Необыкновенные приключения Геннадия Диогенова - Вилькин Яков Рувимович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/21
• Следующая

Генка угрюмо молчал.

— Ну, начинай, мы слушаем. Итак, тебя зовут…

— Диогенов.- Генка наконец решился поднять голову.- Диогенов, Генка,- уже смелее проговорил он и впервые посмотрел спрашивавшему в глаза. Глаза были зеленоватые, чуть прищуренные и очень внимательные. Казалось, они пронизывают насквозь, и, несмотря на то, что эти глаза смотрели совсем не строго, а даже наоборот — весело, Генка совсем растерялся и решил говорить только правду.

— Так, значит, Диогенов? А сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— А где работают твои родители?

— Мама ткачиха на тонкосуконном, а папа машинист на железной дороге.

— Где, где? — переспросил Алексей Никитич, и в голосе его прозвучало недоверие.

— Я же сказал — на железной дороге,- громче повторил Генка.

— На какой это железной дороге? — опять переспросил Алексей Никитич.

— Что значит — на какой? — изумился Генка.- На обыкновенной. На шпалах лежат рельсы, по ним ездит паровоз с вагонами, а папа управляет паровозом.

На этот раз уже все изумленно переглянулись. Алексей Никитич нахмурился.

— Ты достаточно взрослый мальчик, Гена, и должен понимать, что сейчас не время для шуток. Ты находишься на межпланетном корабле и прошел на него без разрешения. Этот поступок, если у тебя не было достаточно серьезных причин, ни в какие ворота не лезет. Ты должен понять это и отвечать серьезно.

Генка окинул взглядом обращенные к нему посуровевшие лица.

— Я и отвечаю серьезно,- чуть не плача, проговорил он.- Мой папа действительно работает машинистом на паровозе!

— Это возмутительный факт! — вспыхнул грузный мужчина с густой гривой белых волос.- В первый раз за свои семьдесят лет слышу, чтобы такой взрослый мальчик говорил неправду.

— Сами вы говорите неправду! — разозлился Генка.- Говорите, что вам семьдесят лет, а сами совсем на старика не похожи.

— Как ты смеешь! — с негодованием прикрикнула Нина, но Алексей Никитич предупреждающе поднял руку.

— Скажи-ка, Гена,- спокойно спросил он,- как называется книга, в которой ты прочитал о железной дороге, паровозах и машинистах?

— Разные есть книги…- Генка пожал плечами.- Но во всех что-нибудь обязательно написано или про паровозы, или про автомобили.

— А какие ты знаешь марки автомобилей? — быстро спросил Алексей Никитич, и по наступившей вдруг тишине Генка почувствовал в вопросе какую-то ловушку.

Тщательно подбирая слова, он стал перечислять:

— «Победа», «Волга», «Москвич» — это легковые. Ну, еще «Запорожец». Потом грузовые — МАЗ, ГАЗ…- Генка запнулся и нерешительно добавил: — Есть еще самосвалы…

— Странно,- сказал кто-то, но Алексей Никитич опять предостерегающе поднял руку.

— Скажи, Гена,- медленно спросил он,- а на каком тонкосуконном комбинате работает твоя мама?

— Как на каком? — Генка снова пожал плечами.- На котором материю ткут. А находится он около Западного моста, возле станции, там еще трамваи поворот делают. Только вход теперь с другой стороны, с улицы Мясникова. А живем мы на улице Обувной…

— Тут что-то не так,- задумчиво произнес Алексей Никитич и даже покачал головой. Несколько секунд в рубке царила тишина.

Мужчина, утверждавший, что ему семьдесят лет, поднялся и, придерживаясь за кресла, подошел к Генке.

— Слушай, мальчик,- голос его звучал вкрадчиво,- а ты, случаем, не слыхал, что такое папироса?

— Штука такая, с табаком,- оживился Генка.- Есть «Беломор» — его папа курит, «Казбек», «Любительские», есть сигареты всякие: в красных пачках-«Прима», потом с собачьей головой — «Лайка». Еще есть сигары, толстые такие, из одного табака, без бумаги. Их капиталисты курят.

— Да, историю он изучил основательно,- восхищенно заметил кто-то.

— Боюсь, что слишком основательно,- задумчиво проговорил «старик» и, мягко улыбнувшись, отстегнул Генку от кресла.- Идем-ка, дружок, со мной. Понимаешь, я врач, зовут меня Сергей Ильич.

