Живописец и оборотень - Сильверберг Роберт - Страница 2

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая

– Подождите! – крикнул художник. – Я бы хотел поговорить с вами.

Но рядом уже никого не было.

Несколькими днями позже он собирал хворост и вдруг почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Боясь, что метаморф опять исчезнет, он быстро сказал ему:

– Я поймал билантона и собираюсь его зажарить. У меня слишком много мяса. Может быть, вы разделите со мной обед?

Метаморф улыбнулся (вернее, Нисмайл принял за улыбку ту загадочную тень, которая промелькнула у него на лице, хотя она могла означать что угодно) и, как бы соглашаясь вступить в контакт, вдруг изменил свой облик, став точной копией Нисмайла – та же коренастая фигура, те же темные проницательные глаза и черные, до плеч, волосы. Художник вздрогнул от удивления и неожиданности и испуганно заморгал глазами. Придя в себя, он улыбнулся и, решив согласиться на такую необычную форму общения, сказал:

– Замечательно! Мне всегда хотелось узнать, как вы это делаете. – Он поманил его рукой. – Пойдемте! Пока билантон будет жариться, мы поговорим с вами. Вы ведь понимаете наш язык, не так ли? – Было как-то непривычно вести беседу с точной копией самого себя. – Скажите что-нибудь. Здесь поблизости расположена деревня метаморфов? Или пьюриаров… – поправился он, вспомнив, что сами метаморфы называли себя именно так. – Здесь, в джунглях, много живет пьюриаров? – Он снова сделал манящий жест рукой. – Пойдемте в мою хижину. Мы разведем огонь. У вас нет вина? Вы знаете, вино – это единственное, чего мне здесь очень не хватает, хорошее, крепкое вино, которое делают в Малдемаре. Наверное, мне уже и не придется выпить его. Но ведь в Зимроле тоже делают какое-то вино, не так ли? Ну скажите хоть что-нибудь.

Но на лице метаморфа появилась похожая на ухмылку гримаса. Она придала ему какое-то грубое и странное выражение, не свойственное лицу Нисмайла, и метаморф принял свой прежний облик. Развернувшись, он зашагал прочь.

Нисмайл еще некоторое время надеялся, что тот вернется с вином, но так никого и не дождался. Странные существа, думал он. Может быть, они сердятся на то, что он обосновался на их территории? А может, наблюдают за ним, опасаясь, что его послали на разведку перед переселением сюда людей?

Странно, но пока он чувствовал себя в безопасности. Метаморфов всегда считали злобными и агрессивными. Конечно, они были непонятными существами, вызывающими у людей суеверный страх. Множество легенд ходило о набегах метаморфов на человеческие поселения. Это и понятно – издавна затаили в себе метаморфы горькую обиду и ненависть к людям, которые вторглись в их мир и выселили из родных мест в дикие джунгли. Нисмайл всегда считал себя чертовском доброжелательным, неспособным никому причинить зла, и поэтому надеялся, что метаморфы каким-нибудь внутренним чутьем поймут: он пришел сюда не как враг. Он очень хотел стать им другом. После стольких дней одиночества и безмолвия он с удовольствием пообщался бы с этими странными существами, может, даже написал бы кого-нибудь из них. Уже не раз думал он об этом – так хотелось снова испытать чувство творческого экстаза, когда душа, отделившись от плоти, соприкасается с полотном и создает на нем те образы, которые способен увидеть и почувствовать только он один! Теперь он уже не мечущийся от неудовлетворенности художник, каким был у себя на родине, и эта внутренняя перемена несомненно должна найти свое отражение в его работах.

Несколько дней он размышлял над тем, как ему завоевать доверие метаморфов, заставить их преодолеть ту скованность и пугливость, которые мешают установлению контакта. Со временем, думал он, они привыкнут к нему, начнут разговаривать, примут приглашение разделить с ним еду, а потом, возможно, кто-то согласится позировать…

Но шли дни, а ему больше не встретился ни один метаморф. Он бродил по лесу, с надеждой вглядываясь в густые заросли, спускаясь в глубокие, сырые овраги, но метаморфов нигде не было. Он решил, что поторопился установить с ними контакт и спугнул их. Правда, это несколько не соответствовало всеобщему представлению об их злобности и агрессивности. Но как бы там ни было, он постепенно начал терять надежду сойтись с ними поближе. В общем-то, Нисмайл не особо страдал от одиночества, но сознание того, что где-то рядом живут разумные существа, с которыми он не может посещаться, начало наводить на него тоску, вынести которую было нелегко.

