии кое-какой обучена. Она дорогу в этот двор нам торила и тебе поможет в пути, не сомневайся. Оказия выпадет, и ногу твою подлечит. А что касается бегства от мужа… не замужем она. Не твое это дело, но скажу. Старику ее хотят отдать, по рукам уже опекун ее с будущим мужем ударили, но обряд не совершили. А в Деште у нее тетка. Переждет, пока тут все утихнет, а там видно будет.

– Не хочет, выходит, замуж за старика, – плюнул с досадой Зиди. – Так сильно не хочет, что готова дерьма нахлебаться досыта? А не замешан ли тут молодой да красивый сайд?

Ничего не сказала рабыня, только побледнела, а хозяйка ее как замерла недвижимо в начале разговора, так и стояла. Долго молчание длилось, уже и конь Ярига начал недоуменно оглядываться, когда наклонился Зиди, потер больное колено, буркнул недовольно:

– Дорога, она дорога и есть. Особенно если без дороги идти придется, скрываться да прятаться. В рубище переодеваться, в болоте в грязь ничком падать, сквозь заросли иччи, что кожу как ветхую ткань рвут, продираться. Не испугается?

Шевельнулась едва заметно хрупкая тень. Промолчала рабыня.

– Через ворота как ее выведу? Через ласский мост как пройду? Через Омасс, Борку? Что я говорить дозорам стану, если не разминусь с ними? Как страже Дешты представляться буду? – продолжал баль.

– Вот. – Рабыня протянула ему медный ярлык. – На твое имя сделка оформлена. Говорить страже будешь, что на ярмарке ее купил.

– Без меня уже все решили? – стиснул зубы Зиди. – У баль нет рабов!

– Так она и не рабыня тебе, – усмехнулась женщина. – Да и ты, пока из скирских земель не выбрался, не сын баль, а бродяга, в которого всякий сайд за честь сочтет грязью бросить. Этот ярлык стоит не дороже плаща Ярига и его лошади. Придете в Дешту, выбросишь его. Вот кольцо.

Рабыня подняла руку, вытащила из ноздри знак рабства, вложила его в ладонь Зиди, звякнув о ярлык.

– Вот ее вещи. – На камень у ног воина лег узелок. – Вот деньги.

Рабыня держала туго набитый кошель в руке, но не протягивала его Зиди, смотрела испытующе. И фигура у нее за спиной застыла, словно заледенела.

– Плохи ваши дела, я вижу, если к бывшему рабу обращаетесь, – поморщился баль. Не глядя на кошель, нагнулся, поднял легкую поклажу, распустил веревку, сунул узелок в один из двух мешков, притороченных к седлу. – А если понимаете, что когда в меня грязью бросаться будут и попутчицу мою забрызгают, совсем плохие. А ну как стрелы в меня полетят?

– Ты в кости широк, – без тени улыбки прошептала рабыня. – Прикроешь ее.

Снова раздраженно сплюнул на камень Зиди, поиграл желваками на скулах, выдавил нехотя:

– Не скрою, деньги мне нужны. Только отчего верите мне?

– Видели тебя на арене, – выдохнула рабыня, стиснув кошелек так, что пальцы побелели. – Хозяйка сказала, что нет в тебе грязи. Дури много, а грязи нет. Она видит. А уж смелости тебе тем более не занимать.

– Откуда она знает? Может быть, мне от страха едва и здоровая нога не отказала? – поморщился Зиди. – Дури много… Может быть, я перед выходом на арену два дня пил, чтобы недостаток смелости дурью заменить? А не боится, что сейчас грязи во мне нет, а при нужде появится? Не боится, что отъеду я подальше от крепостных ворот, да головенку набок ей сверну? Что мне напрягаться до Дешты, если деньги у нее с собой?

– Поклянись! – потребовала рабыня.

– Слова, они слова и есть, – усмехнулся баль.

– Алтарем Исс поклянись! – покачала головой рабыня.

Запнулся Зиди. Окинул беспомощным взглядом пустой двор, скользнул глазами по тяжелым облакам, затянувшим небо. Темной ночь будет. Ни звезды над головой, даже полная Селенга не пробьет ночным лучом тучи. Откуда они свалились ему на голову? Хозяйка эта щуплая, рабыня со знакомым разрезом глаз. Из корептов, что ли? Знает она, все про баль знает!