Морской волк. Рассказы рыбачьего патруля - Лондон Джек - Страница 37

• Предыдущая
• 37/84
• Следующая

– Бумага и чернила! – рассмеялась она. – И, увы, пишущая машинка!

– Так вы – Мод Брюстер! – спокойно и уверенно проговорил я, как будто обвиняя ее в каком-то преступлении.

Она с любопытством взглянула на меня.

– Откуда вы знаете?

– Ведь я не ошибся? – ответил я вопросом.

Она кивнула головой. Теперь для Вольфа Ларсена пришел черед удивляться. Это магическое имя ничего не говорило ему. Я был горд тем, что оно говорило мне, и в первый раз за долгое время я ясно сознавал свое превосходство над этим человеком.

– Я помню, как я раз писал рецензию на тоненький томик… – начал я, но она перебила меня.

– Вы! Вы…

Она смотрела на меня широко раскрытыми, изумленными глазами.

– Гэмфри ван-Вейден! – докончила она и со вздохом облегчения добавила: – Я так рада! Я помню вашу статью, – поспешно продолжала она, заметив неловкость своего последнего замечания, – в которой вы слишком польстили мне.

– Ничуть, – галантно возразил я. – Не подрывайте мое реноме критика. Впрочем, все мои коллеги были со мной заодно. Разве Лэнг не причислил ваш «Вынужденный поцелуй» к четырем лучшим сонетам, написанным на английском языке женской рукой?

– Вы очень любезны, – проговорила она.

Изысканность ее слов и манер пробудила в моей душе множество ассоциаций, напомнивших мне о прежней жизни, на другой стороне земного шара. Я ощутил острую тоску по родине.

– Итак, вы – Мод Брюстер! – торжественно произнес я, смотря на нее.

– Итак, вы – Гэмфри ван-Вейден! – ответила она, глядя на меня, с такой же торжественностью и уважением. – Как все это странно! Не должны ли мы ждать от вашего трезвого пера какой-нибудь фантастической морской повести?

– О, нет, уверяю вас! Я не собираю материалов, – ответил я. – У меня нет ни способностей, ни склонностей к беллетристике.

– Скажите, почему вы всегда прятались у себя в Калифорнии? – спросила она меня. – Это нелюбезно с вашей стороны. Мы, на востоке, почти не видели вас.

– Но я раз чуть не встретился с вами в Филадельфии. Вы читали там лекцию о Броунинге. К несчастию, мой поезд опоздал на четыре часа.

За этим разговором мы совершенно забыли, где мы находимся, и забыли про Вольфа Ларсена, безмолвно внимавшего нашей болтовне. Охотники встали из-за стола и ушли на палубу, а мы все еще сидели и говорили. С нами оставался только Вольф Ларсен. И вдруг я заметил, что он, откинувшись на стуле, с любопытством прислушивается к языку неведомого ему мира.

Я оборвал на полуслове. Настоящее, со всеми его опасностями и тревогами грозно встало предо мной. Мисс Брюстер взглянула на Вольфа Ларсена, и прежний ужас проснулся у нее в глазах.

Он встал на ноги и неловко рассмеялся металлическим смехом.

– О, не обращайте на меня внимания! – с деланно-скромным видом произнес он. – Не считайтесь со мной. Продолжайте, продолжайте, прошу вас!

Но поток нашего красноречия уже иссяк, и мы тоже, с неловким смехом, поднялись из-за стола.

Досада Вольфа Ларсена на то, что мы с Мод Брюстер игнорировали его в нашем разговоре, искала себе выхода, и жертвой ее стал Томас Мэгридж. Он не переменил ни своих привычек, ни своей рубашки, хотя о рубашке он утверждал противное. Но ее вид опровергал его слова, а скопление жира на печке и на кастрюлях не свидетельствовало и об общей опрятности.

– Я предостерегал тебя, повар, – сказал Вольф Ларсен. – Теперь пора проучить тебя.

Лицо Мэгриджа побледнело под слоем сажи, и, когда Вольф Ларсен вызвал двух матросов с веревкой, несчастный повар обратился в бегство и, как безумный, заметался по палубе, преследуемый хохочущим экипажем. Выкупать его за бортом было для них большим удовольствием, так как он по-прежнему посылал на бак самую отвратительную стряпню. Обстоятельства благоприятствовали этой затее. «Призрак» скользил по спокойной поверхности моря со скоростью не более трех миль в час. Но Мэгриджу купанье не улыбалось. Вероятно, он видел раньше, как это делается. Кроме того, вода была очень холодна, а он был далеко не крепкого здоровья.