Однажды теплым влажным днем, спустя несколько недель после последней встречи с метаморфом, Нисмайл купался в глубокой запруде, образованной ниже по течению реки нанесенной сюда галькой, недалеко от своей хижины. И вдруг он увидел стройную фигуру, промелькнувшую в густых зарослях голубоватого кустарника у самой воды. Он стал быстро карабкаться на берег, царапая о камни колени.

– Подождите! – закричал он. – Пожалуйста, не пугайтесь… не уходите…

Фигура исчезла, но Нисмайл продолжал судорожно пробираться сквозь кусты и через несколько минут увидел ее снова у огромного дерева с ярко-красной кроной.

Он резко остановился, увидев перед собой не метаморфа, а самую обыкновенную женщину, вернее, молодую, изящную девушку. Она стояла совершенно обнаженная. У нее были густые золотисто-каштановые волосы, узкие плечи, маленькая грудь и весело блестящие глаза. Она, по-видимому, совсем не испугалась его – лесная фея, которой, очевидно, доставило удовольствие вовлечь его в эту маленькую погоню. Пока он стоял, в изумлении разинув рот, она не спеша разглядывала его, а потом, звонко рассмеявшись, сказала:

– Вы весь поцарапались. Разве можно так неосторожно бегать по лесу?

– Я боялся, что вы исчезнете.

– О! Я и не собиралась убегать далеко. Вы знаете, я ведь уже давно наблюдаю за вами. Вы живете в той хижине, правильно?

– Да. А вы? Где вы живете?

– Где придется, – беззаботно ответила она.

Он с удивлением взглянул на нее. Ее красота восхищала его, а бесстыдство ставило в тупик. Он уже было подумал, не галлюцинация ли это.

Иначе откуда ей здесь взяться? И что может делать в диких джунглях человеческое существо в одиночестве, да к тому же совсем голое?

Человеческое существо? Конечно, нет. Нисмайл вдруг понял это, и его охватила тоска, как, бывало, в детстве, когда снилось что-то очень желанное, а утром приходилось с грустью сознавать, что это только сон.

Вспомнив, с какой легкостью метаморф принял его облик, Нисмайл вынужден был смириться с печальной реальностью – конечно, это их проделки. Он внимательно изучал девушку, стараясь найти на ее лукавом, бесстыдном лице подтверждение своей догадки: резко очерченные скулы, раскосые глаза. Но внешне она ничем не отличалась от обычного человека. И все же, чем дольше он думал о том, что встретить здесь себе подобное существо практически нереально, тем глубже была его уверенность, что перед ним – настоящий метаморф.

Но он не хотел верить в это, и потому решил ничем не выдавать себя, надеясь, что она, не заметив его подозрений, сохранит хотя бы внешний девичий облик.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Сариза. А вас?

– Нисмайл. Где вы живете?

– В лесу.

– Значит, где-то здесь есть поселок?

Она пожала плечами.

– Я живу сама по себе.

Она направилась к нему, и он почувствовал, как напрягаются его мускулы и полыхают щеки. Она тихонько прикоснулась к царапинам и ссадинам на его груди и руках.

– Болит?

– Немного. Надо бы промыть их.

– Да. Давайте вернемся к пруду. Туда есть дорога получше, чем та, по которой бежали вы. Идите за мной.

Она раздвинула густые заросли папоротника и показала ему узкую, хорошо утоптанную тропинку. Еще мгновение – и она легко и быстро побежала вперед, а он – за ней, любуясь на ходу грациозностью ее движений, волнующей игрой мышц спины и ягодиц. Он бросился в пруд и сразу почувствовал, как холодная вода успокаивает жгучую боль его исцарапанного тела. Когда они вылезли на берег, ему страшно захотелось притянуть ее к себе и заключить в объятия, но он сдержался. Они уселись на замшелом берегу. Ее озорные глаза блестели.

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая