Разум и чувство (другой перевод) - Остин Джейн - Страница 69

• Предыдущая
• 69/78
• Следующая

– Слава богу, мы одни. Ты даже не представляешь, Элинор, насколько я счастлива. Я узнала от полковника Брэндона, что он любит Марианну.

Элинор, одновременно довольная и огорченная, но вовсе не удивленная, слушала молча.

– Я знаю, что ты никогда не была похожа на меня, моя милая Элинор, не то меня потрясла бы твоя сдержанность в такую счастливую минуту. Если бы я хотела пожелать для всех нас величайшего блага, то не задумываясь сказала бы: «Пусть полковник Брэндон станет мужем одной из моих дочерей». Но я уверена, что из вас двух Марианна будет с ним более счастлива.

Элинор совсем уже хотела поинтересоваться, откуда у нее такая уверенность, хотя отлично понимала, что суждение матери не опирается на беспристрастное сравнение их возраста, характера и чувств. Но она знала, что ее мать, если что-нибудь ее особенно занимает, всегда в воображении уносится очень далеко, забывая о доводах рассудка, поэтому промолчала и ограничилась улыбкой.

– Он открыл мне свое сердце вчера в дороге. Произошло это совершенно случайно. Надеюсь, ты понимаешь, что я была способна говорить только о моей бедной девочке, о моем горе. Но тут я заметила, что он тоже искренне страдает, причем сила его горя не уступает моей. Возможно, он подумал, что простая дружба не предполагает столь горячего и искреннего сочувствия, а может быть, просто подчинился внезапному порыву, не знаю… Но как бы там ни было, он поведал мне о своей давней и нежной привязанности к Марианне. Представь себе, моя дорогая Элинор, он полюбил ее с первого взгляда, с первой минуты…

Тут Элинор про себя заметила, что действительные признания полковника Брэндона уже сменились плодами богатой фантазии миссис Дэшвуд, которая частенько разыгрывалась не на шутку.

– Его чувство – горячее, искреннее и постоянное – бесконечно превосходило то, что испытывал или изображал Уиллоби. Представь, оно не угасло даже во время злосчастного увлечения Марианны этим недостойным молодым человеком. Полковник начисто лишен эгоизма, даже простого самолюбия! Он готов отказаться от надежды на собственное счастье, лишь бы видеть радостной и довольной ее! Лишь бы она была счастлива, пусть даже с другим. Какое благородство! Какая прямота! Какая сердечность! Вот уж кто никогда не обманет!

– Репутация полковника Брэндона как превосходнейшего и благороднейшего человека широко известна, – сказала Элинор.

– Я знаю, – серьезно ответила мать. – Иначе после полученного урока я бы ни за что не решилась поощрять подобное чувство и даже, скорее всего, не одобрила бы его. Но, приехав за мной, он показал себя таким деятельным и заботливым другом, что я получила достаточное свидетельство того, что он достойнейший из достойных.

– Это доказывается не единственным его добрым поступком, – возразила Элинор, – к которому могла подтолкнуть одна только страсть. Миссис Дженнингс и Мидлтоны знают его давно и близко. Они его искренне любят и уважают. Даже я, хотя мы познакомились недавно, успела хорошо узнать и высоко оценить этого человека. Право называть его братом я несомненно сочту за честь, если только поверю, что Марианна будет с ним счастлива. А какой ответ вы ему дали? Позволили надеяться?

– Ах, доченька моя! О какой надежде могла идти речь, если в тот момент я даже не знала, жива ли Марианна? Да он и не просил у меня разрешения надеяться или моей помощи. Его признание было невольным, он просто почувствовал настоятельную необходимость излить кому-нибудь душу, найти хотя бы какое-нибудь утешение… Он вовсе не просил о моем согласии. Но все-таки я сказала, что если Марианна сумеет побороть болезнь, на что я всей душой надеюсь, то для меня будет величайшим счастьем всемерно способствовать их браку. Когда мы приехали сюда, где нас ожидала величайшая радость, я повторила свои слова и предложила свою поддержку. Я сказала ему, что время все исправит. Марианна не станет долго тосковать по недостойному человеку и, несомненно, будет покорена его многочисленными положительными качествами.

