Берег черного дерева и слоновой кости (худ. С. Яровой) - Жаколио Луи - Страница 49

• Предыдущая
• 49/64
• Следующая

— Вы видите, — радостно сказал им Лаеннек, — что в ваше отсутствие мы исполнили самую опасную часть нашего труда, потому что этот слабый топор легко мог сломаться об узловатый ствол.

— Почему мы не можем помочь вам, любезный проводник! — ответил Барте.

— Ба! Каждому — свое ремесло; неопытные руки сразу сломали бы этот слабый инструмент. Теперь, господа, ручаюсь вам, что не пройдет и недели, как лодка будет сделана, и мы в состоянии будем продолжать путешествие, столь неприятно прерванное.

— Каким образом вы сладите с этим громадным деревом?

— Наружная форма не составляет для нас важности; мы впрочем обтесываем дерево как следует. Выдолбить его взялись Йомби и Кунье с помощью могучего помощника, о котором мы не подумали.

— Какого?

— Огня.

— Любезный Лаеннек, вы, право, приучили нас ко всем чудесам!

— Тут нет никакого чуда, господа. Наши два негра просто употребят способ туземцев, сгладят одну сторону ствола горизонтально, а потом день и ночь будут поддерживать костер, брать из него раскаленные уголья и покрывать ими пространство, которое надо выдолбить. Угасший уголь будет немедленно заменен другим, и искусно управляя операцией, чтобы не сжечь боков, мы получим через неделю прочную и удобную лодку. Самое главное — не оставлять пироги, пока она не будет окончена, потому что необходимо поддерживать огонь всегда в середине и на пространстве вдвое меньшем того, которое надо выдолбить. Потом очень легко отнять топором боковые выгоревшие части. Йомби в этом опытен, мы можем положиться на него.

— В самом деле, мужество, которое он выказал, стараясь с опасностью для жизни спасти лодку из волн, доказывает нам, что мы можем положиться на его преданность.

— Еще сегодня утром я сомневался, но теперь ручаюсь честью, если только роковая судьба не вздумает воздвигнуть нам препятствие, то не пройдет и пяти месяцев, как вы вернетесь в наше отечество… ваше отечество — сказал со вздохом бывший дезертир.

— Зачем поправлять ваше выражение, любезный Лаеннек, — ответил взволнованный Гиллуа, — мы надеемся вернуться туда вместе, и будьте уверены, что вам зачтут десять лет страданий в этой стране, где, может быть, бессознательный труженик цивилизации, вы тем не менее оказали большие услуги, способствуя уничтожению предрассудков негров, которые видят во всех белых — торговцев людьми.

— Это невозможно, господа, — сказал бедный Лаеннек, склонив голову, — я был осужден на смерть военным судом…

— Ваш проступок был не из таких, которые навсегда пятнают честь человека; теперь он заглажен. Разве вы считаете ни во что услугу, которую оказываете нам в эту минуту? Поверьте, суд нашего отечества сумеет оценить это. Притом ведь тот, кого вы ударили в минуту помешательства, не умер.

— Я был осужден на смерть, — сказал Лаеннек еще с большей энергией, — и никогда не увижу Бретань… Притом я обещал Гобби вернуться, а странник пустынь не изменяет своему слову.

— Как только мы вернемся, мы выхлопочем вам помилование. Оставьте нам надежду, что ваше решение тогда перестанет быть неизменным.

— Надежду! Какое прекрасное слово вы произнесли, господа! Если желаете, мы так назовем лодку, которая позволит нам оставить этот негостеприимный берег.

Молодые люди не настаивали более, но обещали себе, как только прибудут к берегам Банкоры, употребить все усилия, чтобы уговорить Лаеннека следовать за ними во Францию.

На закате солнца кедровый ствол, с которого сняли все ветви, был готов для долбления; Кунье и Йомби развели костер.

Чтобы не прекращались работы, путешественники переселились на рубеж леса, и когда Буана позвала их ужинать, отесанная поверхность будущей пироги уже дымилась от раскаленных угольев.

Страшная встреча Барте и Гиллуа в их прогулке занимала весь разговор вечером, и Йомби, который провел часть своей жизни в Габонских лесах, где водится горилла, нисколько не сомневался в победе этого зверя над буйволом.