Как всегда в таких случаях, подвахтенные и охотники высыпали на палубу, предвкушая забаву. Мэгридж, по-видимому, боялся воды, как кошка, и выказывал необычайное проворство, которого мы от него совсем не ожидали. Загнанный в угол, он ловко вскочил на крышу каюты и побежал к корме. Когда преследователи опередили его, он повернул и, промчавшись над кухней, снова спустился на палубу. Гнавшийся за ним гребец Гаррисон начал настигать его. Но Мэгридж, внезапно подскочив, ухватился за снасти и повис на руках. Это произошло неожиданно. Качнувшись и выставив вперед ноги, он угодил ими Гаррисону прямо в живот. Матрос глухо вскрикнул и упал на палубу.

Аплодисменты и хохот приветствовали этот подвиг, а Мэгридж, увернувшись от одной половины своих преследователей у фок-мачты, уже мчался к корме, проскальзывая между остальными, словно форвард на футбольном поле. Он улепетывал с такой быстротой, что наконец поскользнулся и упал. Нильсон стоял в это время на руле, и повар, падая, своим телом сшиб его с ног. Оба покатились по палубе, но встал один лишь Мэгридж. Как это ни странно, но его тщедушное тело переломило ногу сильного матроса, как соломинку.

На руль стал Парсонс, и преследование продолжалось. Обезумев от страха, Мэгридж носился по палубе. Матросы улюлюкали, кричали, охотники хохотали и подбадривали беглеца. У переднего люка Мэгриджа настигло сразу трое, но он ускользнул от них, как угорь, с окровавленной губой и разодранной в клочья рубашкой, и прыгнул на ванты. Он карабкался по ним все выше и выше, на самую верхушку мачты.

Несколько матросов вслед за ним взобрались на реи, а двое, Уфти-Уфти и Блэк, гребец Лэтимера, продолжали подниматься, цепляясь руками за тонкие стальные штаги.

Это было опасное предприятие, так как им приходилось висеть на руках в ста футах над палубой, и трудно было защищать головы от ног Мэгриджа. Повар дико лягался, пока наконец канак, повиснув на одной руке, другой не схватил его за ногу. Блэк проделал то же со второй ногой. Тогда все трое сплелись в один качающийся клубок и, продолжая бороться, соскользнули на марс, в объятия поджидавших их там товарищей.

Воздушная битва окончилась. Мэгридж визжал и невнятно бормотал что-то. На губах у него выступила кровавая пена. Когда его доставили на палубу, Вольф Ларсен сделал из веревки петлю и продел ему под мышки. После этого повара подхватили и швырнули в море. Сорок, пятьдесят, шестьдесят футов размоталось, когда наконец Вольф Ларсен крикнул: «Закрепить!» Уфти-Уфти навернул веревку на битсы, она натянулась, и «Призрак», рванувшись вперед, выдернул повара на поверхность.

Это было жалкое зрелище. Он не мог утонуть, но переживал все муки утопающего. «Призрак» подвигался очень медленно, и только когда волна приподнимала его корму, он вытаскивал несчастного на поверхность и давал ему короткую передышку. Потом веревка ослабевала, и повар вновь погружался в воду.

Я совсем забыл о существовании Мод Брюстер и вспомнил о ней лишь тогда, когда она вышла наверх и приблизилась ко мне. Это было ее первое появление на палубе. Команда встретила ее гробовым молчанием.

– Что тут происходит? – спросила она.

– Спросите капитана Ларсена, – сдержанно и холодно ответил я, хотя во мне кровь кипела при мысли, что она может стать свидетельницей такой жестокости.

Она собиралась последовать моему совету, как вдруг ее глаза упали на Уфти-Уфти, который в двух шагах от нее, грациозно изогнувшись, держал конец веревки.

– Вы удите рыбу? – спросила она.

Он не ответил. Его глаза, пристально устремленные на море, внезапно блеснули.

– Акула, сэр! – крикнул он.

– Тащи! Живо! Все навались! – скомандовал Вольф Ларсен, и сам первый подскочил к веревке.

Мэгридж услыхал предостерегающий крик канака и дико завопил. Я увидел разрезавший воду черный плавник, догонявший повара с большей быстротой, чем мы успевали подтаскивать его к шхуне.

• Предыдущая
• 37/84
• Следующая