– Однако, судя по мрачности полковника, вам не удалось вселить в его сердце надежду?

– Увы! Он считает, что чувство Марианны слишком сильно и глубоко, и нужен достаточно длительный срок, чтобы ее сердце стало свободным. Нет-нет, он готов ждать, но дело в том, что он очень скромен и застенчив, он даже не верит, что при такой разнице в возрасте и таком несходстве характеров ему удастся добиться от нее взаимности. Что касается меня, то я уверена, что в этом он очень ошибается. Конечно, полковник старше ее, но ровно настолько, чтобы его характер успел сформироваться, а нравственные принципы – сложиться. Что же до его характера, то он именно таков, чтобы обеспечить счастье твоей сестры. В его пользу также говорит внешность, манеры… И не думай, пожалуйста, что пристрастность не дает мне видеть вещи в их истинном свете. Вовсе нет. Я понимаю, что он не так красив, как Уиллоби, но зато в его облике куда больше благородства. Если помнишь, я говорила тебе, что в глазах Уиллоби часто мелькает что-то крайне неприятное.

Элинор такого не помнила, но миссис Дэшвуд вовсе не ждала ее ответа. Она с воодушевлением продолжила:

– А манеры полковника мне нравятся несравненно больше, чем манеры Уиллоби, и я не сомневаюсь, что Марианна тоже это видит. Его мягкость, искреннее внимание к другим, мужественность, простота – все это куда ближе Марианне, чем искусственная и неуместная пылкость Уиллоби. Я убеждена, что, даже не поступи Уиллоби столь подло, Марианна все равно не нашла бы с ним счастья, во всяком случае такого полного, как с полковником Брэндоном.

Миссис Дэшвуд, слегка утомившись, умолкла. Элинор не была с ней согласна, но поостереглась высказывать свои возражения и ничем не ранила материнской чувствительности.

– Она будет жить в Делафорде, а значит – неподалеку от меня, – мечтательно добавила миссис Дэшвуд, – даже если я останусь в Бартоне. Но я надеюсь, что там отыщется небольшой дом или коттедж, в котором мы сможем устроиться не хуже, чем в Бартоне.

Бедная Элинор. Все кому не лень хотят поселить ее в Делафорде! Но и тут она сохранила бесстрастность.

– К тому же у него имеется состояние. В мои годы уже нельзя об этом не думать. Конечно, я не знаю, каким капиталом он обладает, но не сомневаюсь, что немаленьким.

На этом разговор пришлось прервать, поскольку уединение матери и дочери было нарушено. Элинор поднялась к себе, желая как следует обдумать услышанное. Она мысленно пожелала успеха доброму другу и с трудом подавила прилив острой жалости к Уиллоби.

Болезнь Марианны была тяжелой, изнурительной и вызвала упадок сил, но все же юность и крепкая от природы конституция победили. Выздоровлению немало способствовало присутствие горячо любимой матери, и уже через четыре дня после приезда миссис Дэшвуд Марианна смогла спуститься в гостиную миссис Палмер. По ее настоянию туда пригласили полковника Брэндона. Ей не терпелось поблагодарить его за то, что он привез миссис Дэшвуд в Кливленд.

Когда он вошел в комнату и увидел, как изменилась Марианна, то сначала смог лишь молча взять ее бледную руку, которую она ему тотчас протянула. Однако его чувства, решила Элинор, были вызваны не только любовью к ее сестре и сознанием, что об этой любви знают другие. Грустный взгляд, который он устремил на больную, тревожное выражение лица – все это говорило о том, что сходство между Марианной и Элизой, о котором он вскользь упомянул, напомнило ему о невеселом прошлом, тем более что это сходство теперь явно усугубилось бледностью лица, темными кругами под глазами и даже словами искренней признательности за неоценимую услугу.

Миссис Дэшвуд следила за происходящим не менее внимательно, чем Элинор, но ее занимали совсем другие мысли, поэтому она не заметила в словах полковника ничего, что нельзя было бы объяснить естественными чувствами. А в поступках и словах Марианны она поспешила усмотреть первые признаки чего-то большего, чем простая благодарность.

• Предыдущая
• 69/78
• Следующая