Эта большая обезьяна, рост которой далеко превосходит человеческий, самое сильное животное в пустынях Центральной Африки; не вполне изученное и до сих пор, оно впервые послужило предметом серьезного наблюдения для неустрашимого дю Шалью; и несмотря на пристрастные рассказы некоторых путешественников, завидовавших великому исследователю Габона, ему мы и обязаны самыми подробными сведениями об этом странном животном.

Нельзя читать без трепетного любопытства о первой встрече мужественного путешественника с гориллой среди неизвестных развалин возле источников Ютамбенне.

«Мы начали рассматривать руины, возле которых селя; густой сахарный тростник рос на том месте, где прежде были дома; я поспешил нарвать несколько стеблей, чтобы попробовать их, но вдруг мои люди указали мне на одно обстоятельство, которое привело их в чрезвычайное смятение. Там и сям тростник был изломан на кусочки, которые валялись на земле изжеванные. Я узнал свежие следы гориллы, и сердце мое наполнилось радостью. Люди мои переглянулись и прошептали:

— Горилла!..

Идя по этим следам, мы скоро нашли отпечатки ног животного. Первый раз видел я эти следы, и то, что я испытывал, не может быть описано. Итак, я увижу это чудовище, свирепость, сила и хитрость которого так часто составляли предмет разговора туземцев, животное, едва известное цивилизованному миру, и за которым никогда не охотились белые люди! Сердце мое билось так сильно, что я боялся, чтобы звук этот не встревожил гориллу, и волнение мое дошло до такой степени, что превратилось почти в страдание.

Последам можно было угадать, что здесь было несколько горилл. Мы решились идти отыскивать их.

Когда мы вышли из стана, мужчины и женщины, оставленные нами, собрались в кучку. Ужас изображался на их лицах. Мионге, Макиуда и Нголе составили одну группу охотников, я и Ява — другую группу. Мы условились, что будем держаться недалеко друг от друга, чтобы в случае надобности подать взаимную помощь. Что касается остального, то тишина и меткость стрельбы были единственными предписаниями, которым надо было сделать,

Идя по следам, мы узнали, что здесь должно быть четыре или пять этих животных, и ни одно не казалось очень велико. Мы увидали, что все шли на четвереньках — обыкновенная походка гориллы; время от времени они садились жевать сорванный тростник.

Мы условились вернуться к женщинам и их караульным и посоветоваться, как действовать, когда узнаем, по какому направлению идти. Чтобы не возбудить внимания наших врагов, мы сначала отвели женщин на небольшую дорогу, где караваны выстроили несколько шалашей, которые могли служить убежищем. Туда спрятали женщин. Последние чрезвычайно боятся гориллы: так страшны рассказы, которые ходят между племенами о похищениях, совершаемых этим свирепым животным. Сделав это, приготовились отправиться на охоту.

Осмотрев еще раз наше оружие, мы пошли. Признаюсь, никогда в жизни не испытывал я такого нетерпения. Сколько лет слышал я о страшном реве гориллы, об ее изумительной силе, об ее мужестве, когда она ранена выстрелом. Я знал, что мы идем нападать на зверя, который опаснее леопарда.

Горилла самец и лев Атласских гор — два самых свирепых и самых сильных животных на всем континенте. Южный лев не может сравниться ни с тем, ни с другим по силе и мужеству. Кто знает, не горилла ли прогнала льва из той страны, где мы находились! Этот царь зверей, столь распространенный в других частях Африки, никогда не показывается в тех странах, где живет горилла.

Мы спустились с горы, прошли ручей по упавшему древесному стволу и приблизились к гранитным глыбам. У подножия их лежало сухое дерево громадной величины; мы приметили около него признаки недавнего присутствия горилл.

Мы приблизились с большими предосторожностями, разделившись на две кучки. Макиуда вел одну, я — другую. Приходилось обойти гранитную глыбу, за которой, как предполагал Макиуда, спрятались гориллы. С ружьем в руке, готовые стрелять, мы подвигались по густой чаще. Взглянув на моих людей, я удостоверился, что их одушевление было еще сильнее моего.

• Предыдущая
• 49/64
• Следующая