Поскольку ты теперь тоже член нашего экипажа, мне нужно проверить твое здоровье,- и, придерживая Генку за локоть, Сергей Ильич повел его к выходу. У порога Генка обернулся. Столпившись вокруг Алексея Никитича, члены экипажа тихо переговаривались, с состраданием поглядывая на Генку. Генка вздохнул и, не оглядываясь больше, поплыл по круглому коридору вслед за доктором.

Комната, куда Сергей Ильич привел Генку, ничем не напоминала врачебный кабинет. Здесь не было никаких приборов, не было заставленных стеклянными банками и никелированными инструментами шкафов. На одной из стен помещалось несколько экранов, как у телевизора, на которых застыли разноцветные стрелки.

Доктор уложил Генку на откидную сетку и стал пристраивать к его голове, запястьям и щиколоткам тонкие трубочки с мягкими присосками на концах.

— Аппарат диагностики,- коротко пояснил он, заметив вопросительный Генкин взгляд.

Надвинув на голову рамку с наушниками, он подошел к одному из экранов и стал подкручивать пластмассовые рукоятки. Скосив глаза, Генка видел, как заплясали на экране разноцветные стрелки. Несколько минут Сергей Ильич сосредоточенно следил за этим танцем, одновременно прислушиваясь к шороху в наушниках, затем пожал плечами и подошел ко второму экрану. Экран засветился, и Генка с изумлением увидел на нем изображение человеческой головы, усеянное слабо мерцающими точками.

— Так повтори, пожалуйста, Геннадий, какие ты знаешь марки папирос,- поглядывая то на экран, то на белую ленту, выползающую откуда-то снизу, попросил Сергей Ильич.

Скучным голосом Генка стал повторять все, что говорил раньше. Вдобавок он еще вспомнил сигареты «Памир» и папиросы «Север» и «Прибой».

— А на паровозе ты катался? — продолжал спрашивать Сергей Ильич.

— Еще бы! — с гордостью ответил Генка, но тут же честно признался: — Нет, на паровозе только два раза, меня папа брал. А вот в вагонах даже не помню сколько. И билеты в кассе покупал…

— Би-ле-ты,- с расстановкой повторил Сергей Ильич и вдруг нерешительно спросил: — А ты не знаешь, сколько стоил, ну, предположим, в середине двадцатого века килограмм черного хлеба?

— В 1961 году буханка украинского стоила 14 копеек,- без запинки ответил Генка и хотел добавить, что мама очень часто поручала ему купить хлеб, но тут неожиданная мысль заставила его замолчать и плотно сжать губы. Он вспомнил, что сейчас, в 20.. году, деньги давно уже отменены, вспомнил, какие недоуменные лица были у всех, когда он заговорил о папиросах, о которых это новое общество, очевидно, уже ничего не знает, и понял, что лучше всего ему самому рассказать все по порядку. И то, что он не тот, за кого его принимают, и что он действительно родился в середине двадцатого века, и как он попал в 20.. год.

Инстинктивно Генка схватился за карман и тут с ужасом вспомнил, что все его вещи вместе с замечательными «Диогеновыми часами» — драгоценной машиной времени — остались в ящике для ненужных вещей в «Пункте обмена обуви и одежды». Окончательно растерявшись, он тупо уставился в потолок. Сергей Ильич что-то говорил. Генка слышал его тревожный голос, но смысл сказанного не доходил до его сознания.

Только когда доктор стал торопливо снимать с Генки присоски и отстегивать ремни крепления, он разобрал наконец его слова.

— Ничего, ничего, дружок. Ничего страшного, просто сильное нервное истощение.- Голос Сергея Ильича звучал ласково и дружелюбно.- Историю ты, очевидно, знаешь отлично, только сейчас ни о чем не говори, отдыхай, не волнуйся — и все будет в порядке. Ты, конечно, знаешь, что паровозы давно канули в вечность, так же, как папиросы и трамваи. Разве ты не прибыл на космодром в воздушном лайнере или в подземном экспрессе? Молчи, молчи,- заторопился он, хотя Генка и так молчал.- Тебе нужно хорошенько отдохнуть, а потом, когда подлечишься, ты сможешь опять читать все, что тебе заблагорассудится, хоть об ископаемых ящерах…

— Динозаврах,- с горечью подсказал Генка.

— Вот-вот, и о динозаврах,- преувеличенно бодро подхватил Сергей Ильич.- Только сейчас, пожалуйста, ни о чем не думай и ничего не вспоминай. К тебе придет Нина, она с тобой побудет. Вы посмотрите в окошко. Скоро будем подлетать к Марсу. Он отсюда гораздо красивее, чем в стереокино. Договорились?

• Предыдущая
• 16/21
• Следующая